Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
О некоторых авантюрах Пьера Клерга известно несколько больше, чем о прочих. Оставим в стороне его интрижки в Акс-ле-Терме, как банные, так и инквизиторские... Известно, что в 1313—1314 годах кюре был любовником Гайарды Бене, не забывая и ее сестру Алисанду Руссель. Милому другу двух сестер не составило труда соблазнить Гайарду, бедную девушку из разоренной инквизицией семьи: муж Пьер Бене и деверь Бернар Бене, зажиточные прежде хозяева, вынуждены были опуститься до положения отгонных пастухов (I, 279, 395—396). Использовал ли Пьер Клерг одну из отлучек Пьера Бене для участия в перегоне на высокогорные пастбища, чтобы соблазнить его супругу? В подобной гипотезе нет никакой необходимости: кюре вообще был достаточно дерзок и влиятелен, чтобы не задумываться о предосторожностях в отношении бедняг, подобных Бене. Авантюра с Гайардой вылилась в поразительный диалог между Пьером Клергом и Фабриссой Рив. Ты совершаешь огромный грех, ложась с мужней женой, — говорит Фабрисса Пьеру, сообщив о деревенских слухах на сей счет. Вовсе нет! — отвечает кюре, не моргнув глазом. — Все женщины как одна. Мужняя, не мужняя — равный грех. А можно сказать, что греха-mo и вовсе нет (I, 329). Продолжение диалога могло бы дать нам возможность получше узнать о воззрениях Пьера в любовных материях... если бы у Фабриссы не закипел котел, что враз прервало
{169}
Фридрих Ницше (1844—1900) — великий немецкий философ, представитель иррационализма и волюнтаризма, автор работ «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла» и др. Здесь имеется в виду, так сказать, «огрубление» героической морали Ницше: герой, сверхчеловек находится «по ту сторону добра и зла», ему дозволено то, чего не позволительно делать обыкновенному человеку.
Что касается Фабриссы, то у нее не было особых резонов претендовать на роль столпа добродетели. Незадолго до вышеприведенного диалога она фактически уступила кюре девственность собственной дочери Грациды Рив, или, по крайней мере, терпимо отнеслась к тому, что прямо в ее domus Пьер познал Грациду. Дело было году в 1313 году, в пору жатвы: Фабрисса, женщина скорее бедная, состоявшая в фактическом родстве с семейством Клергов [252] , была в известной степени подавлена родительским империализмом главного, законного дома. В тот день ее не было на дворе, жала то ли свой хлеб, то ли еще чей. Отсутствием Фабриссы воспользовался Пьер, чтобы опробовать на Грациде, оставшейся дома, проповедуемые им теории по поводу инцеста (в данном случае не слишком близкого: вышеупомянутое родство состоит в том, что Грацида — внебрачная внучка Гийома Клерга, являющегося братом отца кюре Пьера Клерга). Добрая кровь не может лгать. Впоследствии Грацида с большой непосредственностью расскажет о своем приключении. Лет семь назад или около того, — сообщает она, — летом, кюре Пьер Клерг зашел в дом моей матери, которая как раз была на жатве. Он и пристал, спасу нет:
252
Фабрисса, по мужу Рив, мать Грациды, внебрачная дочь Гийома Клерга, брата отца кюре Пьера Клерга (I, 302).
— Дай, — говорит, — познать тебя телесно.
Ну я и сказала:
— Согласна.
Я тогда еще девушкой была. Кажется, было мне лет четырнадцать-пятнадцать. Он лишил меня невинности на гумне, где держат солому. Но не силой, этого никак не скажешь. И после не переставал познавать меня телесно до января следующего года. Делалось это всегда в остале моей матери, с ее ведома и согласия. Чаще всего днем.
Потом, в январе, кюре отдал меня в жены Пьеру Лизье, но все равно продолжал частенько познавать меня телесно все четыре года, что оставалось прожить моему мужу. С его ведома и согласия. Иной раз муж спросит:
— А что, кюре еще занимается с тобой этим самым?
А я в ответ:
— Да.
Муж и скажет, бывало:
— Если речь о нашем священнике, так и быть! Если кто другой, ни-ни.
Надо сказать, никогда кюре не позволял себе познавать меня телесно, если муж был дома. Если это самое бывало, то только в его отсутствие... (I, 302—304).
В последующих показаниях Грацида выносит суждение о себе и своем любовнике. Ее рассказ об этом приключении, приятном и невинном, с ее точки зрения, обретает мотивы, созвучные тем, что донесли до нас Часослов любви и Фламенка {170} : «Дама, которая ложится с истинно влюбленным, чиста от всякого греха... любовное наслаждение, если оно идет от чистого сердца, делает целомудренным оный акт» [253] . Грацида заходит еще дальше. С Пьером Клергом, — говорит она, — это мне нравилось. А потому не могло быть противно Богу. Это не было грехом [254] . Поэтов Грацида не читала, но, как и они, черпала свои озарения из того же источника — окситанской культуры. Так чувствовали и тем жили возлюбленные Лангедока и Пиренеев. В сущности, юная сообщница Пьера добавляет к идущему от южного деревенского воспитания обоснованию негреховности подобного некоторую дозу катарской культуры. В этом состоит специфический вклад любовника. Столь убежденная в безгрешном характере своей связи с Клергом, Грацида в то же время не в меньшей степени убеждена — не терзаясь противоречием — что, вообще-то, любая сексуальная близость, даже в супружестве, дело богопротивное! Молодая женщина не уверена ни в существовании преисподней, ни в возможности телесного воскрешения...
