Мир всем
Шрифт:
По армейской привычке я никогда не расставалась с котелком, поэтому хотя бы чай себе обеспечу. Коробченко сказала, что оставила мне свой прекрасный примус в обмен на мой. Если он столь же восхитителен, как матрас, то… Я притушила просвистевшее в мозгу крепкое армейское словечко, которое говорят, если рядом брякнулась мина. Но ругаться не хотелось, потому что вещи — дело наживное, а мир в душе деньгами не заполнишь.
Судя по всему, в нашем бараке жил какой- то поборник порядка, потому что ряд жестяных рукомойников на стене кухни тоже был пронумерован. Внизу под рукомойниками стояли изрядно помятые вёдра и бадьи, судя по виду, откопанные с пепелища. Я подошла к рукомойнику номер восемь, как
Рядом со мной, фыркая, умывался молодой парень в майке и рабочих брюках. Он покосился на меня одним глазом:
— Новенькая? Вместо Коробченко?
Я кивнула:
— Да. Антонина Сергеевна.
Его губы растянулись в ухмылке:
— Да брось ты! Сергеевна она! Будь проще. Я, например, Валентин Петрович, но для соседей просто Валя. А ты, Тося, не тушуйся, у нас народ хоть и шебутной, но не вредный. А по праздникам мы всем бараком танцы устраиваем. Любишь танцевать?
Похохатывая, он весело рассыпaл слова, словно давний знакомый, случайно встретивший боевую подругу, а в довершение знакомства крепко хлопнул меня по плечу:
— Ну, в общем, с новосельем тебя! — Он подмигнул. — Будет желание, заглядывай в третью комнату, моя Нюрка живо на стол спроворит. Как, говорится, чем богаты, тем и рады.
Дальше в кухню вошли сразу три хозяйки. Я со всеми здоровалась, представлялась, называла своё имя, слышала в ответ советы и пожелания, а голова шла кругом. Шипели примусы, исходили паром чайники. Я спохватилась, что пора в школу, и побежала переодеваться.
Мой барак стоял на улице Коммуны, неподалёку от руин какого-то огромного здания, похожего на бывший кинотеатр. Школа располагалась совсем рядом, через дорогу от развалин, засыпанных слоем снега. Она представляла собой приземистое здание из тёмно-красного, почти бурого кирпича кондовой старинной кладки, сумевшего выдержать военные будни. Блёклый северный рассвет слегка подкрашивал здание скупыми мазками розоватой зари, тускло отражаясь в оконном стекле. Я прошла по расчищенной к двери дорожке с сугробами по обеим сторонам. Наверняка мальчишки валяются в них, как весёлые поросята. Позади школы белела покрытая коркой льда гладь реки Ижоры. Я пожалела, что не умею кататься ни на коньках, ни на лыжах.
Навстречу мне в направлении Ижорского завода шёл поток пешеходов. Несмотря на ранний час, из глубины квартала слушался стук молотков и визг пилы. Город строился день и ночь, готовя кому-то новоселье.
В отличие от ленинградской школы для девочек в колпинской учились мальчики. Я пришла за час до начала уроков и сразу же прошла в кабинет директора. Он располагался в закутке и по размерам не уступал трёхстворчатому шкафу с зеркальной дверцей. Не спрашивайте, как туда поместился письменный стол, но чтобы подать документы, мне пришлось встать боком.
Директор Серафима Александровна — крупная женщина с медалью «За оборону Ленинграда» на пиджаке — крепко, по-мужски, пожала мне руку:
— Рада, что в наши ряды вольётся свежая кровь. Вам достаются третьеклассники. Имейте в виду, класс тяжёлый, много безотцовщины, переростков. Есть парочка хулиганов. А недавно я застукала Колокольцева за раскуриванием самокрутки. Сами понимаете, — она скорбно свела брови домиком, — война. Родителям было не до воспитания.
Да и сейчас педагогическая работа лежит в основном на школе. Успели заметить, как сильно разрушен город? Куда ни глянь — одни руины. Ижорский завод обстреливали день и ночь, но люди работали, ремонтировали танки, давали городу трубы, выпускали боеприпасы. Вы, конечно, знаете про топливо для Ленинграда?
— Нет, — вполголоса побормотала я, — наверное, я уже была далеко.
—
— Конечно, я учту все обстоятельства! — горячо откликнулась я. — Познакомлюсь с ребятами, с отстающими позанимаюсь дополнительно.
— А вот с этим плохо, — с сожалением сказала директор. — Школа работает в две смены, и как только начальная заканчивает уроки, сразу же приходят старшие, и надо освобождать помещения. В исполкоме пока ничего не обещают насчёт расширения — люди и без того по подвалам живут. Кстати, вы хорошо устроились? Барак, конечно, не хоромы, но и не землянка.
Я заверила, что всё отлично, и она успокоенно кивнула головой:
— Надеюсь, что мы сработаемся.
— Здравствуйте, ребята. Садитесь. Теперь вместо Надежды Ивановны вас буду учить я. Меня зовут Антонина Сергеевна.
Двадцать восемь пар глаз настороженно изучали меня, и на миг я почувствовала себя укротительницей тигров на арене цирка. Десятилетние мальчики — это вам не милые тихие первоклассницы с тонкими пальчиками и наивным детским лепетом. За последней партой я заметила крупного плечистого мальчика явно старше всех на пару лет. Рядом с ним совсем мелкий, с задиристой улыбкой и злым прищуром глаз. Наверняка забияка и драчун. А вон тот мальчик у окошка с аккуратно подстриженной чёлкой скорее всего отличник.
После переклички я отложила журнал в сторону и взяла книгу, которую принесла с собой:
— Сегодня у нас урок родной речи, но я не стану вас спрашивать, а просто почитаю книгу, а потом мы с вами обсудим, что вы узнали и почувствовали. Книга называется «Помощь идёт» замечательного писателя Бориса Житкова.
Я показала обложку с рисунком летящего самолёта и начала читать, изредка поглядывая на ребят. По звенящей тишине в классе я понимала, что повествование доходит до их сердец, и радовалась первой ниточке понимания, завязавшейся между нами. Чтобы узнать друг друга, нет ничего лучше, чем совместное чтение, когда жизнь героев становится нашей общей жизнью с общими радостями и печалями. Казалось бы книга — обыкновенная вещь, ничего особенного: буквы, краска, лист бумаги. Но ты перелистываешь станицы, начинаешь читать, и чужие судьбы внезапно становятся частью твоей собственной судьбы. Поэтому всегда говорю детям: «Читайте про хороших людей, про благородные поступки и добрые дела, чтобы именно с ними вам пришлось дальше идти по жизни».
Я видела, как по мере чтения с лиц мальчиков исчезает настороженность и их глаза загораются интересом и любопытством.
К концу урока мы успели поговорить о рассказе, подумать, как бы мы поступили на месте героев, немножко поспорили, чуть- чуть посмеялись и на завтрак в столовую пошли уже не отдельными эшелонами — учитель и ученики, а общим коллективом, у которого благодаря хорошей книге за сорок пять минут успело возникнуть взаимопонимание. Всего столовая вмещала три класса. Мой класс завтракал сразу после первого урока. От запаха пищи у меня закружилась голова. Начиная со вчерашнего дня, за хлопотами с переездом, я съела пару кусков хлеба с маргарином и выпила кружку кипятка. Не хватало ещё прилюдно хлопнуться в обморок от недоедания.