Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
— Вот если б я спал с женщинами, что мне приходятся кровной родней, — ответил мне Байяр, — то было бы дело постыдное. Но с двумя-mo сестрами! Ерунда. Ничего это не значит, так, пустяковина (III, 55).
Сюжет «двух сестер» и случай «коллекционера» сестер [889] — не единственные, которые дают повод для размышлений сельским философам относительно стыда и безгрешности. Поводом может стать и проблема тетки с отцовской стороны и племянницы. У Раймона де Планиссоль, — говорят во время деревенских посиделок у огня во время снегопада, — была сначала в любовницах некая Гийеметта из Коссу, а потом племянница той Гийеметты, Гайярда, которая была к тому же служанкой в доме Раймона. Вот большой грех!
889
См. также: I, 418; III, 446.
— Да вовсе нет! Нет в том никакого греха, — возражает Айкар Боре из Коссу, участвующий в разговоре, — и собеседники тут же обзывают его крестьянином (= неотесанным мужланом [III, 346-347]).
Продолжая гнуть свою линию, Айкар Боре мог бы назвать постыдным (пусть и не греховным) «инцест», в котором упрекали распутного Планиссоля. Белибаст, во всяком случае, охотно подписался бы под подобной формулировкой: «святой муж», отбрасывая теологическую скорлупу греховности, без труда вылущивал из нее антропологическое ядрышко позора и главенствующую заботу о репутации в глазах соседей [890] .
890
III, 241 игл. X, XI; III, 132. См. также: II, 411 (Пьер Отье о срамном и несрамном в половом акте)
Понятие позора связано с системой ценностей, доминирующей в верхней Арьежи и за ее пределами, на всех иберо-пиренейско-окситанских территориях. Я уже упоминал об относительно требовательном понимании женского достоинства по отношению к супружеству и к роду; это понимание относится скорее к благородной, чем к крестьянской среде, тем не менее оно известно простым женам земледельцев [891] . В этом контексте необходимо также упомянуть аристократический paratge {381} , воспетый трубадурами [892] {382} . На другом конце социальной лестницы, или скорее на краю пропасти презрения, понятие позора может сопутствовать социальной отверженности, порой даже неприкасаемости, — последняя распространяется на прокаженных и еретиков, вынужденных носить желтые кресты [893] . Я порой вешаю свои желтые кресты на какую-нибудь сливу... Это такой стыд (verecundia), что я стараюсь, как могу, носить их пореже, — говорит один каменотес из Акса. Не углубляясь в этот вопрос далее, отметим, что бедность, потеря своего дома, экономическая несостоятельность или просто нисходящая социальная мобильность могут стать источником стыда, «смущения» и потери достоинства [894] , — действительно, они могут значительно уменьшить уважение со стороны соседей. Меня вообще-то мало уважают в Сабартесе, поскольку я беден, — говорит Арно из Бедельяка. Я обнищал и в своих краях вечно стыжусь, а все по вине моей матери, из-за которой я потерял свой осталь, — говорит Арно Сикр. Эти тексты тем более интересны, что они выявляют амбивалентный характер бедности. Когда она является фактической (случай Сикра и Арно из Бедельяка), она — источник стыда. Нов качестве идеала, либо когда она является самоцелью в рамках аскетической жизни, бедность оказывается явлением положительным. Здесь очевидное противоречие, связанное с контрастом между религиозной и социальной практикой. Аналогичную установку, одновременно позитивную и негативную, можно сегодня обнаружить у некоторых интеллектуалов по отношению к обществу потребления.
891
См. гл. X, XI.
{381}
Paratge — одно из понятий поэтики трубадуров. Может быть условно передано как «очарование», но включает в себя и физические характеристики, и духовную женскую притягательность, природное (в отличие от куртуазности) умение «подать себя», умение изысканно одеваться и даже приличное, если не знатное, происхождение. В окситанской литературной традиции paratge рассматривается как обязательная черта уважающей себя дамы, отличающая ее от деревенщины или старой карги.
