Миракулум 2

Татьмянина Ксения Анатольевна

– Сорс.

– Продолжай.

– Я расскажу с самого-самого начала, так мне будет легче, может быть что-то тебе оружейник и сам успел рассказать, когда вы в столице встретились... Ут-Фубер действительно приказал вывести его в лес и убить, но Аверс без боя не сдался. Он смог выбраться из схватки живым, но был ранен. Не сильно, но крови потерял много, и решил добираться обратно до домика лесничей. Аника его быстро поставила на ноги. А травница из деревни упомянула, что меня ценным трофеем переправляют в столицу. Аверс рассказывал мне потом, когда мы уже были свободны, что если бы перед ним был выбор - отдать все за мою жизнь, он бы отдал. А все, что у него было - это знания... Он бы отдал их и тогда, когда цатты сожгли мастерскую на Побережье, ради жизни своей семьи. Но его не было, а мастер, его тесть,

не пожалел ради этого ни жизни сына, ни дочери, ни жизни внуков. Аверс питал любовь только к своему делу, и готов был на все, чтобы добиться знаний, войти в семью, расти в мастерстве. Его брак был больше по расчету, чем по любви, хотя жену свою он ценил - за доброту и терпимость... я рассказываю все это, Сомм, чтобы потом тебе были понятны причины...

Передохнув немного, помолчав, я сказала:

– Лишь с появлением детей он понял, что можно любить кого-то больше кинжалов и стали, больше той науки о металлах, что единственно занимали ум, и привносили в жизнь счастье. Они погибли. Погиб и он, хоть и не умер телом. Все до тех дней...
– тут я почувствовала, что щекам становится горячо, и мне неловко смотреть на лекаря.
– Когда нас с ним отправили в Шуул... Там, в столице, он тайно собрал представителей гильдии, назвался, доказал кто он есть и предложил продать все, что знает за золото и за молчание о том, что он не погиб. Ты помог ему, Сомм, я помню, как ты приходил в тюрьму перед самым моим беспамятством. Меня утащили в мертвецкую даже раньше последнего дня, живую. Никто не поверил ни на миг, что я смогу выжить от змеиной чумы. Мой приговор свершился над мной прежде, чем королевская петля затянулась на шее. За плату стража обещала молчать, что тело мое унесли, а не захоронено, а другие люди вывели за городские стены так, чтобы никто не прознал, и не искал. До весны мы добрались до Побережья. Под властью цаттов нас бы не трогали - никто бы не знал в лицо ни Крысы, ни Аверса, и мы могли начать жить с иными именами. Это были счастливые месяцы... в одном городке оружейнику удалось найти работу в кузне, я стала цветочницей - мы снимали две комнатки у вдовы, и я занималась ее садиком. И вот, под конец лета... мы шли по торговым рядам, как толпа закричала - кто-то прорывался сквозь нее, и дальше стража расталкивала всех. На открытом месте ратники поймали девчонку, она завизжала, а Аверс вдруг кинулся в их сторону... он дрался один против трех, безоружный, и всем крепко досталось. Стража в итоге схватила и его, и этого ребенка. Я металась, не зная, что думать и что делать... и вдруг расслышала, как девочка кричит "Отец! Отец!". Витты тогда, когда сгорела мастерская, не было даже в городе - ее к себе забрала старая тетка, сестра деда, в селение на несколько дней, чтобы та помогла ей с домом. У старухи болели глаза, она не могла готовить, и ей нужна была та, что проводит до знахаря. Витте тогда было девять лет. Аверс, думая, что все погибли, ушел биться с цаттами, а дочь его, не успевшая увидеть отца, прослышала потом, что он пропал на войне. После смерти тетки, о Витте не было кому позаботится, и она попала в служки на кухне постоялого двора. Как исполнилось тринадцать, так ее определили служанкой в комнаты, а там она приглянулась и хозяину. Он попытался лишь раз, но Вита обварила его кипятком супа и бежала. Стражу позвали быстро, и поймали ее быстро, да на свое счастье, Аверс успел увидеть ее и узнать.

Сомм слушал, не перебивая. Завтрак был почти окончен. Лекарь выпил все принесенное вино. А я не смогла говорить дальше, не сделав себе опять маленькой передышки.

– Их заключили под стражу. Я смогла добиться, чтобы меня пропустили на свидание. Их не разлучали, и я видела глаза Аверса и глаза Витты, когда оба сидели на скамье за решеткой и не могли отцепиться друг от друга. Девочка зареванная, оружейник избитый. Я долго стояла незамеченная, слушая рассказ о ее жизни, и лишь из-за волнения решилась подойти и помешать им. "Это моя Витта..." - впервые видела, чтобы он плакал. И был таким растерянным, словно ребенок. А вот его дочь посерьезнела и стала смотреть на меня сердито и недоуменно.

