Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Амурные истории Бернара Клерга, байля Монтайю, нам известны лучше. В юности он прижил внебрачную дочь Мангарду (I, 392). Она стала посыльной еретиков, носила для них съестное из domus Клергов в domus Бело. Позднее она выйдет замуж за крестьянина Бернара Эймерика из Прада.
Между тем Бернар Клерг — существо совершенно романтических чувств и страстей. Пьера Клерга он любит по-братски пылко. Ту, которая станет его женой, Раймонду Бело, дочь Гийеметты, он любит нежно [242] . И поскольку мы в Монтайю, это чувство немедленно переносится на весь domus девушки. В данном случае сердечные порывы в точности совпадают с императивами семейной стратегии. Я уже был тогда байлем Монтайю, — с очаровательным простодушием рассказывает Бернар Клерг, — но любовь, которую я питал к своей жене Раймонде, заставляла меня любить все, что имело хоть какое-то отношение к осталю моей тещи Бело. Ни за что на свете я не стал бы делать то, что могло бы огорчить тещу или причинить вред тещиному осталю. Я предпочел бы скорее пожертвовать собой или своим добром, нежели стать свидетелем нанесения какого-либо вреда осталю моей тещи (II, 269). Супружескую любовь к Раймонде Бернар подтверждает множество раз... В то же время супружеская любовь влечет, как можно видеть, особое отношение и к ее domus. Если я люблю женщину, то полюблю и осталь ее матери (отец уже умер). У Сен-Симона {164} , другого специалиста по семейно-родственным отношениям (в данном случае в аристократической среде), картина прямо противоположная... и, вместе с тем, точно такая же. Юный герцог начинает с того, что влюбляется всем сердцем в будущего тестя и в сильный герцогский или маршальский дом, которым правит предполагаемый тесть. Потом, когда дело совершится, Луи де Рувруа де Сен-Симон привяжется крепко, глубоко, нежно и к полученной им дочери. Иные времена, иной социальный слой, иные нравы... Но результат оказывается аналогичным: что при движении сердца от дома к дочери (Сен-Симон [243] ), что от дочери к дому (Бернар Клерг). Я ее обожаю, а стало быть, люблю ее domus. Такова стендалевская «кристаллизация» {165} в семейном измерении.
242
Adamat: II, 269, 273, 275. Такая любовь возбудит прочное ответное чувство со стороны той, которая станет его женой (II, 466).
{164}
Луи де Рувруа, герцог де Сен-Симон (1675 — 1755) — французский писатель, придворный, автор знаменитых «Мемуаров», в которых он дал яркое и точное описание придворного мира, в том числе семейных и родственных отношений в нем.
243
Saint-Simon H. Memoires. P., 1879. Vol. II, p. 6, 264 — 265 (рус. изд.: Сен-Симон Л. Мемуары: Полные и доподлинные воспоминания герцога де Сен-Симона о веке Людовика XIV и Регентстве. М., 1991. С. 105-106).
{165}
Кристаллизация — одно из ключевых понятий теории любви французского писателя Стендаля (настоящие имя и фамилия Анри Мари Бейль; 1783 — 1842). «В соляных копях Зальцбурга, в заброшенные глубины этих копей кидают ветку дерева, оголившуюся за зиму; два или три месяца спустя ее извлекают оттуда, покрытую блестящими кристаллами; даже самые маленькие веточки, которые не больше лапки синицы, покрыты бесчисленным множеством подвижных и ослепительных алмазов; прежнюю ветку невозможно узнать.
То, что я называю кристаллизацией, есть особая деятельность ума, которая из всего, с чем он сталкивается, извлекает открытие, что любимый предмет обладает новыми совершенствами» (Стендаль. О любви // Стендаль. Собрание сочинений. Т. 4. М., 1959. С. 366-367).
