Магическая Прага

Рипеллино Анжело

Что касается Кафки, то, как всем известно, Герман, его отец, родился в чешской деревушке Осек близ Стракониц в Южной Богемии в семье еврея-мясника. Герман переехал в Прагу в 1881 г. и годом позже женился на Юлии (урожденной Этл Леви) из городка Подебрады [277] , тоже чешского происхождения. Занятно, что Франц уже подростком написал драму о гуситском короле Иржи из Подебрад. Хотя он и посещал немецкую школу, но еще ребенком выучил чешский язык. С кухаркой, горничными, продавщицами галантерейного магазина отца на Целетной улице, а потом на Староместской площади (Palazzo Kinsk'y), с коллегами по работе он беседовал по-чешски.

277

Ср. Макс Брод. Франц Кафка. Узник абсолюта; Emanuel Frynta-Jan Lykas. Franz Kafka lebte in Prag, cit., S. 70–74; Klaus Wagenbach. Kafka. Milano, 1968, p. 13–20.

Кафка всегда следил за чешскими новостями [278] . Он ходил на публичные дискуссии политических лидеров Крамаржа, Клофача, Соукупа [279] . Был завсегдатаем собраний Klub mlad'ych (Клуба молодых) – сборища поэтов и писателей анархического толка, а именно – Карела Томана, Франтишека Геллнера, Франи Шрамека, Станислава Костки Неймана, Ярослава Гашека [280] . Он встречался с Арноштом Прохазкой и литераторами “Modern'i revue” [281] . И вот что удивительно, если вспомнить, что “ни один чех не посещал немецкий театр, и наоборот” [282] , он посещал и Народный театр (N'arodn'i divadlo), и Театр Пиштека [283] , хотя спектакли обоих театров вдохновляли его куда меньше, чем маленькая труппа Ицхака Леви – она давала спектакли на идише в кафе “Савой” в мае 1910 г. и в октябре следующего года [284] . В стремлении избежать островного измерения, в своих дневниках он вздыхает об огромном преимуществе “быть чехом христианином среди чехов христиан” [285] , а также отпускает шуточки по поводу чешских носов [286] .

278

Ср. Klaus Wagenbach. Franz Kafka: Eine Biographie seiner Jugend, cit., S. 74; Frantisek Kautman. Kafka et la Boh^eme, в: Europe, 1971, ноябрь – декабрь.

279

Ср. Klaus Wagenbach. Kafka, cit., p. 78. Ср. также Franz Kafka. Eine Biographie seiner Jugend, cit., d., S. 162–164; Emanuel Frynta – Jan Lukas. Kafka lebte in Prag, cit., d., S. 12.

280

Ср. также Franz Kafka. Eine Biographie seiner Jugend, cit., S. 162–164; Emanuel Frynta – Jan Lykas. Franz Kafka lebte in Prag, cit., S. 12.

281

Ср. Hugo Siebenschein. Prostred'i a cas, в: Franz Kafka a Praha, cit., s. 22.

282

Ср. Egon Erwin Kisch. Tschechen und Deutsche, в: Marktplatz der Sensationen, cit., S. 95.

283

Ср. Frant. Kautman. Franz Kafka a cesk'a literatura, в: Franz Kafka: liblick'a konference, 1963 / Под ред. Eduard Goldst"ucker, Frantisek Kautman и Pavel Reiman. Praha, 1963, s. 47.

284

Ср. Макс Брод. Франц Кафка. Узник абсолюта / Пер. с нем. Л. Игоревского. М.: Центрполиграф, 2003; Max Brod. Streitbares Leben; Klaus Wagenbach. Franz Kafka: Eine Biographie seiner Jugend, cit., S. 179–181. – Прим. пер.

285

Франц Кафка. Дневники (1 июля 1913 г.). – Прим. пер.

286

Там же (16 октября 1911 г.). – Прим. пер.

В лавке его отца на вывеске была изображена черная птица – kavka, или галка (нем. “eine Dohle”). Кафка придумал чешское имя Одрадек и называет им звездообразную шпульку от пряжи, которая на двух палочках может спускаться и подниматься по ступенькам – спутанную мнимость, сравнимую с растерянными и несовершенными ангелами позднего Клее [287] .

Отношения Кафки с чешским языком не такое, как у заезжего лектора, путешественника или Лилиенкрона, напрягающего слух, чтобы расслышать незнакомые фонемы: автор “Превращения” проникает в чешский язык с филологической точностью. Хотя Кафка и сетовал на недостаточно глубокое знание чешского языка, он читал не только чешские газеты, но и пуристский журнал “Nase Rec” (“Наша речь”) [288] . Еще более поразительно, что он читал журнальчик бойскаутов “N'as skaut'ik” (“Наш скаут”) [289] .

