Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Несмотря на культуру, чуткость и амбиции, Арно переживает свои тайные импульсы и страсти, в сущности, поверхностно. Лангедокский гомосексуализм железного века {161} не нашел в нем ни своего трубадура, ни своего философа.
Оставим город. В окситанской деревне, ставшей объектом этой книги, культурно допустимая поведенческая гамма менее разнообразна, нежели в мире урбанистическом. Проблемы гомосексуализма на селе не существует [238] . Проще говоря, он не играет заметную роль, если не касаться нескольких благородных экюйе или некоторых школяров из богатых семей, приобщенных к соблазнам ближнего или дальнего города, Памье или Тулузы. Среди деревенских животрепещущим вопросом является отношение к женщине как к единственному сексуальному объекту, который нормально воспринимает сельская культура. Ограничимся двумя словами о том, что хотя деревенская окситанская женщина — угнетенный персонаж, однако она не обращена полностью в рабство и способна взять реванш в интимной обстановке domus, вступив в пору зрелого возраста.
{161}
Здесь аллюзия на античное учение о череде веков, известное в Средние века из Овидия: прогрессирующее ухудшение мира посредством прохождения через четыре эпохи — золотой, серебряный, медный и железный века (это не просто метафора, но и как бы технологическое описание — потребные людям предметы в том или ином веке сделаны из соответствующего металла). Последний, железный век есть век зла, жестокости, борьбы всех против всех и т. д. и т. п.
238
Я умалчиваю о скотоложестве, ибо не нахожу его следов, во всяком случае фактических, — что не является доказательством ни в том, ни в другом отношении — в досье Фурнье, столь богатом, между тем, деталями относительно иных возможных «отклонений». Кроме того, между Пьером Мори и Белибастом могло существовать латентное гомосексуальное влечение, но бессознательное остается за гранью, доступной документации.
В молодости женщина Монтайю, арьежанка, рискует быть изнасилованной. Как рискует любая другая женщина, где угодно и во все времена, но, быть может, больше, чем в иных местах и в иные времена. Гийом Агюлан из Ларок д’Ольмеса живет в Акс-ле-Терме, он изнасиловал женщину. Его заточили (I, 280). К счастью для него, Раймон Вессьер породнился через брак с семьей Агюланов, поэтому он ходатайствует перед Отье за своего родственника по линии жены. В то время Отье были в милости у властей графства Фуа. Они быстро добиваются освобождения Агюлана, несмотря на кары, которым собирался подвергнуть его сеньор Мирпуа, в юрисдикции которого тот формально находился. Это не единственное изнасилование, о котором сообщают регистры Жака Фурнье. Мы уже видели, как в той же Монтайю Бернар Бело пытался изнасиловать Раймонду, жену Гийома Отье (местного однофамильца «совершенного»): Бернар выкрутился не без неприятностей — поссорившись с супругом жертвы и внеся 20 ливров штрафа в пользу людей графства Фуа (I, 411). Сумма была нешуточной, эквивалентной половине цены деревенского дома. Даже Беатрисе де Планиссоль, вдове шателена, случилось быть изнасилованной бастардом Пато Клергом, кузеном кюре, как простой крестьянке.
Изнасилование карается не слишком сурово. Иной раз «жертвы» более или менее добровольно смиряются. В Монтайю недопустимо насилие по отношению к двоюродным сестрам и даже по отношению к сожительнице двоюродного брата. В таком табу можно обнаружить соединенную силу родства и брака, даже неформального. Как-то вечером, — рассказывает Раймонда Тестаньер, — сапожник Арно Виталь хотел меня изнасиловать, не посчитавшись с тем, что дети мои от Бернара Бело, его двоюродного брата. Только я не дала Арно добиться своего, хотя он не переставал твердить, что не будет на мне никакого греха, если я с ним лягу (I, 458). Неудачная попытка изнасиловать любовницу двоюродного брата представляла собой покушение на принципы, запрещающие инцест между ближайшими родственными ветвями, включая их внебрачных отпрысков. Раймонда Тестаньер, добронравная жительница Монтайю, была тем самым травмирована психологически. Вплоть до отречения от катарских взглядов! Веровала я в еретические заблуждения, — заявляет она, — пока Арно Виталь (катар) не попытался взять меня силком. Случай такого кровосмешения враз отвратил меня от всяких заблуждений (I, 469).