Как соблазнитель Бернар Клерг выглядит довольно бледно рядом с братом Пьером: среди мужчин дома Клергов монтайонский кюре — непревзойденный сердцеед. Бернар — романтик. Пьер — боец. Не хватает слов, чтобы описать беспутный размах этого персонажа, одновременно и катара, и доносчика, и развратника. Как уже отмечалось, его влияние в пору распространения альбигойства в Монтайю было очень большим. В каждое монтайонское семейство, кроме двух-трех, проникла зараза ереси, — рассказывает Раймон Вессьер, — потому что еретическую книгу читал людям кюре Пьер Клерг (I, 292). Но влияние Пьера не ограничивается подобным прозелитизмом. Распределяя свое внимание среди паствы с той же беспристрастностью, с какой давал благословение, Пьер сумел снискать благосклонность, подобную дождю из роз, доброй половины своих прихожанок. Сей муж чувствовал себя вполне комфортно в обстановке всеобщей терпимости, которая окружала в Пиренеях конкубинат духовенства. На высоте в 1300 метров правила целибата священников перестают действовать... Могучий любовник и неисправимый донжуан, кюре во всей красе являет нам редкостный в текстах по истории крестьянства образ деревенского соблазнителя стародавних времен. Для столь крупного хищника [244] не могло быть и речи о том, чтобы ограничить свои аппетиты одной-единственной женщиной. Сам факт его духовного звания неизбежно сводил ее статус к роли сожительницы. Он желает всякую женщину, независимо от того, является ли она овечкой его стада. В собственном приходе и в приходах соседних. Впрочем, Клерг заявляет об этом без обиняков Раймонде Гийу, супруге сапожника Арно Виталя, устроившись однажды с ней поискать вшей на верстаке в мастерской Арно. И в такой ситуации он не упускает момента, ощупывая взглядом каждую проходящую мимо девушку. «Его призвание — охота» [245] {166} . Обожавший свою мать и пылавший кровосмесительными страстями то по отношению к собственным сестрам, то к свояченицам, нарциссически влюбленный в собственный domus, совсем как брат Бернар в domus жены, лишенный возможности жениться и реализующий свои желания в многочисленных мимолетных победах, Пьер Клерг представляет собой частный случай деревенского донжуанства, близкого случаю Николя Ретифа, крестьянина, вырванного с корнем из Нижней Бургундии и оказавшегося в Париже... Николя, такой же обожатель собственной матери, кровосмесительный любовник собственных дочерей, вертопрах, неспособный на брак, янсенист в юности, тоже был озабочен проблемами сыска и доноса. Мне известен единственный любовный провал Пьера. Речь идет всего лишь о попытке соблазнения через посредницу, не согласившуюся поддержать затею кюре. Была у меня племянница по имени Раймонда, — рассказывает Алазайса Форе. — Она была дочкой Жана Клемана из Жебеца [246] . Раймонда вышла замуж в Монтайю за Пьера Форе, но у того никак не получалось с нею в постели. По крайней мере, так мне сказала сама племянница, и люди то же говорили. По этой причине племянница не захотела больше оставаться с таким мужем. Она стала жить у меня. Пошла я как-то в монтайонский замок. И попался мне там наш кюре, усадил подле себя и завел такие речи:
244
В фигуральном смысле... О низком росте Пьера Клерга см.: II, 389.
245
См. письмо Пьера Курта-да Роже Вайану (Vaillant R. Ecrits intimes. P., 1968) О явной склонности Пьера Клерга к многоженству см.: 1,491; II, 225.
{166}
Пьер Куртад (1915—1963) — французский писатель и журналист, коммунист. Роже Франсуа Вайан (1907—1965) — французский писатель, активный участник Сопротивления. Оба названных деятеля культуры являлись яркими представителями левой, просоветской интеллигенции. Надо отметить, что сам Э. Ле Руа Ладюри в молодости был активным членом Французской коммунистической партии, но порвал с ней в 1956 г.
246
Жебец — ныне исчезнувшее селение в окрестностях Камюрака (совр. департамент Од), неподалеку от Монтайю.
— Я бы мог все поправить, если ты замолвишь за меня словечко твоей племяннице Раймонде и устроишь, чтобы я обладал ею. Стоит мне только раз с ней переспать, и у мужа тоже наладится плотская близость с нею.
Уж я-то, — продолжает Алазайса Форе, — Пьеру ответила, что в таких делах не помощница:
— Вытворяйте с племянницей, если будет на то ее воля, все, что пожелаете, — говорю я. — Только неужто вы еще не удовлетворены тем, что обладали двумя женщинами из нашей семьи, мною и сестрой моей Раймондой. Нет, вам еще и племянницу подавай!.. [247]
247
I, 418. Отметим попутно, что кюре на «ты» с Алазайсой Форе, тогда как она обращается на «вы». Этот признак различия в социальном статусе не следует преувеличивать, его можно объяснить простым различием между полами.