287

См. Франц Кафка. Забота главы семейства / Пер. С. Апта. По словам Макса Брода (Макс Брод. Франц Кафка. Узник абсолюта), “одрадек” – это словно эхо славянских слов, “и все они означают отступление, уход от своей собственной расы, “ветви”, отступление от совета, “рады”, божественного промысла”. О сходстве Кафки и Пауля Клее писали Вальтер Беньямин и Теодор Адорно. Рисунок Клее “Angelus Novum” купил Вальтер Беньямин, после его гибели рисунок оказался у Адорно. – Прим. пер.

288

Ср. Gustav Janouch. Gespr"ache mit Kafka, cit., d., S. 96; Frantisek Kautman. Franz Kafka a cesk'a literatura, в: Franz Kafka: liblick'a konference 1963, cit., d., s. 46–47.

289

Франц Кафка. Дневники (23 декабря 1921 г.). – Прим. пер.

Об интересе Кафки к чешскому языку особенно ярко свидетельствуют его письма к Милене Есенской: “Разумеется, я понимаю по-чешски. Мне уже не раз хотелось спросить вас, почему вы не напишете мне как-нибудь по-чешски. Это вовсе не оттого, что вы не владеете немецким языком. Вы, как правило, владеете им изумительно, а если где-то вдруг обнаружится, что вы им не владеете, он добровольно склоняется перед вами, и тогда это особенно прекрасно; вот немец этого от своего языка никак не ожидает, так лично он не отваживается писать. Но я хотел бы почитать вас по-чешски” [290] . В этих посланиях чешские слова встречаются столь же часто, как голландские слова в дневнике, который вел Макс Бекман [291] во время своего изгнания в Нидерланды [292] . Кафка демонстрирует здесь что-то вроде сочувственной двуязычности: “Я никогда не жил среди немецкого народа, немецкий язык мне родной по матери, и поэтому для меня естествен, но чешский мне много милее” [293] . Дружба, любовь и переписка (1920–1922) между еврейско-немецким писателем и Миленой Есенской, происходящей из древнего дворянского рода, который гордился, среди прочих своих предков, доктором Яном Есениусом, казненным в 1621 г. после поражения на Белой горе [294] , играют особую символическую роль для пражского измерения. То же можно сказать об антитезе их характеров: болезнь, желание смерти, робость, ужасная тоска, отречения Кафки контрастируют с бесстрашной решительностью, страстной жаждой жизни, ненавистью к предрассудкам, духом самопожертвования, великой расточительностью этой типично чешской женщины, которая, после экстравагантнейшей жизни (расторгнутые браки, наркозависимость, нищета, обожание кошек, политические разочарования, тайная деятельность, преследования со стороны своих же товарищей), угасла 17 мая 1944 г. в концлагере Равенсбрюк [295] .

290

См. Франц Кафка. Письма к Милене / Пер. Н. Федорова, А. Карельский. М.: Азбука, 2011. – Прим. пер.

291

Макс Бекман (1884–1950) – немецкий художник, один из крупнейших мастеров межвоенного периода xx века, выдающийся портретист. В 1920-х годах был близок к новой вещественности, в 1930-е годы пришел к трагической экспрессионистской манере, сближающей его с мастерами северного Средневековья, творчеством Босха, Брейгеля, Грюневальда, Рембрандта, Сезанна, Ван Гога. Возродил жанр средневекового триптиха. Иллюстрировал Новый Завет, “Фауста” Гете, “Записки из Мертвого дома” Ф. М. Достоевского и др. Художник оставил богатое литературное наследие – драмы, эссе, дневники, письма.

292

Max Beckmann. Tageb"ucher 1940–1950. M"unchen, 1955.

293

Там же.

294

Ср. Макс Брод. Франц Кафка. Узник абсолюта; Willy Haas. Die literarische Welt, cit., S. 38–41; Klaus Tagenbach. Kafka, cit., S. 139–145.

295

Ср. Jana Cern'a. Adres'at Milena Jesensk'a. Praha, 1969.