При желании обойтись без насилия, что все-таки является крайностью, можно обратиться к проституткам. Разумеется, такая деревня как Монтайю отнюдь не кишит проститутками, более того, таковых здесь нет. Зато города, куда крестьяне время от времени отправляются на ярмарку [239] или по делам, дают в этом смысле возможность. Я блудил с городскими проститутками, воровал у ближних фрукты, сено, овощи, — признается на исповеди у лжесвященника Арно де Верниоля один из кающихся грешников. И другой такой же заявляет почти слово в слово: Я блудил с городскими проститутками, делал непристойные предложения мужним женам и даже девицам! Бывало, напивался допьяна. Лгал. Воровал фрукты. Только один из трех персонажей, об исповедях которых сообщает нам Арно де Верниоль, не кается в том, что посещал продажных женщин. Я воровал фрукты и урожай. Поминал имя Божие всуе, — вот и все, что считает своим грехом третий (III, 35—36, 38).
239
, 370 и далее. Также у Дюфо де Малюке (см. библиографию) упоминаются публичные дома (городские или «посадские», но не деревенские) в графстве Фуа XIV в.
Заурядное посещение проституток отнюдь не всегда натыкается на строгие моральные запреты. Пьер Видаль — житель Акс-ле-Терма, крестьянского происхождения (родился в деревне Прадьер, совр. департамент Арьеж), но его сверхтерпимость по отношению к продажной любви поразительна. Вчера, — рассказывает он, — добирался я из Тараскона в Акс-ле-Терм с парой мулов, навьюченных зерном. И попался мне какой-то незнакомый поп, нам оказалось по пути. Как перевалили за косогор после деревни Лассюр, разговор зашел о проститутках. Поп мне и говорит:
— Вот найдешь ты проститутку, поладите в цене, так что, переспав с нею, ты не впадешь в смертный грех?..
Я ему на все это ответил:
— Нет, думаю, не впаду.
Из дебатов подобного рода между Пьером Видалем и другими свидетелями можно сделать вывод, что этот персонаж убежден в невинности полового акта с проституткой, как и с любой другой женщиной (III, 296; II, 246), при двух условиях.
Во-первых, такой акт должен быть оплачен (разумеется, платит мужчина, получает деньги женщина).
Во-вторых, означенный акт должен «доставлять удовольствие» обоим партнерам.
Происхождения Пьер Видаль крестьянского, состояния низкого: погонщик мулов на хлебном извозе. Всякий его собеседник — священник, школьный ли наставник — немедленно, независимо от того, знакомы они или нет, обращаются к нему на ты. В диалогах между ними официальная церковная доктрина исходит от людей относительно образованных, читай — зажиточных. Тогда как вся правда-матка погонщика мулов, который отстаивает невинность оплаченного и взаимоприятного полового акта, почерпнута непосредственно из источников народной и крестьянской мудрости. Что до меня, так я такого «греха» вкусил досыта, — иронически заявляет Пьер Видаль, эхом вторя распространенному, если не всеобщему, искреннему убеждению своих земляков. В той же Монтайю взгляды Видаля подтверждаются простодушными ответами маленькой крестьянки Грациды Лизье (в любви настоящей Жанны д’Арк, дочери внебрачного отпрыска семьи Клергов), когда ее допрашивают о приятной, но оставшейся в прошлом связи с кюре. Тогда, — говорит она, — это мне нравилось, кюре тоже нравилось ласкать мое тело и получать ответные ласки. А потому я не знала греха и он тоже. Но теперь мне с ним уже не нравится. Значит, наперед, сойдись мы с ним, я посчитала бы это за грех! [240]
240
Ш, 304 (П. Видаль); I, 302, 303 (Г Лизье).
