Михаил Васильевич Нестеров
Шрифт:
И далее «…я, не считая себя опытным портретистом, не решался браться не за свое дело и упорно отклонял „сватовство“. Однако „сваты“ не унимались» [192] .
Когда согласие Павлова позировать было получено, Нестеров все-таки поехал в Ленинград. В июле 1930 года произошла встреча. Вот ее описание самим художником. «Не успел я осмотреться, сказать несколько слов, ответить на приветствие супруги Ивана Петровича, как совершенно неожиданно, с какой-то стремительностью, прихрамывая на одну ногу и громко говоря, появился откуда-то слева, из-за угла, из-за рояля, сам „легендарный человек“. Всего, чего угодно, а такого „выхода“ я не ожидал. Поздоровались, и я вдруг почувствовал, что с этим необычайным человеком я век был знаком. Целый вихрь слов, жестов, понесся, опережая друг друга… более яркой особы я и представить себе не мог. Я был сразу им покорен, покорен навсегда. Иван Петрович ни капельки не был похож на те „официальные“ снимки, что я видел, и писание портрета тут же мысленно было решено. Иван Петрович был донельзя самобытен, непосредствен. Этот старик 81 года был „сам по себе“ — и это „сам по себе“ было настолько чарующе,
192
М. В. Нестеров. Давние дни, М., «Искусство», 1959, стр. 293.
193
Там же, стр. 294.
Портрет И. П. Павлова писался в Колтушах. В своих воспоминаниях «И. П. Павлов и мои портреты с него» Нестеров писал: «Осмотревшись, я начал обдумывать, как начать портрет. Условия для его написания были плохие. Кабинет Ивана Петровича, очень хорошо обставленный, был совершенно темный: большие густолиственные деревья не пропускали света; рядом была застекленная с трех сторон небольшая терраса; возле нее тоже росли деревья, и все же на террасе было светлей; пришлось остановиться на ней.
Иван Петрович любил террасу, любил по утрам заниматься там; вообще это было единственное место в его аппартаментах, где было светло и уютно. Прошло два-три дня, пока не утвердилось — писать портрет на террасе, за чтением. Это было так обычно, естественно для Ивана Петровича, вместе с тем давало мне надежду на то, что моя модель будет сидеть более терпеливо и спокойно» (М. В. Нестеров. Давние дни. М., «Искусство», 1959, стр. 322–323).
«Однажды, — вспоминает Нестеров, — попался ему свежий английский журнал с критической статьей на его научные теории; надо было видеть, с какой горячностью Иван Петрович воспринимал прочитанное; по мере своего возмущения он хлопал книгой об стол, начинал доказывать всю нелепость написанного, забывая, что я очень далек от того, что так взволновало его. В такие минуты, положив палитру, я смиренно ожидал конца гнева славного ученого. Буря стихала. Сеанс продолжался до следующей вспышки» (М. В. Нестеров. Давние дни. М., «Искусство», 1959, стр. 296).
Портрет И. П. Павлова, написанный в 1930 году (Русский музей) [194] , вскоре после окончания портрета братьев Кориных, весьма близок к произведениям 20-х годов. Художник изобразил Павлова за чтением, сидящим за столом на веранде, сквозь стекла которой видна густая листва. Композиция, центральное и определяющее место в которой занимает фигура человека, отличается уравновешенностью и строгостью. Строгие ее линии как бы умеряют напряженно сосредоточенный взгляд Павлова, готовое стать порывистым движение фигуры точно сдерживает светлую, пронизанную солнцем листву деревьев, которая вот-вот ворвется в окна веранды и заполнит ее.
194
Портрет И. П. Павлова впервые был показан на выставке произведений Нестерова в 1935 году. Существуют два графических эскиза к этому портрету (собрание Н. М. Нестеровой, Москва и Музей-квартира И. П. Павлова, Ленинград). Рисунок к портрету (голова) находится в собрании В. И. Павловой. Ленинград.
В том же 1930 году Нестеров сделал авторское повторение портрета (Музей-квартира И. П. Павлова, Ленинград).
Портрет И. П. Павлова. 1930
В том, что Павлов дан во время чтения, есть уже близость к решению, свойственному работам первой половины 30-х годов, но художник пока еще изображает человека во всем разнообразии присущих ему особенностей. Характерно, что лицо написано очень конкретно, оно лишено той обобщенности, которая разовьется несколько позже, в портретах Северцова и Юдина. Близка к 30-м годам и мажорная трактовка образа: портрет написан в сравнительно яркой красочной гамме.
Несмотря на одобрение самого И. П. Павлова, его друзей и близких, Нестеров не был удовлетворен собой. В своих воспоминаниях художник писал: «…я мог тогда уже видеть иного Павлова, более сложного, в более ярких его проявлениях, и я видел, что необходимо написать другой портрет этого совершенно замечательного человека, но кем и когда этот портрет будет написан — сказать было нельзя…» [195] .
После 1930 года между Нестеровым и И. П. Павловым установились глубокие дружеские отношения. В конце лета 1935 года художник снова уезжает в Колтуши, чтобы писать второй портрет ученого. Естественно, что более глубокое знание модели и понимание личности Павлова, предшествовавший опыт работы над портретами А. Н. Северцова, С. С. Юдина изменили отношение к задаче. Сам замысел художника был уже совершенно иным — он теснейшим образом связан с пониманием портрета, существовавшим у него в то время, в 1935 году.
195
М. В. Нестеров. Давние дни. М., «Искусство», 1959, стр. 324.
