Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Лефор повернул к нему лицо, лишенное всякого выражения, но придвинул его так близко к лицу Виньона, что усы его защекотали нос колониста и тот едва не расчихался.
— Господа! — воскликнул Лефор голосом столь громким, что его без труда могли слышать все, кто находился в тот час в таверне. — Так вот, тут Мари сжимает мне руку, да так крепко, что я не смог сдержать крика. А она мне так тихонько, нежней голубки, воркует: «Скажите, благородный кавалер… Вы знакомы с губернатором? Вы ведь, должно быть, у него на службе? Так не можете ли вы сказать мне, где я могу найти его в этот час?» — «А что вам угодно от нашего губернатора? —
На что я весьма сурово замечаю ей, что час уже поздний и совсем не подходящий, чтобы отрывать губернатора Дюпарке от его важных дел, и к тому же дедуля, что приехал с ней вместе, хоть он и убелен сединами, вряд ли, если это дойдет до его ушей, похвалит ее за ночной визит!
И знаете, господа, что она мне на это сказала?.. Ни за что не догадаетесь! Так вот, а она и говорит: «Дедуля?! Ах, сударь, неужто вы находите его таким старым?» — «Как вам сказать… — возразил я, — может, ему не так уж много лет, но вид у него довольно дряхлый!»
А поскольку она ничего не ответила, точно о чем-то глубоко задумалась, то я тут же, чтоб уж все было ясно и для очистки совести, добавил: «Ей-Богу и клянусь честью, он мог бы дважды быть вашим батюшкой! Хоть я и не лекарь, но сдается мне, если бы в двадцать лет у него родилась дочка, она вполне могла бы стать вашей матушкой, у которой лет тридцать спустя появилась бы дочка, которая теперь по возрасту как две капли воды была бы похожа на ту, кого я вижу теперь перед собой!»
И вот тут, господа, она отвечает мне такое, что уже напрочь развеивает все мои сомнения. Так вот, она мне и говорит: «Как вы проницательны, сударь! С какой легкостью вы угадываете истину!»
И теперь ответьте мне, это ли не признание того, что господин де Сент-Андре — вовсе никакой не муж ей, а самый что ни на есть настоящий папаша!
Все, за исключением одного капитана, тут же удивленно ахнули. Теперь уже ни у кого не оставалось никаких сомнений, а Байардель сидел с изрядно кислой миной.
Лефор, однако, не слишком радовался и торжествовал свою победу весьма умеренно. Он лишь ограничился тем, что дружески хлопнул своего противника по плечу и зычным голосом напомнил:
— Ну так что, капитан! Теперь давайте-ка держите свое обещание! Велите наполнить кружки всей честной компании. Про себя скажу, что у меня словно комок пакли в горле застрял…
— Нет уж, увольте! — возразил Байардель. — Прошу прощения! Но я обещал кувшин рому, когда вы завершите вашу историю. А лично у меня вовсе не сложилось такого впечатления, будто вы дошли до самого конца. Вы остановились в том самом месте, когда Мари ущипнула вас за руку, а вы взвизгнули от боли. Так соблаговолите же рассказать нам, сударь, что было потом! Как поступили вы с дамой столь восхитительных прелестей? Неужто отпустили ее коротать время в одиночестве? Или все-таки до конца остались галантным кавалером и проводили в спальню? Короче говоря, скажите нам, обесчестили вы ее или нет?
С непроницаемым лицом Лефор поднялся со стула.
— Что сказать вам, господа?.. — торжественно произнес он. — К моему величайшему смущению, она снова спросила меня, в какой части крепости живет губернатор. Она непременно хотела, чтобы я проводил
— Ну и негодяй! — в сердцах воскликнул Байардель. — Да что вы понимаете в женщинах!.. Если уж она вышла в такой поздний час, то наверняка в надежде на какое-нибудь любовное приключение! А вы обманули ее ожидания! Ничего себе впечатление сложится у нее об офицерах нашего форта! Вы опозорили нас, сударь! Так что не надейтесь, будто я стану из своего кармана угощать ромом болвана вроде вас!
— Ладно, будет вам! — хлопнув в ладоши, прервал их Босолей. — Я сам заплачу. Велите-ка принести нам пуншу, и чтоб в нем было бы много-много рому и совсем немножко корицы и лимонного сока, а я еще добавлю туда каплю-другую малаги, что привез нам недавно этот корсар с Сен-Кристофа.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Дюпарке узнает весьма занятные вещи
Всякий раз, попадая сюда, губернатор Дюпарке не уставал удивляться. У него просто в голове не укладывалось, как могло случиться, что эта бухта, громадная, глубокая и великолепно защищенная, не стала главным портом острова и не вытеснила куда менее удобный Сен-Пьер. Он обожал взбираться на вершину холма, что нависал над Форт-Руаялем, и любоваться этим зеленоватым полумесяцем морской воды, омывающим плантации бананов и сахарного тростника.
В колонии остро не хватало каменщиков, плотников, кровельщиков, но, несмотря на это, город рос день ото дня. Колонисты отказывались от полученных концессий в окрестностях Саз-Пилота, Дьямана, Марена и даже Макубы, Бас-Пуэнта или Роберта, чтобы найти пристанище за стенами форта, у которого без них было бы недостаточно сил, чтобы обороняться от врагов.
Жак уже завершил инспекционный смотр работ и остался вполне доволен.
Единственное, что ему еще оставалось здесь сделать прежде, чем покинуть эти края, — нанести визит отцу Бонену, местному главе Ордена иезуитов, который, по странной фантазии, тоже решил обосноваться именно здесь, за стенами Форт-Руаяля.
Он спустился по отрогам холма и направился в сторону форта, высокие серые стены которого отражались в море, чьи поросшие кораллами глубины окрашивали его поверхность сине-зелеными муаровыми разводами.
Вскоре он заметил бамбуковую изгородь, а за ней крытую пальмовыми листьями крышу хижины. Почти одновременно до ушей его донеслось монотонное, протяжное, наводящее тоску пение. Он подумал, должно быть, это поет какой-нибудь поглощенный трудом негр.
Добравшись до ограды, он без труда нашел вход в поместье и почти сразу же увидел отца Бонена.