Любимый с твоими глазами
Шрифт:
– Тогда мне точно дадут еще пару недель. Погуляем по Питеру, сходим в театр… Эм… хочешь? Можем слетать с бабушкой на море. А хочешь? Съездим в Карелию.
– Мне все равно, лишь бы с тобой.
– Тогда решим, - мягко целую его в щечку, а когда хочу отстраниться, он вцепляется мне в шею и крепко обнимает.
В носу тут же свербит. Мне так стыдно становится, что я не замечала своего ребенка…но ему не это нужно. Давид вдруг шепчет…
– Мам, мне очень жаль, что твой папа умер…
Господи. Нет, теперь я точно не смогу сдержаться и начну плакать, прижимая сына к груди. Чувствую, что вот-вот прорвет, словно плотину, которую я пытаюсь укрепить руками, а без толку это. Бессмысленно. Все знают, что так ты напор не сдержишь, да и рано или поздно он все равно вырвется.
Но только не перед Давидом…он и так слишком сильно напуган и расстроен. Нет. Только не перед ним!
Титаническим усилием я все-таки заставляю свою истерику перенестись на пару часов дальше, выдыхаю и отрываюсь от Давида с улыбкой.
– Спасибо, малыш. Ну все? Пошли?
– Мам?
– М?
– А папа с нами поедет в отпуск? Можно было бы в ту деревню…
– Извини, малыш, но в ту деревню мы не вернемся, а папа…
А что папа? Олег рядом. Он тоже помогает, как может. Например, как-то извернулся и ускорил процесс выдачи тела, а еще нас с сыном не коснулось расследование. Молодой следователь Алексей вызывал меня к себе всего один раз и то «для галочки». Протокол уже был составлен, и вопросов мне никто не задавал — только подпись поставила и ушла. Краем уха я слышала, что такая щедрость благодаря Алене: это она привлекла этого парня, у которого, как оказалось, очень влиятельный отец. Также, благодаря их общим усилиям, моего отца не коснулось страшное клеймо «убийцы». Своей «бравой» командой они вытащили на свет все грехи Кистаева, поэтому версия следствия была таковой: бывший мэр Тулы, больной, изнемождённый, защищался до последнего перед лицом криминального элемента, который проник во власть путем темных инсинуаций.
И это все ради меня.
Я знаю, что ни Алене, ни Андрею, тем более Олегу не нужно было обелять всеми правдами и неправдами имя моего отца, а мне очень. Я не говорила, но хотела бы, чтобы его запомнили, как человека, который выбрал для себя больше «светлых ингредиентов». Мне это было действительно важно.
– Алис?
– мама тихо стучит три раза и открывает дверь, - Вы готовы?
Мне хочется спросить и ее: а ты? Но она готова. За шесть лет мама излечилась от своей боли благодаря дяде Жене. Чудесный мужчина, я никогда не устану это повторять, и как же я ему благодарна, черт возьми! Много лет назад, когда мы только переехали в Санкт-Петербург, мама была разбита. Если бы не он, была бы разбита до сих пор. Ей, конечно, сложно и сейчас. Я вижу это по теням, залегшим под красными глазами, вижу по печали, но она целая. Спасибо за это.
– Да.
– Олег приехал…
Мама говорит аккуратно, боится меня спровоцировать? Боится открыть эту тему? Но я знала, что он приедет, и даже не потому что вчера перед сном он мне это сам сказал, когда звонил. Просто иначе невозможно — он от меня не отходит. По возможности, конечно, но нет. Не отходит. Сейчас я об этом не хочу думать — слишком много всего, — но когда-нибудь, когда я переживу потерю, обязательно буду благодарна. Я ведь тоже целая, как ни крути…
***
На тульское кладбище мы приезжаем раньше назначенного времени, надо ведь все проверить и подготовить, во всем убедиться. Этим занимается Олег. Он оставляет на моем виске нежный поцелуй и уходит вместе с дядей Женей, а мы с мамой и Давидом стоим на улице.
Холодно.
Не знаю, замечали ли вы, что на кладбище всегда холоднее, чем в любом другом месте? Наверно, это психосоматика чистой воды, а все равно… аж до костей продирает…
– Мам… - Давид дергает меня пару раз за юбку и шепчет, - Я пuсать хочу.
Ох боже… я как-то теряюсь. Даже не знаю, куда его можно сводить, но меня выручает мама. Она мягко касается моей руки и кивает.
– Я его свожу. Там кафе есть напротив, не переживай.
Черт, я чувствую себя просто дурой! Какой-то совсем беспомощной, слишком кисельной. Слабой. Я такой уже сто лет не была! Что же со мной происходит…
– Алис?
Оборачиваюсь на голос и сразу замираю. Не доходя до меня стоит Алена. На ней черный брючный костюм, а в руках букет белых роз, и мне не надо считать, чтобы знать: четное количество. Это папе.
– Я не уверена, что ты захочешь меня видеть…
Я тоже.
– Но… я просто хотела выразить тебе свое сочувствие и отдать должное твоему отцу.
Алена делает ко мне аккуратный шаг, а я хмурюсь сильнее.
– Я думала, что ты его ненавидишь.
– Как бы я не считала, он очень многое сделал для этого города.
– Ага! А вот и ты, сучка!
Появление второго действующего лица сродни грому среди ясного неба. Моя бывшая свекровь, одетая в яркий, по-летнему веселый костюм, идет в нашу сторону быстро и решительно. Это на фоне аккуратной и деликатной Алены очень сильно бросается в глаза, и окончательно сбивает меня с толка. Я пячусь невольно, совсем ведь не готова к таким столкновениям и не знаю, как буду из него выходить. В голове — каша и густой кисель. Я даже простые слова не могу поймать за хвост, чтобы хоть что-то сказать. Вот черт… кажется, мне каюк. Судя по виду матери Олега, она намерена зарядить мне пощечину, как минимум, а как максимум… Ох, вон и руку уже приготовила…
Но неожиданно помощь приходит откуда не ждали. Алена преграждает ей дорогу и рычит.
– Что вы себе позволяете?!
– Алена! Дай пройти к этой сучке, я ей устрою!
– Вы на кладбище! Хорошо понимаете, что это означает?! Скандал решили закатить?!
– Я не только решила, я это непременно сделаю! И еще подожду, пока люди добрые придут — все им расскажу! Как этот жирный, лживый ублюдок моего Олежу под дочь свою подложил, как…
Шлёп!
Я вздрагиваю и расширяю глаза в такт своей бывшей свекрови, у которой остался красный отпечаток на щеке от руки так горячо ей любимой Алены. Ничего себе! Я бы на такой подвиг никогда не решилась бы, правда. Что бы она не говорила, что бы не делала — для меня это что-то за гранью, но Алена о поступке даже не жалеет.
– Алена, ты что… я же… я для тебя стараюсь!
– Нина Андреевна взрывается, вытирая обиженные слезы, хмурится, - Эта сучка…
– Хватит так ее называть!
– Алена, ты спятила?! Ты понимаешь, что происходит?! Она же уведет Олежу и…
– Она не сможет увести своего мужчину.
Нина Андреевна отступает на шаг, белеет вся, прижимая руки к груди.
– Что ты такое говоришь?
– Да откройте вы свои глаза наконец! Олег давно любит Алису! Он не хочет быть со мной, и тогда, когда вы буквально выпихнули нас из Тулы — не хотел уезжать! Будь вы нормальной матерью, видели бы это!