Нестеров в своих воспоминаниях писал: «…Не оставляю мысли написать Ивана Петровича говорящим, хотя бы с невидимым собеседником. Дни идут серые, все утверждает меня в новой мысли. Видится и новый фон, в окне — новые Колтуши, целая улица домов — коттеджи для сотрудников Ивана Петровича. Все постепенно формируется в моей усталой голове… Иван Петрович в разговоре частенько ударял кулаками по столу, чем дал мне повод нарисовать и этот свойственный ему жест, рискуя вызвать протест окружающих.
…Самым рискованным в моем портрете были два положения: темный силуэт головы на светлом фоне и руки, сжатые в кулаки. Повторяю, жест характерный, но необычный для портрета вообще, да еще столь прославленного и старого человека, каким был Иван Петрович. Однако как-то все с этим не только примирились, но, когда я, колеблемый сомнениями, хотел „жест“ заменить иным положением рук, все запротестовали, и я, подчиняясь внутреннему велению и желанию окружающих, остановился на этой своей первоначальной мысли» [196] .
196
Там же, стр. 330.
Сначала была написана фигура Павлова, затем этюд фона, а потом, по словам самого Нестерова, «с этого этюда однажды, простояв семь часов, с перерывом на завтрак, вписал фон на портрет». Нестеров придавал всегда огромное значение фону. В своем письме к П. Д. Корину еще в 1932 году он писал, что «удачный фон — половина дела, ведь он должен быть органически связан с изображаемым лицом, характером, действием, фон участвует в жизни изображаемого лица» [197] .
197
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 103.
После того как был написан фон, портрет, по словам самого художника, ожил, стал иметь законченный вид. «Я показал его судьям. Первый отозвался Иван Петрович. Ему фон пришелся по душе, такой фон придавал „историчность“ портрету. Он его радовал, так как все, что вошло в него, были его мысли, воплощение его мечтаний последних лет» [198] .
Портрет И. П. Павлова, написанный в 1935 году [199] , отличается от портрета 1930 года. Как и в большинстве работ этого времени, фигура ученого изображена в профиль. Но вместе с тем художник против обыкновения удлиняет формат полотна (83x121) и углубляет фон, делая его необычайно протяженным. Это пространственное решение композиции определило развитие образа во времени, показ его действия в окружающей среде, расширило рамки обычного портрета.
198
М. В. Нестеров. Давние дни. М., «Искусство», 1959, стр. 332.
Творческая история создания портретов И. П. Павлова подробно изложена во многих работах (см. М. В. Нестеров. Давние дни, изд. ГТГ, 1941, стр. 124–131; М. Нестеров. И. П. Павлов и мои портреты с него. — «Вестник Академии наук СССР», 1949, № 9; С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист, М.—Л., «Искусство», 1959, стр. 152–169; А. Михайлов. М. В. Нестеров, М., 1958, стр. 344–349, стр. 395–404; М. В. Нестеров. Давние дни, М., «Искусство», 1959, стр. 293–302, 320–331).
199
Портрет И. П. Павлова (1935) был экспонирован на Международной выставке «Искусство и техника в современной жизни» (Париж, 1937); на выставке «Лучшие произведения советских художников» (Москва, 1941) и других.
Портрет И. П. Павлова. 1935
Вытянутый по горизонтали, формат полотна дает возможность показать фигуру ученого в движении. Энергичное, сильное движение влево подкрепляется всеми композиционными линиями, направленными в одну сторону. Оно не заканчивается в напряженно сжатых в кулак руках, а как бы на мгновение останавливается, получая здесь свое наивысшее концентрированное выражение, а потом продолжается в тонкой и острой, резко ломающейся линии диаграммы, которая кажется электрическим разрядом между сжавшимися в кулак руками ученого. Это движение находит свое завершение, точно распадаясь на белые звездочки-лепестки в цветке, носящем поэтическое название — «убор невесты».
За светло-голубой верандой, где сидит Павлов, виден городок — белые холодновато-синеватые дома с зелеными крышами, яркая, почти изумрудная зелень луга. А за ними расстилается типичный северный пейзаж с низкими полями, с темно-серой полоской леса на горизонте, облачным небом. Но холодность пейзажа умеряется красноватыми черепичными крышами, окаймляющими его.
Бледный свет ранней осени проникает на веранду. Он превращает серый костюм Павлова, белую скатерть стола в почти сиреневые, отбрасывает яркий зеленый отблеск на блюдце, подставленное под горшок с цветами. Фигура Павлова помещена против света — это делает ее еще более объемной и пластически выразительной. Несмотря на, казалось бы, резкое, достигаемое освещением противопоставление фигуры и пейзажа, фигура Павлова органически связана с ним, связана не только единством цветового решения, но и композицией — линии фигуры и предметов, находящихся на веранде, повторяются в пейзаже.
Но главная связь — и она прежде всего выступает — это неразрывное смысловое единство фигуры и пейзажа. Из воспоминаний Нестерова видно, что он стремился к изображению именно данного пейзажа, к изображению нового городка в Колтушах, являющегося для художника отражением одной из сторон деятельности И. П. Павлова.
Для него оказалось явно недостаточным показать И. П. Павлова только сидящим перед диаграммой. Изобразив ученого в его характерной позе, выражающей концентрированную силу энергии его натуры, Нестеров расширяет рамки портретного образа. Но делает он это уже на совершенно новой основе, иной, чем в портретах предреволюционного периода.