892
Г-жа Пале-Гобийяр в своей неопубликованной диссертации подробно исследовала этот вопрос. См. также по поводу проблемы стыда (связанного с традицией): Riesman D. 1964; Rocher С. Introduction a la Sociologie generale. Ill, p. 43. См., наконец, «Песнь о Крестовом походе» Гийома из Туделы, т. II, строфа 136 (1—3), строфа 184 (33 — 36): понятие paratge (цит. по: Пале-Гобийяр).
{382}
Гийом из Туделы (ок. 1187—после 1219) — французский хронист и поэт, священник, уроженец города Тудела в Наварре, автор стихотворной хроники на старофранцузском языке «Песнь о крестовом походе против альбигойцев», написанной с позиций крестоносцев и воспевающей их подвиги.
893
II, 433, 110 (сравнение с проказой).
894
II, 76. В качестве аргумента a contrario достаточно характерно замечание Пьера Мори, обращенное к Арно Сикру: пастух предлагает последнему (шепотом и с хитроумной целью вынудить того выдать себя как доносчика) донести за плату на Гийома Белибаста епископу Фурнье. Пьер заявляет по этому поводу: Арно, а давай-ка оттащим этого еретика в Сабартес! Нам за это перепадет пятьдесят, а то и сто турских ливров. С такими деньгами мы сможем жить достойно, а то ведь этот мужлан (Белибаст), только и делает, что ведет дурные разговоры. Пятьдесят или сто турских ливров — это достаточно, чтобы два человека могли купить один или два дома (соответственно сорок и восемьдесят ливров). Этого не хватит, чтобы жить, не работая своими собственными руками. Однако этого достаточно, чтобы жить достойно («honorifice»), владея собственностью, стоимость которой соответствует стоимости дома. Ниже этого уровня человек вынужден терпеть взгляды свысока, поскольку его «достоинство» крайне невелико.
Наконец, само собой разумеется, что в этом мире внешнеориентированных ценностей достоинство можно потерять, а позор обрести, при нарушении или искажении клятвы, произнесенной перед другими. Меня вообще мало уважают, раз я беден, — говорит уже цитированный Арно из Бедельяка. — И меня еще меньше бы уважали в Сабартесе, если б узнали, что я стал клятвопреступником. Да вдобавок, я боюсь, что согрешил бы [895] . Отметим интересную градацию: сначала — потеря уважения в случае возможного клятвопреступления, на втором месте — менее важный недостаток уважения, связанный с бедностью, на третьей позиции, наконец, — христианская боязнь греха, занимающая последнее место в заботах человека, отказывающегося преступить клятву.
895
III, 57 (Арно из Весельяка); II, 21, 29 (Сикр).
Неверность данному слову или доброй вере (I, 308) вызывает, таким образом, позор. Это тем более постоянная угроза, что в Сабартесе и в Монтайю легко дают клятвы, как только речь зайдет о более или менее важной проблеме [896] .
Внешняя ориентация ценностей [897] {383} неотделима от морали, основанной на соседстве и на отношениях взаимности: вы беспокоитесь по поводу вашей репутации в глазах соседей и вы испытываете порой обоснованные опасения, что они объединятся против вас. Более конкретно: вы не должны травить, то есть позволять вашему стаду вытаптывать чужое хлебное поле, соседствующее с вашим выгоном. Не рвите траву (имеется в виду — чтобы дать ее вашей скотине) на чужом поле; равно как не бросайте на чужое поле (сорную) траву, что вы собрали, пропалывая собственное поле, — говорят в Сабартесе (II, 107). Эти правила тем более строги, что их часто нарушают, в частности — пастух Пьер Мори. Рекомендации, направленные на поддержание добрососедских отношений, тем более настойчивы, что зачастую эти отношения на деле весьма дурны.