Кафка испытывал жажду чешской культуры. 22 сентября 1917 г. он пишет из Цюрау Феликсу Вельчу: “…Я тут читаю почти только чешское и французское, причем исключительно автобиографии и письма, естественно, хоть сколько-нибудь прилично напечатанные. Не мог бы ты мне повыдавать таких томов?” [296] . А в начале октября добавляет: “Насчет книг ты меня не так понял. Мне в основном нужно бы почитать оригинальные чешские или оригинальные французские, а не переводы” [297] . В дневниках он рассуждает (25 декабря 1911 г.) о литературах малых народов, приводя в качестве примера литературу на идише и чешскую литературу [298] . В переписке он рассуждает об опере “Енуфа” Яначека, о Врхлицком, о художнике Миколаше Алеше, о Божене Немцовой, переписка с которой стала для него “неистощимым кладезем человеческого опыта”. Кафка восхищался нежнейшей “музыкальной прозой” этой писательницы xix века. А Макс Брод был убежден, что один эпизод из повести “Бабушка” (“Babicka”, 1855) Божены Немцовой, о мучениях Кристлы, дочери трактирщика, за которой волочится придворный итальянец (ix), повлиял на историю Амалии и высокого чиновника Сортини в “Замке” Кафки (xvii) [299] . Безусловно одно: свора помощников и посредников, описанных Кафкой, вызывает в памяти строй мажордомов в ливреях и толпу лицемерных бюрократов в замке, описанном Боженой Немцовой. Кроме того, Кафка воодушевлялся скульптурами Франтишека Билека [300] и хотел, чтобы Макс Брод написал монографию о его откровенном и молящем искусстве, состоящем сплошь из видений, мистических томлений, мучений осознания, чтобы открыть его миру, как он открыл музыку Яначека. И действительно, можно найти параллели между творчеством Билека, что был близок к поэтам-символистам Бржезине и Зейеру, и творением Кафки “под общей вывеской Праги”.

296

См. Неизвестный Кафка / Пер. Г. Ноткина. СПб.: Академический проект, 2003, с. 279. – Прим. пер.

297

Там же, с. 281.

298

См. Франц Кафка. Дневники. М.: АСТ, Фолио, 2001. – Прим. пер.

299

См. Макс Брод. Франц Кафка. Узник абсолюта. – Прим. пер.

300

Ср. Frantisek Kov'arna. Frantisek B'ilek. Praha, 1941. Франтишек Билек (1872–1941) – скульптор и график, один из крупнейших представителей модернизма и символизма в чешском искусстве. Скульптуры работы Ф. Билека полны поэзии и в то же время представляют собой детальное, натуралистическое изображение объекта. Часто создавал образы из Библии (в основном из Нового Завета). – Прим. пер.

Хотя семья Кафки, как и семья Гашека, часто переезжала, она никогда не удалялась от центра города, от границ исчезнувшего гетто [301] . Кроме кратких периодов, когда он жил на Вацлавской площади и на Златой улочке, Франц Кафка, “родоначальник двадцатого века” [302] , всегда проживал в заколдованном круге Старого города. Несколько улиц: Майзелова (где он родился 3 июля 1883 г.), Целетна, Билкова, Длоуга Тршида (Dlouh'a tr'ida), улица Душни, Парижская (бывшая Микулашская) с видом на реку и Староместская площадь навсегда связаны с образами автора “Превращения”, подобно тому, как остров Кампа навсегда останется связанным с жизнью Владимира Голана. Не только те дома, в которых Кафка проживал, но и начальная школа, в которой он учился, а затем немецкая гимназия и факультет юриспруденции Пражского университета находились в центре, причем гимназия располагалась в том самом дворце Кинских, куда Герман Кафка позднее перенес свой магазин. В нескольких шагах от Старого Места, на улице На Поржичи, возвышалось здание, где Кафка работал – Агентство по страхованию рабочих от несчастных случаев (Arbeiter-Unfall-Versiche-rungs-Anstalt f"ur das K"onigreich B"ohmen, Delnick'a 'urazov'a pojistovna).

301

Ср. Klaus Wagenbach. Franz Kafka: Eine Biographie seiner Jugend, cit., S. 66–68; Idem. Kafka, cit., S. 20–21; Emanuel Frynta – Jan Lukas. Franz Kafka lebte in Prag, cit., S. 74–81.

302

Rio Preisner. Kapil'ary. Brno, 1968, s. 9, 13.

Рассказ “Описание одной борьбы” – единственное из произведений Кафки, где весьма точно отражена топонимика богемской столицы.

В ночной прогулке по замерзшему снегу, при свете луны, взгляд охватывает Фердинандову улицу, Петршинский холм (Лаврентьеву гору), Влтаву, чугунный парапет набережной, “городские кварталы на том берегу”, “лишь несколько огней” которых “горело, играя с глядящими глазами” [303] , Стрелецкий остров, Староместскую водонапорную башню с часами, Карлов мост, Карлову улицу, Клементинум. Создается впечатление, что и в сцене с полицейским, который выскальзывает, подобно конькобежцу, из далекого кафе с черными окнами, и в изображении толстухи с фонариком, что вышла из одной из пивных на Карловой улице, откуда раздавались звуки фортепьяно, Кафка словно перебирает наброски Киша в поиске местного колорита [304] .

