Монтайю, окситанская деревня (1294-1324), Ле Руа Ладюри Эмманюэль

Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

на обложку

Ле Руа Ладюри Эмманюэль

Шрифт:

— Нет, я ведь оставила дверь моего дома открытой.

Согласно этому тексту, люди и свиньи обитают вместе, быть может, дверь также является общей для выхода людей и для выноса навоза. По всей видимости, Понс Рив, сын Бернара Рива, запирает своего мула или осла у себя в доме. Гийеметта Бене запирает вечером приведенных с пахоты быков у себя дома. Гийом Белибаст собирается кормить ягненка у себя дома, in domo sua. Каждое утро Жан Пелисье, пастушок из Монтайю, выгоняет своих овец из дома. Даже болея, люди спят вместе с животными (может быть, чтобы воспользоваться животным теплом, исходящим от этих «естественных обогревателей»?). Гийом Бело, — рассказывает Бернар Бене, — привел еретика Гийома Отье туда, где лежал мой больной отец, а было это как раз в той части нашего дома, где спит скотина [87] .

Еще сегодня можно увидеть очень старые дома в Але (XV век?), с их solier из дерева и смешанной с глиной соломы. См.: I, 311 (Азема — Бело); I, 340 (Рив); I, 478 (быки); III, 199 и III, 86 (бараны); I, 401 (смертельная болезнь Г. Бене в 1305-1306); I, 337 (общая дверь для выхода людей и для вывоза навоза).

У дома также есть разнообразные пристройки: к нему примыкает двор или птичник, где можно посидеть на солнышке в компании домашней птицы; его, как правило, украшает куча навоза, вскарабкавшись на которую, какая-нибудь любопытная служанка может подслушивать, на высоте солье, что ее хозяева и «совершенные» рассказывают друг другу. Двор продолжается площадкой для молотьбы. В самых крупных хозяйствах — как, например, Марти в Жюнаке и в некоторых других — есть двор, сад, boal (хлев для быков), голубятня, свинарник рядом с садом, сеновалы [bordes] для сена и соломы (по другую сторону двора или недалеко от колодца), cortal для овец, примыкающий к domus или находящийся в стороне от него. Но столь большие фермы ничуть не характерны для Монтайю. Со стороны улицы часто стоит — совсем как сегодня — лавка или стол под открытым небом, чтобы погреться на солнце или поболтать с соседями [88] . Проблема того, как запереть дом, не всегда может быть решена: когда в жилище лишь один этаж (а очень часто это именно так), то достаточно приподнять головой край крыши из бардо, чтобы подсмотреть, что происходит на кухне (II, 366). (Крыша, она же терраса, совершенно плоская и может служить местом для укладки хлебных снопов или трибуной для речистых кумушек; в каталонских Пиренеях она станет наклонной, такой, как сегодня, лишь с XVI века [89] .) Чтобы проникнуть в дом, достаточно порой отодвинуть доску или дранку. Перегородки столь тонкие, что из одной комнаты слышно все происходящее в другой, включая еретические беседы какой-нибудь дамы со своим любовником (I, 227). В Монтайю два соседних дома может соединять дыра, через которую перебираются из одного жилья в другое. По правде, Гийеметта Бене должна все хорошо знать про еретиков, — разъясняет Раймон Тестаньер в доносительском пылу, — потому как в то время, когда каркассонская инквизиция трясла народец из Монтайю, была дыра между домом Бернара Рива, где у еретиков было место для проповедей, и домом Гийома Бене. Через ту дыру еретики и ходили из одного дома в другой. С этой точки зрения Монтайю — настоящий термитник; другой проход, существовавший тогда же, позволял «совершенным» проходить, оставаясь незамеченными, из дома Бернара Рива в дом Раймона Бело [90] .

I, 198-199, 383, 402, 403, 458; II, 405; III, 277, 260 — 289; «корталь» для овец, вдалеке от domus — см. гл. V—VIII (П. Мори); по поводу дома, двора, сеновала в каталонских Пиренеях ср.: Bonnassie, II. 289; см. также III, 287, таблица вне текста.