896
Простая крестьянка-служанка из Монтайю клянется своей головой (старая средиземноморская традиция: Мф. 5:36), кладя на нее руку: головой клянусь, кто-то за это поплатится (I. 314); пастухи из Монтайю клянутся в помощи друг другу для отмщения на хлебе и вине (II, 171); одну женщину обвиняют в том, что на мельнице она поклялась на муке, что держала в руках, что не верит в воскрешение (I, 156). Во всех этих случаях простонародье клянется на каких-то частях своего тела или на пище, для этого тела предназначенной. В более образованной среде, благородной или буржуазной, клянутся на календаре (в котором, вероятно, есть текст Евангелия) или же, разумеется, на Евангелии (перед инквизитором), см.: III, 397, 253 et passim. Можно также просто «пообещать» (часто нарушаемые обещания: I, 456) или пообещать по доброй вере (Беатриса де Планиссоль, I, 308). Катары, в том числе Белибаст, враждебно настроены по отношению к клятвам (II, 52; III, 117, 202), ссылаясь на аргументы, изложенные в Евангелии от Матфея (Мф. 5:34—36). Ср.: Rapp, р. 160. Отметим с точки зрения генезиса проблемы, что клятва приобретает большое значение в этом регионе как действие юридического характера с XI в., с «феодализацией» восточных Пиренеев (Bonassie, V, р. 851).
897
Отметим по этому поводу, насколько ереси XIV в., включая альбигойство, отличаются в этом отношении от возникшего позже протестантизма, столь сильно склонного (см. случай Севенн) к интериоризации этики и ценностей, в том числе среди самых простых верующих.
{383}
Севенны — горный массив на юго-востоке Франции, в Лангедоке; здесь подразумевается глубокая приверженность жителей этого региона протестантизму, приведшая их к восстанию так называемых «камизаров» (от местного диалектного camiso — «рубаха», подразумевается — «крестьянская рубаха»). Причинами восстания 1702—1704 гг. были повышение налогов в результате Войны за испанское наследство 1701—1714 гг. и преследования гугенотов после отмены в 1685 г. Нантского эдикта 1598 г., дававшего им свободу вероисповедания. Среди требований восставших была и отмена десятины. В 1703 г. папа даже объявил крестовый поход против камизаров, на подавление их была брошена королевская армия, но прекратить восстание удалось только путем снижения налогов и предоставления права (хотя и ограниченного) придерживаться своей веры. Умеренная часть восставших сложила оружие, но радикалы продолжали борьбу до 1714 г.
Более того, от человека требуется, особенно если он принадлежит к условной элите деревни или края, чтобы он был не просто хорошим соседом, но и соседом вежливым, curialis. Он должен любить и уметь отпускать шутки, вызывающие раскаты смеха и способствующие более тесному общению. Именно подобные качества обеспечили в Монтайю успех таким людям, как Понс Бай и «совершенный» Гийом Отье, неутомимый танцор. У последнего было воистину все, чтобы нравиться: добрая жена, дети, богатство и веселый нрав, к чему необходимо добавить красоту его супруги (I, 313). Разумеется, этот благоприятный образ — ум, общительность, смех и улыбка — чаще является ethos теоретических ценностей, чем habitus повседневной жизни. Для того, чтобы добиться в деревне успеха в этом «железном веке», необходимо порой проявлять цинизм, грубость и окситанскую прямоту в стиле Пьера Клерга, — в той же, если не большей степени, что и обходительность и уважение к ближнему, свойственные Гийому Отье [898] .
898
По всему параграфу: I, 455; II, 106, 107 (Гийом Отье как добрый и веселы ~ товарищ, который умеет хорошо танцевать); II, 107 (трава и чужое поле); II, 420; III, 193 (позитивные стереотипы: общительность, ум, благородство...); II, 362, 367 (проблема потравы и добрососедства; см. также о П. Мори выше); I, 386 (уважение к чужому имуществу); III, 365; II, 62 (проблема отношений взаимности).
Можно даже не останавливаться подробно и вновь на том, насколько этика стыда [899] и соседства связана с фундаментальным феноменом domus, который, как и везде в этой книге, рассматривается одновременно как семейная ячейка (жена, дети и т. д.) и как строение. Все споры по поводу позорного завязываются вокруг проблемы инцеста, нарушающего прежде всего относящееся к семье табу. Что касается привлечения к рассмотрению вопроса соседей, то оно самым очевидным образом связано с близким расположением домашних строений и засеянных или предназначенных для выпаса земельных участков.
