Мир всем
Шрифт:
— Нет, дорогие, Пионера я не возьму, — я вздохнула, — мне сначала надо нужный адрес разыскать и документы оформить. Тут не до кота.
— Звонят, слышите? — сказала Лиля Алексеева. — Не дай бог снова участковый, — она понизили голос, — а то ведь мы нашего Пиончика постоянно неправильно называем.
Но пришёл не участковый. В прихожую ввалилась высоченная женщина с гренадёрской осанкой и подозрительным взглядом глубоко посаженных серых глаз. В руках она держала большой чемодан, перевязанный верёвкой, а из-за её спины высовывалась девочка лет семи-восьми.
Напряжённо поворачивая голову, женщина осмотрела
— Здравствуйте, я Коробченко. Мы с вами меняемся местами.
— Я ни с кем не меняюсь! — рявкнула Маша. — Мне и на своём месте не дует.
— Как же так? Мне Роман Романович дал ваш адрес.
Я выступила вперёд:
— Маша, не пугай человека. Это ко мне.
— Да меня не испугаешь, — низком голосом прогудела женщина. — Я стреляный воробей.
— Только воробьёв нам не хватало, — обморочно проскулила за моей спиной Лиля Алексеева.
Чтобы разрядить обстановку, я распахнула дверь в свою комнату и пригласила приезжих:
— Проходите, располагайтесь. Нам с вами есть что обсудить.
Из Ленинграда в Колпино несколько раз в день ходили пригородные поезда с Московского вокзала.
— Берегите карманы, девушка, — сурово предупредила кассирша, протягивая билет. — Карманников развелось, что вшей без бани, да и за вещичками приглядывайте — не зевайте.
От вида вокзальной суеты мне захотелось построить пассажиров в несколько колонн и пускать на перрон по взмаху регулировщика, чтоб без толчеи, шума, гама и беспорядочных метаний в поисках нужного поезда.
С утра сильно подморозило, и расчищенный асфальт упрямо скользил, несмотря на разбросанный под ногами песок.
В вагоне я опустилась на деревянное сиденье, разом окунувшись в волну блаженного тепла от угольной печурки у входной двери. Спину припекало, по ногам дуло. Я пожалела, что, привыкнув к портянкам, так и не удосужилась связать себе шерстяные носки. Правда, носки в сапогах сбиваются, а правильно намотанные портянки сидят как приклеенные.
Заиндевелые окна тускло пропускали свет в салон, заполненный едва ли наполовину по причине полудня. Утром народ едет из пригородов в город и вечером возвращается, а днём раскатывают те, кто в отгулах, или такие же безработные, как я. Туго набитый вещмешок пришлось задвинуть под сиденье. На колени я поставила огромный тюк с бельём и одеялом, закрывший мне обзор до самого носа. В глубине тюка, завёрнутая в простыню, лежала немецкая пастушка, которая делила со мной юдоль скитаний, если выразиться высокопарно.
К счастью, тащить матрас не довелось, потому что Коробченко заверила меня, что свою кровать и матрац она оставила на прежнем месте. Ещё, по её словам, мне доставался в наследство столик и великолепная тумбочка с выдвижным ящиком.
Не знаю, что я чувствовала — грусть, облегчение от разрешения проблем или тревогу перед неизвестностью. В любом случае, куда бы мы ни двигались — мы движемся навстречу судьбе, и свернуть с этого пути невозможно, как бы ты ни юлил и ни искал обходных тропок.
Покачиваясь из стороны в сторону, словно на палубе парохода, по вагону прошёл контролёр:
— Ваш билет, гражданочка.
— Вот, пожалуйста.
С сухим щелчком компостер пробил дырку в картоне, и звук напомнил мне о странной ночи, проведённой в старинном замке на границе Польши и Германии.
— Ничего себе! — воскликнула сержант Света — яркая воронежская раскрасавица. — У наших сожжённых деревень одни трубы торчат, а у гадов дворцы целёхонькие.
Наш взвод несколько километров чапал по весенней распутице, и мы тащили на сапогах пуды грязи. Наклонившись, Света подобрала щепку и отскребла грязь с каблуков. Все бойцы время от времени проделывали эту процедуру, чтобы устоять на ногах.
На мгновение затормозив, я посмотрела на четыре круглые башенки, плотно прилепленные к зубчатым стенам здания. Островерхие крыши отбрасывали тень на стрельчатые окна в кованых переплётах, через одно украшенных витражами. При небольшой доле воображения легко представлялись конные рыцари в сверкающих латах и прекрасные дамы с золотыми волосами, которые терпеливо ждут поцелуя принца, чтобы проснуться. Хотя лучше им сейчас не просыпаться.
Перед тем как перейти подъёмный мост, мы по команде взводного приготовили оружие к бою и рассредоточились. Но двор, мощёный покатым булыжником, встретил нас полным безмолвием. На стене около распахнутой двери красовалась родная надпись: «Проверено, мин нет. Хозяйство Порошина».
— Верил бы в Бога — перекрестился, — пробурчал взводный и громко выкрикнул: — Без моей команды в дом не входить! Панкратов и Рябченко, за мной.
Пока помещение проверяли на предмет отсутствия опасности, взвод стоял наготове к бою, держа на прицеле возможные точки нападения. Наконец взводный вынырнул из двери и махнул рукой:
— Заходите, пусто. Матвеева и Кобылец оставайтесь на посту.
Судя по ледяному холоду в огромном помещении, в замке никто не жил. Потолок поддерживали толстенные балки, тёмные от времени. В зале из стены выдавался камин, в котором можно зажарить быка на вертеле. Через всё пространство тянулся огромный дубовый стол примерно на пятьдесят едоков. Вместо люстры из стен наклонно торчали электрические факелы, но самым интересным были фигуры двух рыцарей в латах, точнее пустые латы, без рыцарей внутри, стоящие по обе стороны от лестницы на второй этаж. Но тем не менее было заметно: хозяева пытались вывезти отсюда посуду и ценности, потому что то здесь, то там стояли деревянные ящики со стружками. В одном из ящиков лежали заботливо упакованные тарелки с синим узором, в другом наваленные грудой серебряные кофейники, сахарница и блюда. К столу был прислонён портрет длинноносой дамы в белом парике и зелёном платье с брабантскими кружевами.
Шастать по замку командир запретил, разрешил только снести вниз из спален подушки и тюфяки. В одной из комнат обнаружился ковёр с толстым ворсом — его постелили на стол, и несколько человек тут же рухнули на него без сил. Деревянные ящики и стружка пошли на растопку в камин, но скудное тепло подняло температуру в огромном помещении едва ли на градус, и чтобы согреться, приходилось сидеть у камина, как у костра в лесу. Мы поужинали сухим пайком из антикварных тарелок и расположились на ночлег. Мне досталось стоять на часах в ночную смену.