Еще так далеко до будущих строгостей Контрреформации, которая пока не стучит в дверь. В деревенской глуши, что в Монтайю, что в Лассюре, сохраняется изрядная доза простодушия. Довольствие, по мнению множества людей, само по себе безгрешно: что приятно двоим, не будет противно и Богу. Что же касается идеи, согласно которой оплаченное удовольствие не знает греха (знать не знаю, ведать не ведаю), то она еще долго будет витать в иберийском воздухе, которым в интересующую нас эпоху в известной степени дышала и Монтайю. Идею эту в ее первозданном виде Бартоломе Беннассар обнаружит в Новое время у многих испанских крестьян, изучая подробные регистры инквизиции [241] . Этнология, в этом вопросе весьма незначительно затронутая феминизмом, приучает нас к мысли, что женщины суть существа, которыми обмениваются так же, как словами или знаками {162} . В таком случае, разве не является еще более «нормальным» думать, как погонщик мулов из Лассюра, что половой акт тоже имеет меновую стоимость, конвертируемую в любовь и наслаждение, в серебро и естество. Во всяком случае Жак Фурнье не был слишком суров к теориям Пьера Видаля: погонщик мулов провел в заточении всего один год и был осужден на ношение простого желтого креста.
241
См. сообщение Б. Беннассара на конгрессе по методологии истории в Сантьяго-де-Компостелла (1973). См. также концовку рассказа «Исповедь Теодюля Сабо» в «Туане» Ги де Мопассана.
{162}
Имеется в виду, по всей видимости, одна из ключевых идей структурной антропологии, разработанной одним из основателей французского структурализма Клодом Леви-Строссом (р. 1908): «...родственные и брачные отношения служат обеспечению коммуникации женщин между группами, так же как экономические правила служат для обеспечения коммуникации имущества и услуг, а лингвистические — для коммуникации сообщений. Эти три формы коммуникации одновременно являются формами обмена, между которыми существуют очевидные отношения (поскольку брачным отношениям сопутствуют экономические обязательства, а язык выступает посредником на всех уровнях» (Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985. С. 78). Э. Ле Руа Ладюри иронизирует здесь над современным феминизмом, то есть осуждением «мужского шовинизма», требованием пересмотра всех гуманитарных наук, создававшихся исключительно с мужской точки зрения и т. п.
Глава IX. Либидо {163} Клергов
Насилие, с любой точки зрения, остается достаточно редким явлением. Проституция же пышно цветет в городе, ее нет, по крайней мере в местных рамках, в нашем приходе желтых крестов. Стало быть, надо обратиться к тому, что считается нормальным для сексуальной жизни в деревне: похождения, связи, сожительство и, наконец, last but not least — браку.
Таким образом, в духе доброй монтайонской социологии начнем с любовных подвигов одного из domus. Всякому князю свой почет. Речь пойдет о семействе Клергов и его сателлитах. С данной точки зрения этот domus известен нам лучше, чем любой другой в изучаемом селении. Теперь рассмотрим подробно и систематически различные аспекты конкубината в самом широком смысле, а также и брак.
{163}
Либидо (лат. «похоть») — одно из ключевых понятий психоанализа; у Фрейда означало психическую энергию, лежащую в основе всех сексуальных проявлений индивида. Здесь, однако, это слово употреблено, скорее, в обыденном смысле (другое дело, что распространенность его в бытовом значении произошло явно не без влияния психоанализа) — «сексуальная энергия».
Развратный монах. Иллюстрация к «Декамерону» Боккаччо. Ок. 1435. Франция.
Прежде всего о теме. У нас вполне достаточно сведений о любовных подвигах, длительных и кратковременных связях мужчин domus Клергов, или шайки Клергов, если угодно. Первые данные, хотя и косвенные, об этой семье предоставляют внебрачные дети. Оба Гийома Клерга — соответственно брат и сын патриарха domus Понса Клерга — выступают в качестве отцов бастардов. Самый известный из внебрачных сыновей Раймон Клерг, именуемый Пато, сын брата Понса: мы уже отмечали, что Пато при живом муже изнасиловал Беатрису де Планиссоль. Спустя год овдовевшая Беатриса не держит зла на Пато за насилие (?). Она становится его любовницей, бастард открыто берет ее на содержание. Она порвет с ним в тот день, когда вступит в связь с кюре Пьером Клергом. Разочарованный, но не обескураженный, «Пато» Клерг переносит внимание с хозяйки на служанку и берет в сожительницы Сибиллу Тессейр, которая была в Монтайю на побегушках у Беатрисы (I, 227, 239 и далее).