...Как только кюре затеял свои позорные приставания, — заканчивает Алазайса, — племянница сразу покинула Монтайю и вернулась в отцовский дом в Жебеце.
Странная просьба: Пьер с присущим ему хамством требует, как чего-то причитающегося ему, девственности Раймонды Форе, которую не способен взять муж. Кюре, выступающий в роли местного сеньора, не присваивает ли он при случае и право первой ночи, использование которого откладывает до поры до времени? Существование подобной сатрапии не так уж немыслимо: в абсолютно аналогичной манере он лишит девственности и выдаст замуж за односельчанина собственную племянницу Грациду.
Регистр Жака Фурнье в той или иной степени знакомит нас с двенадцатью любовницами Клерга [248] , список, разумеется, неполон. Три из них из Акс-ле-Терма, девять других постоянно либо временно живут в Монтайю. Вот они: Алазайса Форе, ее сестра Раймонда, урожденные Гилабер, Беатриса де Планиссоль, Грацида Лизье, Алазайса Азема, Гайарда Бене, Алисанда Руссель, она же Прадола (сестра Гайарды Бене), Мангарда Бюскел, На Марагда, Жакотта ден Тор, Раймонда Гийу, наконец, Эсклармонда Клерг [249] , не кто иная, как свояченица Пьера (жена его брата Раймона, законного сына Понса Клерга). Стоит ли говорить о кровосмешении? С точки зрения старинных установлений, да. И нет, с точки зрения современных представлений. Во всяком случае, Пьер исповедует весьма продвинутые, если не сомнительные взгляды (I, 225—226, 491) на инцест с сестрой и не особо терзается по поводу плотской близости со свояченицей.
248
I, 216-250, 279, 302— 306, 329.
249
I, 418. Об «истории», имевшей место между кюре и Мангардой Бюскел, см. прекрасный текст: I, 491.
Не столько неотразимый мужской шарм, сколько именно статус кюре, носителя власти и престижа, помогает объяснить легкость побед над прихожанками в его карьере соблазнителя, которую он развивает, находясь «при исполнении». Что же касается дам из Акс-ле-Терма, то их он находил в банях и увлекал затем втихомолку в одну из палат городской лечебницы. Оставалось только воззвать к страху перед инквизицией, чтобы сломить последнее сопротивление (I, 279).
Влияние и богатство выступают, таким образом, на первое место в качестве факторов успеха священника у женщин. Как сказал однажды Пьер Мори другому пастуху из Монтайю, церковники — они вроде всадников, в качестве счастливых любовников или богатых кавалеров они, в конечном счете, оказываются сверху, как только им заблагорассудится! Кюре, — утверждает Мори, — спят с женщинами. Гарцуют на лошадях и мулах. И толку от них никакого (II, 386).
И наоборот, любовные похождения священника становятся, в свою очередь, источником влияния. Пьер Клерг знает, что почти везде в Айонском крае и в Сабартесе его ждут любовные ложа. Зная об этом, он не боится использовать любовниц для доносов на своих недругов в каркасонскую инквизицию [250] .
Когда заканчивается молодость, Пьер приобретает мерзкую привычку использовать для успеха у женщин связи с инквизицией. Но он не всегда был столь гнусной личностью, какой сделался с годами. Беатриса де Планиссоль знала его молодым и вспоминает о нем, как о мужчине достойном и сведущем, почитаемом за такового по всей округе. Даже вдалеке она не перестает считать его другом и своим человеком. Более того, многие годы после разрыва она остается под впечатлением его очарования. Очарование это не совсем рассеялось к моменту ее встречи с викарием из Далу Бартелеми Амильяком. В сопоставлении с мощной личностью Пьера Клерга Бартелеми выглядит несколько бледновато в качестве любовника.
250
См. гл. III; I, 408.
Разумеется, не все священники Сабартеса или Айонского края являются столь искусными или столь же могучими любовниками, как их собрат Клерг. И можно предположить, что ошеломляющие успехи монтайонского кюре в его доинквизиторский период обеспечивала наполеоновская стратегия. Действительно, он внезапно признается: Люблю тебя больше всех женщин на свете (I, 224, 491), — и, не мешкая, переходит к действиям. Молниеносно. Атакуя, он избавляется от томительной осады. Марширует прямо к цели. Но никого и ни с чем не торопит.