I, 317; Deffontaines.

L’homme et sa maison..., p. 81.

I, 311, 463. Добавим, дабы закончить с планировкой дома, что в нем не было «туалета»: мочились на улице, испражнялись за скалами.

* * *

Помимо внешних материальных черт, не всегда приятных, меня в первую очередь интересует число людей, или число душ, в остале: демография domus часто шире, в некоторых отношениях, чем «семья» в собственном смысле слова, то есть супружеская пара и дети. Первым делом это расширение происходит за счет присутствия в доме работников: пастух Жан Пелисье, родом из Монтайю, нанимался в подпаски то к одному, то к другому за пределами своей деревни, чтобы выучиться или усовершенствоваться в своем деле. Потом он возвращается в родные места, но вместо того, чтобы жить в доме родителей, он в течение трех лет живет в качестве пастуха в доме супругов Бернара и Гийеметгы Моров. Неизвестно, что он получал в качестве платы. В том же domus Моров кроме Жана Пелисье живет его брат Бернар — он уже не пастух, а работник на пахоте (labarator vel arator) [91] . У Бернара Мора живут также двое его детей и, наконец, его мать, вдова, старая Гийеметта Mop (III, 161). В целом мы имеем дело с не вполне «нуклеарной» семьей: она включает супружескую пару, двоих детей, представительницу старшего поколения и двоих слуг. Взаимосвязанные структуры дома, семьи и соседства этим не ограничиваются: вплотную к дому Бернара Мора стоит дом его брата Пьера Мора, семья которого тоже симпатизирует катарам и на ходится в состоянии открытой войны со священником Клергом (в один прекрасный день жене Пьера, Мангарде Мор, отрежут язык за поношение кюре). Два дома Моров, одновременно связанные родством и соседством, формируют целостность, внутри которой часты встречи и крепки социальные связи. В то время, когда я жил у Бернара Мора, — говорит пастух-слуга Жан Пелисье, — я частенько бывал в доме у Пьера Мора (III, 76).

III, 76. См. также случай Пьера Асеса, скотника-работника, обитавшего в доме своего хозяина Пьера Бернара в Канаке (III, 462).

Помимо супружеской пары, детей, других родственников (старших или младших, по прямой или побочным линиям), мужской прислуги, дом может увеличиваться за счет одной или нескольких служанок, некоторые из которых просто-напросто незаконнорожденные дочери, как, например, те, кого держат в доме Клергов. Так, Брюна Пурсель, незаконнорожденная, была дочерью Прада Тавернье, ткача-еретика, ставшего «совершенным» (он не смущался, принимая ее поклонение по катарскому ритуалу). После своей службы в доме Клергов, по поводу которой она рассказывает инквизиции немало сочных деталей, Брюна Пурсель выходит замуж, потом, овдовев, будучи бывшей служанкой и женщиной бедной, живет в своем нищем остале; она попрошайничает, собирает выброшенные вещи, крадет или одалживает овес, дерево, репу, решето для просеивания муки. Брюна Пурсель полна суеверий: у Клергов она срезает волосы и ногти с тел умерших хозяев, боится сов и ночных птиц, которые суть черти, появляющиеся над домом, чтобы забрать душу новопреставленной На Рока, «госпожи» Рок. Но будет справедливым признать, что эти суеверия свойственны не одной только незаконнорожденной служанке Брюне: она разделяет их со многими другими жителями деревни [92] .

Еще одна служанка, также отмеченная внебрачным происхождением, — Мангарда. Это незаконнорожденная дочь Бернара Клерга. В доме своего отца, у которого она живет, она занимается выпечкой хлеба; она также стирает в ручье льняные рубашки совершенных, сшитые из более тонкого полотна, чем те, что носят простые крестьяне из Монтайю (I, 416—417). Позже она выйдет замуж за какого-то земледельца.