– Так вы расстались из-за нее?
– Не выдержал Сомм.

– Нет. Городской судья приговорил ее к порке плетьми, огромному штрафу, выплатить который не было никакой возможности. А Аверса за противление

власти, к тюрьме и работам на местном руднике. На него же, как на признанного отца, ложился долг, и за невозможностью его погасить - еще месяцы каторжной работы. Я не могла этого допустить... я добилась встречи с судьей, и сказала, что я приемная дочь Лаата, что тому, кто меня найдет, положена хорошая награда. И я меняю себя на то, чтобы хозяину постоялого двора выплатили его жалобные, с Аверса и Витты сняли наказание, и больше никто не смел покушаться на свободу этих людей. А про меня, Сомм, знал почти каждый цатт. Я была потерянным сокровищем, о котором многие мечтали. Судья был поражен... В доказательство я написала ему несколько писем на разных языках, назвала много громких имен из знати, обещала, что к отцу он доставит меня без всяких помех, и вся награда будет только его.

– Так и случилось?

– Да, мне дали попрощаться с оружейником. Я все объяснила, обещала, что скоро вернусь, а ему теперь есть о ком позаботиться. Мне самой тогда казалось, что разлука будет не долгой. В городе они оставаться не могли, я сама видела, как их отпускают за ворота... и я видела, каким взглядом оружейник прощался со мной. А вернуться я смогла только сейчас, спустя четыре года. Теперь я снова здесь. Ищу его, а нашла Витту.

– Но почему ты так долго ждала?

– Первосвященник заключил меня под стражу в храме огня.

– И ты сбежала?

– Как только смогла.

– Знаешь, Рыс, оружейник бы сам искал тебя на том берегу, переплыв море, и освободил. Я уверен. Только...

– Только теперь он не мог оставить дочь... ответственность перед ней у Аверса не в пример выше, чем передо мной... а, быть может, он просто забыл обо мне...

– Пойдем, спросим у самой Витты, что с Аверсом. И я голову даю на отсечение, что он, все еще жив.

– Если она увидит меня, она не скажет правды. Она и тогда знала, кто я ее отцу, и ее злость была понятна. Отец забыл о ее матери, и решил жить с какой-то чужой женщиной... Витта ведь узнает меня.

– Я спрошу, а ты послушаешь у двери.

Как бы там ни было, а не вернуться в комнату, не представлялось возможным. И как только мы вошли, то застали Витту бодрствующей. Она, порхая по комнате в моих штанах и рубашке, искала свою одежду.

– Вы кто? Почему я здесь?
– Девушка произнесла это требовательно и одновременно боязливо.
– И где мои деньги?

– Не переживай, Витта, - сказал Сомм и тут же вернул ей ее монеты, - мы тебя вытащили из реки. Лошадь твоя, к сожалению, погибла.

– Откуда вы знаете мое имя? Кто вы такие?

– Мы друзья Аверса.

– За мной гнались!
– К Витте постепенно возвращались воспоминания о случившемся.
– Двое!

– Никто за тобой не гнался, это ты нас приняла за угрозу.

Я в их разговор не вступала. Я молча стояла за спиной лекаря, и даже чуть опустила голову, чтобы не так сразу встречать ее и без того нелегкий для меня взгляд.

– Да?
– Ей заметно стало от этого легче. Но в этот же миг ее лицо изменилось: - Только учтите, пожалуйста, одно, будьте вы хоть десять раз друзьями моего отца, слушаться я никого не намерена! И... я что-то вас не помню.

Тут она догадалась присмотреться. Но и после этого ничего не последовало. Я осталась неузнанной.

– Мы его друзья еще со службы в Неуке.

– Про Неук я знаю. Где моя одежда?

– Служанка принесет ее сразу, как только она высохнет и ее почистят.

– Мне нужно сейчас! Я не могу задерживаться!

– Витта, - голос Соммнианса превратился просто в елейный и ласковый, - тебе нельзя так горячиться, ты еще не совсем отдохнула. Я лекарь, и я знаю, о чем говорю. Конечно, ты слушаться не намерена, но если нет, то этим же вечером ты рискуешь слечь от жара.

– Меня не остановит даже это!

Витта и впрямь казалась слишком импульсивной, то ли оттого что нервы и силы были на пределе, то ли оттого что характер ее стал таким. Спящей, она создавала впечатление прелестного создания.

– Я должна успеть в Лигго. И должна успеть до того, как меня догонит отец. Я не могу здесь задерживаться!

Значит, он жив... все внутри потеплело от оправданной надежды. Со всего тела упал груз изматывающей тревоги, и даже легче стало дышать. Я улыбнулась, очень сдержанно, все еще стоя у двери.