Властность отнюдь не исключает неподдельной нежности: на фоне «грубых» крестьян священник умеет быть с женщинами благожелательным. Даже проявляя отвратительные качества в других отношениях, в этой сфере, в любовной, он кажется вежливым, добрым, относительно просвещенным, деликатным, нежным, пылким и в наслаждениях, и в чувствах. Вы, священники, желаете женщин больше, чем другие мужчины, — заявляет Беатриса де Планиссоль [251] , одновременно восхищенная и шокированная поведением двух своих любовников-священников, следовавших один за другим. Эта дриада {167} голубых кровей знала, о чем говорит, ибо и дворяне, и крестьяне, с которыми она в иных случаях вступала в брак или просто в интимные отношения, не баловали ее в этом отношении. Элоиза из горной деревушки, Беатриса нашла в лице Пьера своего деревенского Абеляра. Не было мирянки, которая пожелала бы оскопления своего соблазнителя {168} . Местная цивилизация была терпимой к сексуальности клира.
251
I, 255. Так же об отсутствии у любовника-священника привычки прибегать к силе даже в состоянии возмущения, см.: I, 302; II, 26.
{167}
Дриады — в греческой мифологии нимфы деревьев, обитающие в рощах и лесах.
{168}
Пьер Абеляр (1079—1142) — французский мыслитель, постоянно подвергавшийся обвинениям в ереси и более всего прославленный в веках своей трагической судьбой, которую он сам описал в «Истории моих бедствий» (1132—1139). Некий каноник Фульбер пригласил знаменитого ученого обучать свою племянницу Элоизу (1101—1164). Между учителем и ученицей возникла страстная любовь, перешедшая в связь. Абеляр настаивал на браке, Элоиза возражала, ибо брак означал для Абеляра конец его научной карьеры: преподаватели считались клириками низшего ранга, они жили с церковных доходов и с женитьбой этих доходов лишались. Все же любовники обвенчались, но тайно, Абеляр увез ее в женский монастырь (постриг она не принимала). Фульбер, решив, что Абеляр соблазнил его племянницу, бросил ее и чуть ли не насильно сделал монахиней, задумал отомстить. Он и его подручные ворвались в дом Абеляра, схватили несчастного философа и оскопили его. После этого он ушел в монастырь (хотя и не прекратил своей ученой деятельности) и то же уже в действительности сделала его убитая горем супруга. Кроме «Истории моих бедствий» до нас дошла также переписка Абеляра и Элоизы, созданная, когда они оба уже были в монашеском звании, переписка, будоражившая воображение и вызывавшая бурное сочувствие к несчастным любовникам у самых разных людей от Петрарки до Стендаля. Рус. перев. «Истории» и нескольких писем см. в изд.: Абеляр Пьер. История моих бедствий. М., 1959.
Планиссоль не одна перебирает ностальгические воспоминания. Также и другая любовница кюре с удовольствием вспоминает, как, лишая ее девственности на соломе родительского гумна, Пьер Клерг сумел не причинить ей ни малейшей боли. Не то что некоторые мужланы, местные бесстыдники, которые не упустили бы случая показать силу (I, 302).
В качестве соблазнителя Клерг сверхдетерминирован: бегать за женщинами, с его точки зрения, равносильно сохранению верности идеологии domus, которая так держит его за сердце. Я священник и жены мне не надо (иначе говоря, подавай мне всех женщин!), — говорит он однажды Беатрисе. Этими словами, подтверждающими и отражающими его двойственную натуру священника и донжуана, Пьер отмежевывается, утопически, конечно, от вереницы браков, которыми братья (и сестры) разорили отцовский дом: женились они на чужих и одному ему оставили заботу даже не о том, как выдать замуж сестру, а как сохранить ее приданое. Целибат, нарушаемый любовными похождениями, избранный Пьером, сделал его лучшим в мире сыном и настоящим хранителем родительского domus. В то же время сожаление о невозможности «аграрного инцеста», единственного средства не растерять достояние осталя, прочно сидит в сердце священника. Со скорбью упоминает он о запрете спать с сестрой и матерью и отводит душу в любовных приключениях. Domus и донжуанство в его случае взаимно дополняют друг друга (I, 225—226).