Служанки, работающие в доме Бело — уже не побочные дочери, — известны нам лучше, чем те, что работали в domus Клергов [93] . С этой точки зрения замечателен пример Раймонды Арсан, которая будет приговорена в 1324 году к двойному желтому кресту за свои посещения еретиков. Родом из Айонского Прада, малышка Раймонда происходит из бедного, но не нищего осталя: она сестра Арно Виталя, обувщика из Монтайю, который был также общинным сторожем всходов (messier). В ранней юности, около 1306 года, ее отправили в качестве служанки в город, в дом Боне де ла Кост в Памье (1, 379). Однажды она встречает у этого господина Раймона Бело из Монтайю, которому она приходится кузиной (I, 458), приехавшего на рынок, чтобы закупить зерна. Раймон предлагает Раймонде перебраться к нему, чтобы наняться служанкой. В доме Бело, считающимся очень богатым (I, 389), живет сам Раймон (I, 371), его брат Гийом, сестра Раймонда, еще один брат — Бернар, собирающийся жениться на Гийеметте, урожденной Бене (эта Гийеметта — дочь Гийома Бене, дом которого находится в нескольких метрах от дома Бело, и опять соседские, дружеские, родственные и домашние связи взаимно усиливаются). В семье Бело живет и мать Гийома, вдова по имени Гийеметта. Итак, в доме проживает супружеская пара, их дети, взрослые братья (холостяки) и незамужняя сестра хозяина, старая вдовая мать [94] и служанка. Есть еще несколько других, о которых я скажу далее.

См. также, о прислуге в других деревнях, I, 153: бедная девочка, вероятно служанка, живет в доме кюре.

Наши документы по поводу более обширных, нежели нуклеарные, семей упоминают преимущественно о старых вдовых матерях, живущих со своими сыновьями. Но в редких случаях «матрилокального» проживания теща может жить в одном доме с зятем (I, 260 et passim).

Раймонда Арсан объясняет Жаку Фурнье, почему семья Бело наняла ее в качестве служанки. Раймон и его братья, — говорит она, — хотели отдать свою сестру Раймонду замуж за Бернара Клерга, брата кюре (I, 370). Соединить союзом братьев Бело с братьями Клергами с помощью дара в виде сестры, посланной наподобие стрелы одними в сторону других, это значит связать две самые влиятельные фратрии {86} . Монтайю, до того существовавшие раздельно. Это значит — дополнить уже упоминавшуюся ось Бело—Бене (существование которой конкретизируется в браке лишь немного спустя после найма Раймонды Арсан) до тройного альянса Бене—Бело—Клерги. Это значит добавить к старым дружеским связям более прочные связи, созданные браком, — и действительно, Мангарда Клерг (мать Бернара) и Гийеметта Бело, мать Раймонды, были старыми подругами задолго до того, как их дети поженились (I, 393). Наконец, снова, как и в случае со «связкой» Бело—Бене, свадьба опирается на соседство: дом Бело отделяет от дома Клергов лишь расстояние, равное ширине деревенской улицы (I, 372, 392). Несмотря на эти удачные предпосылки, на это сочетание соседства, брака, родства и дружбы, тройственный союз семей Бело, Бене и Клергов (который включал также и четвертого участника, ересь, поскольку Бене были породнены с Отье) не выдержит свирепых ударов инквизиции [95] {87} . Однако он остается для нашей местности свидетельством определенного взгляда на брак.

{86}

Фратрия — совокупность нескольких родов, которые произошли от одного первоначального рода.

Напомню, что именно через domus Бене ересь вновь проникла в Монтайю около 1300 г., благодаря Отье, вернувшимся из Ломбардии (I, 471); семьи Отье и Бене тесно связаны посредством брака (I, 233).

{87}

Ломбардия по меньшей мере с нач. XI в. была местом зарождения и распространения дуалистических сект. Еще в X в. на Балканском полуострове образовалась секта богомилов (ее основание приписывалось некоему священнику Богомилу, но скорее всего это название означает «Богу милые»). В кон. X в. или в нач. XI в. богомилы, спасаясь от гонений на родине, переселились в Северную Италию, где способствовали возникновению местных дуалистических сект. Скорее всего именно под их влиянием патарены (название дано от Патария — квартал в Милане, населенный старьевщиками, нищими, ворами, проститутками), участники распространенного среди низов общества движения за очищение Церкви, против женатых священников, затем — против богатых и богатства вообще, в кон. XI—нач. XII вв. образовали дуалистическую секту, близкую к катарам, а может быть и являвшуюся источником альбигойской ереси.

