Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
И они не обманули.
— Дело труба, — пробормотала Юлиана, что как нельзя лучше описывало ситуацию. Когда кончился дирижабль, началась труба — герметично запаянный железный тоннель. Куда он ведет, поди догадайся.
— Чего застыли? — окликнул их с Киприаном охранник. — Вперед и с песнями!
— Они не хотят по-хорошему, — донесся до них приглушенный голос Джеты Га. И в этот момент позади проскрежетало. Где-то с пронзительным грохотом обрушилась металлическая плита — и пол под ногами у Юлианы резко ушёл вниз. Вся честная компания утратила равновесие и заскользила
Юлиана обожала качели. Горки? Горки она ненавидела всей душой.
Прямо сейчас ее несло невесть куда. Вероятней всего, навстречу гибели.
И да, она опять не ошиблась в предчувствиях.
Глава 28. Куратор начинает паниковать
Сегодня снежный барс был необычайно быстр и ловок. Бабочки у него в животе однозначно приносили удачу. Если можно считать удачей спасение нескольких незадачливых фей, которые чудом не угодили в плен к чокнутым учёным. Джета Га не отступится, поэтому придется усилить охрану границ, основательно втолковать стажёрам и гостям, куда ходить можно, а куда нельзя.
Прикрепить к ним отслеживающие маячки, выдать по переговорному устройству, вооружить, объявить чрезвычайное положение. План на крайний случай был таков.
Ибо никто не знал, сколько еще шпионов Джеты шныряет по ледяному дворцу. Какие подлости способны учинить все эти милые, покладистые ювелиры, преподаватели, начальники отделов и чтецы душ?
Взять, вон, к примеру, Гарди. Такой честный, открытый, голубоглазый… И что в итоге? Он до последнего не вызывал подозрений. Но это, разумеется, не оправдание.
Ли Тэ Ри вёл себя слишком беспечно, за что чуть было не поплатился. За что едва не поплатилась его ненаглядная фея.
Впрочем, теперь, когда события утратили минорную тональность, Ли Тэ Ри был полон предвкушения. Ему не терпелось увидеть Пелагею, запечатать ее губы поцелуем и лаконично ввести в курс дела: «Ты — моя».
Запретить расставания.
Запретить всех, кто против их любви.
Он ведь обожает запрещать.
Снежный барс мчался к Организации Управления Чудесами сквозь морозную ночь и думал о том, какая Пелагея нежная, сладкая и до боли восхитительная. Вспоминал ласку ее объятий. Уже почти ощущал под подушечками пальцев сказочный шёлк ее кожи. М-м-м… Так бы и съел ученицу целиком.
Дверь, лифт, снова дверь. Ах да, не забыть превратиться в эльфа (в своей первичной ипостаси он ведь гораздо симпатичней, не правда ли?). Предупредительный стук перед тем как войти…
Нежная.
Сладкая.
Восхитительная.
Восхитительно безответственная!
Разочарованию куратора не было предела.
Вот куда она подевалась? Что, снова в шкафу прячется?
Ли Тэ Ри рывком отодвинул зеркальную дверцу. Как и ожидалось, пусто.
Он нагнулся, поднял с ковра больничную сорочку и в смятении обнаружил на ней перо. Птичье, чтоб его, перо!
Сделал к постели шаг, другой (да-да, присесть бы не помешало) — и наступил на перстень. Тот самый, зачарованный перстень, который не только греет и укрепляет веру в себя, но также посылает сигналы бедствия, перемещая куратора к месту катастрофы, чем бы он ни был занят.
И Пелагея… Нет, уму непостижимо! Она оставила кольцо здесь, в его спальне. А сама пропала. Будто сквозь землю провалилась.
Вот и как теперь с этим жить?
Куратор всё-таки сел на кровать. В одном кулаке он зажал сорочку. В другом — злополучный перстень. И уперев локти в колени, невидящим взглядом уставился в пол.
Прошла минута. Он чихнул. Почувствовал, что ему перекрыли кислород, и схватился за горло. Дыши, Ли Тэ Ри. Вдох — выдох. Правильно, молодец.
Но только у него наладился процесс дыхания, как спазмом скрутило живот. А на душе сделалось так черно и неуютно, словно туда пробрался безжизненный космос. Вакуум, полнейший вакуум. Хоть ты плачь.
Обыкновенно паника у Ли Тэ Ри начиналась именно так.
***
С каждым годом в Джете Га оставалось всё меньше человечности. Ее жестокость приобретала поистине чудовищные формы. А методы избавляться от неугодных день ото дня становились всё более изощренными.
— Мой мальчик Гарри должен нарастить кожу, — пояснила она, когда Юлиану, Киприана и Кекса с Пирогом вынесло из туннеля в гигантскую глубокую миску. — Вы, как особо ценные свидетели, пойдете ему на корм.
Джета стояла на мостике какого-то хитроумного летательного аппарата, снабженного кучей пропеллеров, и говорила в рупор. Юлиана покрутила у виска.
— Гарри? Что за чушь? — взвизгнула она, тщетно пытаясь выбраться из миски по идеально гладким стенкам.
— Она выращивает под землей монстра, — вздохнул Киприан, подсаживая Юлиану, чтобы она попробовала дотянуться до бортика.
— Почему ты только сейчас об этом говоришь? — вскинулась на него та. И рухнула обратно на дно. Она впервые пожалела, что не уродилась дылдой. Чтобы добыть себе свободу, их с Киприаном роста было явно недостаточно.
Юлиана очутилась на лопатках, глянула в небо — и чуть от страха не померла. Солнце (если таковое вообще водилось в этих краях) заслоняла отвратительная красная морда на такой же красной шее, где виднелись переплетения мышц. Шея сидела на красных плечах, откуда проглядывала белизна костей, а на красное туловище, где пульсировали всевозможные органы, лучше было не смотреть во избежание рвотных позывов.
О том, что Юлиана испытала огромнейший шок и впоследствии будет вынуждена спустить заоблачную сумму на психотерапию, она пока не задумывалась.
Да, возможно, однажды она разорится на реабилитации и даже напишет бестселлер о своем травмирующем опыте. Но для начала неплохо бы выжить.
— Эй ты, пень стоеросовый! — обратилась она к Киприану, как всегда, не особо выбирая выражения. — Скажи ему что-нибудь! Убеди этого гада, что он вегетарианец!
Киприан с удовольствием врос бы сейчас в землю, укрывшись от неприятностей за толстой корой. И Юлиану наверняка смог бы защитить, будь он деревом. Только вот плотный синтетический материал, из которого была изготовлена миска, для прорастания никак не годился.