899
Проблема внешнеориентированной системы ценностей, в большей мере опирающейся на чувство стыда, чем на внутреннюю дисциплину, может также быть рассмотрена в свете поведения местного населения по отношению к лжи и не-лжи. «Добрых людей» считают в Монтайю необычными фигурами, поскольку они не лгут. Обычные люди, напротив, лгут с легкостью, если не связывают себя клятвой, данной другому человеку (ср. случай Арно из Бедельяка). В этой области также внешняя ориентация ценностей превалирует.
Продолжая анализ за пределами этих предварительных замечаний, можно ли сказать, что монтайонское и сабартесское общество является криминальным? В том, что касается воровства и «преступлений против имущества», экстериоризованная этика осталя, предписывающая взаимное уважение владений, дает, судя по всему, довольно успешные результаты. На исповеди люди обвиняют друг друга лишь в мелком воровстве, таком, как кража фруктов или овса. Пьер Отье или Белибаст строго отчитывают Пьера и Жана Мори за те редкие случаи, когда пастухи прибирают к рукам жирную ярочку или трех чужих овец, затесавшихся в их стадо. В Орнолаке отмечен случай кражи вещей (или денег?) — за помощью обращаются к Деве Марии Монгозийской. На ярмарке всегда есть риск, что у вас стянут сукно (I,156—157). В текстах случайно упоминаются какие-то фальшивомонетчики и разбойники с большой дороги (но здесь так мало больших дорог и так мало монеты...). В самом Монтайю все друг друга знают, чужаков тут же обнаруживают; «преступления против имущества», таким образом, почти отсутствуют. Разумеется, взаимное доверие не является полным, и двери домов могут закрываться на ключ. Также можно отметить потраву полей овечьими стадами или путниками, которых вяло призывает к порядку деревенский сторож посевов; бедные местные побирушки с легкостью «одалживают» овса, дров или сито у соседки или родственницы, не всегда спросив ее согласия. Все эти шероховатости не опровергают общего факта: в целом в нашей деревне с уважением относятся к чужому имуществу.
Могущественные люди округи, конечно, допускают серьезные нарушения этого принципа: Клерги или Азема конфискуют поле или стадо, принадлежащие более слабому. Но эти конфискации теоретически имеют под собой «законную» базу: они осуществляются от имени байля, графа или шателена под предлогом борьбы с ересью, скрывающим местные конфликты между группами. «Воровство» в данном случае очевидно, но оно не является самоцелью, оно не осуществляется ради украденного, как это происходит ныне в наших городах, где преступления против имущества цветут столь буйным цветом; на практике и с точки зрения права оно является лишь стратегическим этапом или средством в битве между domus с целью захвата власти [900] . Прудон в этих обстоятельствах сказал бы, что сеньория и байлия — это кража {384} . Отвратительная кража, но не являющаяся «нелегальной» согласно букве, если и не духу, обычного права.
900
В целом по параграфу: III, 35, 38 (список грехов): II, 423; III, 179 (перемешивание стад и неправедный «увод» чужих овец); гл. XXI (кража в Орнолаке и «конфискации»). По-видимому, в Белькере (миниатюрный «город» в земле Соль) существуют профессиональные воры (I, 488); II, 244: упоминание (сделанное человеком, который родом из диоцеза Кагор) о бандитах на дорогах; ср. также: II, 123 (вероятный фальшивомонетчик, незаконный сын монаха).
{384}
Пьер Жозеф Прудон (1809—1865) — французский социолог, экономист, теоретик социализма и анархизма. Автор знаменитой работы «Что такое собственность?» (1840), в которой провозглашается лозунг: «Собственность — это кража». Следует отметить, что в действительности это выражение впервые употребил деятель Великой французской революции Жак Пьер Бриссо (1754—1793).
В сравнении с относительной безвредностью «преступлений против имущества», взятых сами по себе, преступное посягательство против личности, или, скажем кратко, насилие, носит в наших местах гораздо более тяжелый характер. Опирающаяся на domus мораль в рамках повседневной жизни с относительным и условным уважением воспринимает чужое имущество, но, напротив, вдохновляет по важным поводам на месть. И недостатка в поводах нет. Месть становится особенно опасной, когда богатый, могущественный или знатный осталь мстит осталю бедному. С этой точки зрения невозможно недооценить риск, связанный для нижестоящих с возможными угрозами со стороны местных сеньоров и особенно их байля.