303

См. рассказ “Описание одной борьбы” / Пер. с нем. С. Апта, см. Франц Кафка. Соч. в 3 т. Т. 1. М.: Худож. лит.; Харьков: Фолио, 1995, с. 31–68. – Прим. пер.

304

Ср. Emanuel Frynta – Jan Lukas. Franz Kafka lebte in Prag, cit., S. 121.

В “Процессе”, самом пражском из всех чешскоязычных и немецкоязычных романов, Прага не упомянута ни разу. Но хотя имя ее стыдливо умалчивается, она все же просвечивает, словно через филигрань, в матовом свете. Утонченное присутствие Праги, во всех ее основных чертах, здесь даже сильнее, чем в зарифмованной топографии Рильке, в сборнике “Жертвы ларам” (нем. “Larenopfer”), где Градчаны, собор Святого Вита, Лорета, Вышеград, Мальвазинки, Смихов, Злихов, Влтава, купол Никольского собора сменяют друг друга, словно в шарманке с цветными картинками [305] . Чтобы придать таинственности и призрачной атмосферы городу на Влтаве, он прибегает в “Процессе” к сдержанному и точному монодическому [306] повествованию – прозрачному, без прикрас, к сухой и предметной талмудической аргументации. Подобная трансцендентальная адвокатура контрастирует с напыщенным и пылким языком пражских неоромантиков и экспрессионистов, хотя, как заметил Адорно, она тоже причастна к этому направлению, и в ней ощутимо влияние художников-экспрессионистов [307] .

305

Ср. Petr Demetz. Franz Katka a cesk'y n'arod, в: Franz Kafka a Praha, cit., s. 51–52.

306

Монодия – пение или декламирование в одиночку, музыкальный склад, главным фактурным признаком которого является одноголосие (пение или исполнение на музыкальном инструменте, в многоголосной форме – с дублировками в октаву или унисон).

307

Ср. Теодор Адорно. Заметки о Кафке: “У Кафки многие ключевые места читаются как буквальные переводы с экспрессионистских полотен, которые должны были быть нарисованы”. – Прим. пер.

Таким образом, в “Процессе” богемская столица анонимна и завуалирована: она анонимна и лишена анамнеза, как и герой романа; драма романа разворачивается в схематической, архетипической обстановке. Но, несмотря на абстрактность описанного в романе маршрута, многие места узнаваемы. Так, можно предположить, что банк, в котором работает Йозеф К., напоминает офис страховой компании “Assicurazioni Generali” на Вацлавской площади, где Кафка служил перед тем, как был принят на должность прокуриста в Агентство по страхованию рабочих от несчастных случаев, или же, если принять во внимание кладовку, где “громоздились старые, ненужные проспекты, опрокинутые глиняные бутыли из-под чернил”, в которой один из экзекуторов выпорол розгами двух стражников, то он скорее похож на фантастический дворец здания Богемского Юнион-Банка (Cesk'a Banka Union) на улице На Пршикопе, с его полутемными лабиринтами коридоров [308] . Предместье, где прячется “необычайно длинное” здание, в котором Йозеф К. подвергается первому допросу, с его невзрачными домами с окнами, “на подоконниках которых громоздились постельные принадлежности”, с бакалейными лавочками в полуподвалах, хотя про него и написано, что он находится на окраине, все же наводит на мысль о полуразрушенном еврейском квартале. В еще более бедной и грязной окраине, где на самом верху крутой лестницы гнездится жалкая каморка Титорелли, можно узнать пролетарский район Жижков, столь любимый Кафкой.

308

Ср. Pavel Eisner. “Proces” Franze Kafky, 1971, it., s. 217.

Желание выйти из заколдованного круга, центра города, и переселиться на окраину, а также чувство вины, испытываемое сыном обеспеченных родителей перед обездоленными часто влекли его в тот дикий квартал, который в то время “приличным людям” посещать не рекомендовалось. Но, возможно, изображая грязное помещение суда, Кафка имел в виду пражские учреждения в целом – кабинеты, упрятанные в странных трущобах, в невзрачных зданиях, подобных крысиным норам, с темными коридорами, грудами пожелтевших бумаг, покрытых толстым слоем плесени и пыли. Собор – это собор Святого Вита, а “серебряная статуя святого” в соборе – надгробие Яна Непомуцкого. Йозеф К. отправляется на казнь, проходя по мосту, а именно по Карлову мосту, над островком, который есть Кампа. “Улицы с подъемом” сооответствуют улицам Малой Страны, а место казни совпадает с Страговскими каменоломнями.