Люди сорок девятого
Шрифт:
– Чем могу служить?...
– это было первое, что пришло в голову Джозефу Блейку, когда он немного пришел в себя. Щуря близорукие глаза, он переступал с ноги на ногу, не зная, что говорить дальше. Его тревожил этот человек, особенно в столь поздний час.
– Мы хотим пожениться, - сказал Линдейл.
– Что?..
– отцу Блейку показалось, что он ослышался. Он не вполне проснулся, а теперь его замешательство усугубилось несоответствием просьбы и того, от кого она происходила.
– Я хочу, чтобы вы обвенчали нас.
– медленно повторил Джонатан, его голос звучал напряженно, как туго натянутая струна. Алиса дотронулась до его рукава:
– Джон...
– Для меня это важно, - отрезал он, пригвоздив Джозефа Блейка к месту своим прямым гипнотизирующим взглядом и рефлекторно кладя руку на рукоять револьвера, потом, опомнившись, отдернул ее. Джон не доверял этому человеку и не рассчитывал на понимание, но и угрожать не хотел.
– Ну, так как, падре?
Джозеф Блейк смешался. В его душе боролись противоречивые чувства: Джонатан Линдейл долгие годы олицетворял для него все грехи и пороки этого города и несколько дней назад он ответил бы ему гневной отповедью и выставил бы вон из дома, а может, и на порог бы не пустил... Но то было несколько дней назад. Глубоко вздохнув, Джозеф Блейк спросил, как можно мягче, стараясь не замечать мерцающей стали в кобуре на бедре собеседника:
– Когда вы в последний раз были в церкви, сын мой? Я никогда не видел вас на службе.
Голос Линдейла дрогнул и тоже немного смягчился:
– Даже не помню, падре... Очень давно. Вообще-то я даже не католик, члены моей семьи всегда причисляли себя к протестантам, но поскольку в этом городе церковь всего одна...
– Если вы хотите венчаться, я приму во внимание все обстоятельства, но вам обоим придется исповедаться.
– Я подожду в церкви, - негромко сказала Алиса и бесшумно как тень выскользнула из дома.
– Я переоденусь и выйду, - отец Блейк скрылся в своей комнате, а через несколько минут появился снова, в сутане.
– Можем идти, - сказал он. Теперь Джон Линдейл переминался с ноги на ногу в прихожей, его глаза по-волчьи сверкали из полумрака желтыми бликами.
– Мы можем поговорить здесь.
– сказал он полувопросительно, полуутвердительно.
– Так не положено...
– смешался священник.
– Возможно, вам будет проще говорить в исповедальне, когда мы не будем видеть друг друга.
– Но мы ведь с вами все равно будем знать, кто с кем говорит, - пожал плечами Линдейл, - А тайна исповеди священна в любом случае, верно?
Неожиданное требование отца Блейка смутило его сперва, но потом пришло желание попробовать рассказать все. Джонатан внезапно вспомнил, что никогда и никому не говорил о своем прошлом, даже Алисе, но оно прорывалась подспудно, помимо его воли, практически в каждой его стычке с Морганом, когда парень в очередной раз выводил его из себя. Тогда, быть может, его история действительно нуждается в том, чтобы быть услышанной, а раз так, она должна прозвучать. Всего один раз. Для того, кто не откроет рта, чтобы ее пересказать. Никогда.
– Да, - кивнул отец Блейк.
– Тайна исповеди в любом случае не будет открыта никому.
– Но вы...
– медленно проговорил Джон, - Сами вы хотите это услышать? Эта история не из приятных. Уверены ли вы...
– А почему нет.
– прервал его отец Блейк, подавляя зевоту, - Зачем вы пришли ко мне? Зачем вам венчаться с...
Джон поднял руку, призывая к молчанию, потом ответил, немного помедлив:
– Вы должны понять, что не можете спасти мою душу. Я это знаю, и вы должны знать. Даже индейская кровь, думаю, тут не причем, это кровь белого породила жестокость. Я проклят, и никакая епитимья этого не искупит. Никакое, самое суровое церковное наказание. Ведь я хотел этого, жил желанием уничтожить их долгих пять лет, и если кто-нибудь станет снова угрожать мне или ей... я сделаю это, сделаю это вновь, я знаю. Все, что я делаю сейчас, это ради нее и, возможно, ради... Так уверены ли вы, что хотите знать?
Священник больше не зевал, он действительно думал о том, хочет ли, готов ли услышать нечто, что выходило за рамки обычных рассказов горожан о своих нехитрых прегрешениях. Но что-то случилось. Что-то происходило прямо сейчас, пока в ушах мистера Блейка звучали отзвуки голоса стрелка, рождая странное давнее воспоминание. Тогда, много лет назад, принимая сан, он был счастлив, потому что хотел быть священником и даже необходимость отправиться в глушь, чтобы нести людям Слово Божие, не пугала, его... Немного погодя, Джозеф кивнул.
– Да.
– сказал он обдуманно твердо.
– Я хочу это услышать, Джон.
Линдейл вздрогнул и обернулся, ему показалось, что Блейк обращается к кому-то, стоящему за его спиной, так непривычно звучало в этих устах его имя.
– Тогда, - он пожал плечами, - пойдемте к вам.
Они прошли в холодную комнату и сели на кровать, вполоборота друг к другу. Отец Блейк снова зажег, потушенную было, еще теплую свечу, и на стены упали причудливые танцующие чудовища теней.
– Что же говорить-то...
– Джонатан передернул плечами и нервно рассмеялся, - Глупо все это. Просто патовая ситуация...
– Вы играете в шахматы?
– изумился отец Блейк, его зевоту как рукой сняло. Линдейл кивнул, и на его губах мелькнула прежняя, слегка высокомерная улыбка человека, знающего себе цену.
– Разумеется, - ответил он с чувством собственного достоинства, будто был владельцем обширной плантации, пригласивший на чай со льдом епископа.
– Если вам интересно, я как-нибудь покажу вам мою персональную защиту.
– А как же! Очень интересно!
– воскликнул отец Блейк, - А я и подумать не мог, что кто-нибудь в этом городе...
– Если человек по личным причинам заключил сделку с дьяволом, это не значит, что он глуп.
– резко бросил Линдейл.
– Вы, наверное, давно не перечитывали "Фауста", святой отец, или вам это не положено? Надо знать противника в лицо.
– Вы читали Гете?
– Джозеф Блейк закашлялся в подол сутаны, чтобы скрыть замешательство. Джон устало мотнул головой и подавил зевок.
– И кое-что еще... Но давайте ближе к делу, святой отец, ночь все-таки.
– Я весь внимание...
– пробормотал отец Блейк. Наступила тишина.