Итак, Бело нанимают служанку, Раймонду Арсан, чтобы компенсировать отсутствие вышедшей замуж сестры, Раймонды Бело. Занятия этой сестры в domus братьев до ее ухода должны были весьма и весьма напоминать занятия домашней прислуги. Можно сказать, что найм Раймонды Арсан совпадает с определенным моментом в цикле семейной жизни — уходом из семьи сестры, тогда как найм в дом Моров пахотного работника и пастуха, Жана Пелисье, происходит в другой характерный период семейного цикла — в то время, когда дети супругов-земледельцев, проживающих вместе с матерью мужа, еще слишком малы, чтобы служить рабочей силой при обработке земли.

Следовательно, предложение поступить на работу, сделанное Раймоном Бело Раймонде Арсан в доме Боне де ла Кост в Памье, оказывается на стыке нескольких стратегий: стратегии семейной, стратегии установления связей свойства, стратегии хозяйственной. Простая служанка Раймонда Арсан отвечает на это предложение довольно расплывчато: Я не могу согласиться прямо сейчас, — говорит она Раймону, — потому как у меня договоренность и условие с хозяином моим Боне на время до Иванова дня (24 июня), а сейчас только Пасха... вот на Иванов день я и посмотрю, пойду я к вам или не пойду (I, 370).

Этот маленький пасхальный диалог демонстрирует почти современный характер договорных отношений в верхней Арьежи: в этой местности серважа не существует или, по крайней мере, он играет незначительную роль; сеньориальная зависимость также не очень тяжела. В конце июня Раймонда Арсан решается: она покидает своего хозяина Боне и отправляется забрать свою внебрачную дочь по имени Алазайса, которую оставляла у кормилицы в Сен-Викторе. По прибытии в Прад, недалеко от Монтайю, она поручает свою дочь другой кормилице, которую также зовут Алазайса, — та заберет девочку с собой в деревню Астон (современная Арьеж). Затем Раймонда Арсан вновь спускается с гор на территорию современного департамента Од, чтобы поработать на сборе урожая в долине Арка [96] . Потом она возвращается в Айонский Прад, горную местность, где ввиду климатических условий уборка зерна происходит позже. Все короткое лето Раймонда Арсан обреталась вне дома, ведя бродячую и не слишком выгодную жизнь матери-одиночки на сезонных работах. Она прекращает это кочевое существование только тогда, когда опять становится служанкой «в доме Раймона Бело и его братьев» [97] , который как раз перед этим, как и предполагалось, накануне уборки урожая покинула Раймонда Бело, собиравшаяся выйти замуж за Бернара Клерга.

1,370-371. Арк и Монтайю— Прад взаимно дополняют друг друга с точки зрения сезонных уборочных работ, отгонного овцеводства и... обмена катарскими идеями.

Другая формулировка: «дом Бернара Бело и его братьев» (I, 458). Главенство оказывается диффузным или поделенным между двумя братьями, Раймоном и Бернаром.

В семье Бело, где она остается в течение одного года (классическая продолжительность договора о найме), Раймонда Арсан оказывается в буквальном смысле вне дома: ее «постель», которую она готовит вечером, находится на сеновале, расположенном в глубине двора; совсем по-деревенски это гумно (borda) служит ей комнатой. Дневная работа Раймонды заключается прежде всего в том, чтобы следить за хлебом в домашней печи и стирать одежду. Правда, Гийеметта «Белота», старуха-мать, берет на себя часть домашних забот: она сама печет вкусный хлеб для заходящих «совершенных»; она делает это, например, в честь Гийома Отье, верного и постоянного гостя дома Бело, который подолгу живет в солье этого осталя, всегда одетый в темно-синее и темно-зеленое (I, 458).