Мираж
Шрифт:
— Думаешь, придём?
— Тогда в Париж. И там жить можно. У тебя на батарее есть свой передок? Набивай его постепенно я держи крепко. Ну, время. Побежал.
С грозным шумом приближался поезд с двумя паровозами. Ординарец расправлял складки мундира Май-Маевского. Он вышел к почётному караулу. Кутепов стоял скромно, несколько в стороне.
Со ступеней вагона степенно сошёл Деникин с умиротворённым лицом священника, за ним адъютант полковник Карташёв, генералы Романовский, Врангель и другие. Оркестр заиграл марш.
В толпе шептались о Романовском: «Вот он, хитрюга... Всё в его руках...» А тот приберёг для встречи сложную улыбку: не то приветливую, не то насмешливую, и во взгляде уверенность побеждающего игрока.
— Ваше превосходительство, вверенные мне войска выполняют боевую задачу по охране Донецкого угольного района. Незначительный бой идёт в районе Харцызска. В остальных направлениях без перемен, — отрапортовал Май-Маевский.
Деникин пожал руки Май-Маевскому и Кутепову, поздоровался с почётным караулом, затем пригласил определённый круг лиц на обед в свой вагон.
Дымникова дёрнули за шинель. Он оглянулся — Меженин.
— Посмотри на моего нового начальника — рыжий с рыжими усами. Он за Щукиным. Полковник Орлов из контрразведки.
— Ты-то как там оказался, что делаешь?
— Например, ищем преступника, организовавшего покушение на твоего Кутепова.
— И что, нашли?
— Пусто. Видимо, кто-то на его должность позарился.
Кутепов за обедом слушал внимательно и высказывался осторожно, в основном поддерживая Деникина.
Среди роскоши закусок с угрожающей серьёзностью выстроились графины с водкой, настоянной на лимонных корочках. Подняв бокал, Деникин встал и обратился к Май-Маевскому:
— Дорогой Владимир Зенонович! Я очень рад поздравить вас с новым высоким назначением. Знаю вашу доблесть, честность и твёрдость характера, знаю о героической борьбе, которую вам пришлось вести в течение нескольких месяцев, чтобы удержать Донецкий бассейн. Родина велела нам назначить вас на пост командующего Добровольческой армией. Я уверен, вы с честью выполните возложенные на вас задачи; так же твёрдо, как и раньше, поведёте и выведете наши доблестные части из Донецкого бассейна на широкую московскую дорогу. По русскому обычаю, я поднимаю бокал и пью ваше здоровье. Ура! Ура! Ура!
Деникин и Май-Маевский расцеловались.
— Да здравствует единая, неделимая великая Россия и её верные сыны! — воскликнул Май-Маевский. — Ура!
— Ура! — подхватили все.
Итак, прямой начальник генерала Кутепова теперь известен. Настоящий боевой генерал. Теперь следовало определить линию поведения с Май-Маевским. Пока тот жаловался Главнокомандующему на нехватку обмундирования, снаряжения, боеприпасов и всего прочего, что необходимо для наступления, Деникин успокаивал его, как добрый дядюшка:
— Полно вам, дорогой, беспокоиться. На этих днях прибывают несколько транспортов с обмундированием, снаряжением и, главное, с танками. Наше счастье, если эти танки окажутся пригодными в боевой обстановке, тогда успех обеспечен. Я их лично не видел, но, по словам союзников, танки производят колоссальнейшее моральное действие на противника. Под прикрытием их мы вышлем конницу Шкуро.
— Но кто же будет управлять этими танками? — спросил Май-Маевский. — У нас же нет инструкторов.
— Мы условились, — успокоил Деникин, — что первое время в боях будут участвовать англичане, а потом, когда наши подучатся, мы их сменим.
Кутепов осторожно поглядывал на Врангеля, который, по его расчётам, и должен был стать командующим Добрармией. Пожалуй, и сам барон на это рассчитывал. Он сидел хмурый, как донецкая пыль, и прямой, как спинка стула, и почти не участвовал в разговоре. Лишь когда речь зашла о наступлении на Москву, Врангель сказал, что операцию нельзя начинать, не установив оперативно-технических связей с войсками Колчака. Кутепов об этом уже думал и был готов предложить несколько маршрутов для соединения с колчаковцами, но вовремя заметил, что Деникин внимательно цепляет вилкой что-то из тарелки и с удовольствием отправляет в рот. Вытерев салфеткой губы, Деникин сказал:
— Блестящая победа генерала Врангеля под Великокняжеской окончательно вырвала инициативу из рук красных, и, следовательно... — Деникин многозначительно улыбнулся.
— ...И следовательно, Добрармия, вперёд! — воскликнул Май-Маевский. — Александр Павлович, готовьте корпус.
Адъютант Макаров шепнул генералу, что пора приглашать гостей на концерт.
— Нет! — сказал Май-Маевский и вдруг стукнул кулаком по столу. — Как говорит герой великого Диккенса: «Сначала дело, потом удовольствие». Он имел в виду, что палач сначала отрубает голову королю, а затем его малолетним детям. И мы сейчас отрубим!..
— Троцкого бы я повесил, — сказал Романовский.
— Это удовольствие! — воскликнул Май-Маевский и зааплодировал. — Но сначала дело!
— Эта жидовская морда имеет большую голову, — сказал Деникин. — Когда мы возьмём Троцкого в Москве, я произведу его в генералы, а потом повешу на площади.
— И дело, и удовольствие! — воскликнул Май-Маевский. — И я приглашаю вас на дело. Паровоз и два вагона на Харцызск. Там идёт бой. Мы приезжаем и выигрываем бой.
Гости переглянулись. По-видимому, не всем хотелось под пули, но Деникин воспринял предложение генерала как вполне естественное.
— Едем, господа, — сказал он, — подышим воздухом боя.
Кутепов успел приказать адъютанту:
— Третью батарею в район высоты Круглая, штабс-капитана Дымникова — артиллерийским наблюдателем.
В батарее раздались команды: «Боевая тревога! Выводи лошадей! Запрягай! В передки! В колонну поорудийно шагом ма-а-арш!..»
Командир батареи хозяйственный мужик майор Бондаренко, более всего пекущийся о сохранности лошадей и имущества, был доволен, что останется с орудиями, а на наблюдательном пункте будет сидеть помощник. Стрельба с закрытой позиции — игра в карты: то ли попадёшь, то ли нет. Чаще — нет. И ты, конечно, виноват, хотя по всем законам, в соответствии с теорией, которую учили в Константиновском, вероятность попадания очень мала.