{170}
«Часослов любви» — поэма-трактат окситанского поэта Матфре Эрменгау (кон. XIII в.), представляющая собой кодекс служения даме, правил «утонченной любви». «Фламенка» — анонимный куртуазный роман XIII в., единственный (дошедший до нас?) памятник романного жанра на окситанском языке.
253
О «Часослове любви» и «Фламенке» в см. книгу Нелли об окситанском фольклоре (см. библиографию, р. 65, 173).
254
I, 303. Та же идея обнаруживается у поэтов позднего Средневековья и раннего Ренессанса, в частности, у Рабле (см. кн. К. Мартино 1974 г., р. 545): людское наслаждение угодно Богу.
Отняв девственность, Пьер Клерг выдал Грациду замуж за старикашку (?) по имени Пьер Лизье: для кюре и его подружки он играл роль формального мужа и снисходительного рогоносца. Лизье оставит Грациду
И все же настанет день, еще до 1320 года, когда Грациде и Пьеру наскучит их связь. Вот почему, согласно собственной логике, Грацида заявляет Жаку Фурнье, что в отсутствие желания с ее стороны всякие плотские утехи будут приниматься равнодушно и в силу этого сделаются грехом. В конечном счете только взаимное удовольствие гарантирует негреховность связи. Sancta simplicitas! {171} Монтайю в пору Грациды Лизье еще не было заражено августинскими представлениями о греховности [255] {172} .
{171}
Святая простота (лат.). Фраза, приписываемая знаменитому чешскому религиозному реформатору Яну Гусу (1371—1415). По преданию, Гус, сжигаемый на костре, произнес эти слова, когда какая-то старушка из благочестивых побуждений подбросила в огонь охапку хвороста. Впрочем, по мнению ряда церковных историков, это выражение было впервые употреблено на Первом (Никейском) Вселенском соборе в 325 г., и Гус лишь процитировал его.
255
Августинианство, однако, было широко распространенным в культуре образованных слоев еще до рассматриваемого периода (см.: Noonan. Contraception..., ed. 1969, p. 220).
{172}
Греховность, по Августину, заключена, прежде всего, в эгоизме человека. Таким образом грань между греховным и негреховным проходит не между материей и духом: «Ведь кто превозносит природу души как высшее благо и обвиняет телесную плоть как зло, тот, несомненно, и к душе стремится по-плотски, и по-плотски же избегает плоти, ибо подобные помыслы родятся из суетности человеческой, а не из Божественной истины» (Августин. О Граде Божьем. 14, 5). «Не тем, что имеет плоть, которой нету дьявола, но тем, что живет по самому себе, то есть по человеку, стал человек подобен дьяволу: ибо и сей последний восхотел жить по себе самому, когда не устоял в истине» (Там же. 14, 3, 2). Учение Августина о грехе, бурно обсуждавшееся богословами на протяжении всего Средневековья, стало по-настоящему актуальным для массовых представлений лишь в XVI в., с Реформацией.
Приключение с Грацидой представляет собой слабое эхо связи кюре с Беатрисой, той связи, которая была одним из великих эпизодов любовной жизни и светской хроники монтайонского бомонда конца XIII—начала XIV веков. К 1313 году Грацида станет для Пьера второй Беатрисой, грубоватой и простоватой, но зато полной свежести. И, vice versa, для Беатрисы Бартелеми Амильяк, попик из Далу, станет копией Пьера Клерга, менее яркой, чем оригинал, но украшенной скромным обаянием былых времен.
Вот и дошли мы до главного приключения кюре Клерга. Мелкая арьежская дворянка, Беатриса де Планиссоль, всю жизнь провела в глуши горных деревушек. Она была женой шателена Монтайю в то самое время, когда Пьер Клерг, молодой и пылкий священник, отправлял службу в приходе, который к тому же был его родиной. Отец Беатрисы Филипп де Планиссоль имел некоторое отношение к городу: Планиссоль — это название населенного пункта в Фуа, в районе Ла Баржильеры. Филипп носил титул шевалье и был свидетелем подтверждения вольностей Тараскона-на-Арьежи в 1266 году (I, 244, п. 96). Однако отец Беатрисы пустил корни в деревенской глуши верхней Арьежи: стал сеньором Коссу и выдал дочь за Беранже де Рокфора, шателена Монтайю. Как приверженец катарства, Филипп попался инквизиции: она обрекла его на ношение желтых крестов. Позднее его дочь безуспешно попытается увести Жака Фурнье от воспоминания об этих злополучных крестах. В детстве и юности Беатриса, кажется, не увлекалась чтением, более того, по некоторым признакам можно предположить, что она была неграмотной. (Зато дочери ее получат небольшое образование в Далу, где викарий является наставником нескольких приходских детей, строя глазки матерям учащихся [I, 252]). Значит, Беатриса не читала еретических книг, но с юности имела, помимо отца, контакты в среде сочувствующих альбигойству. Около 1290 года в Селли, деревне в среднем течении Арьежи на юго-востоке Фуа, каменщик по имени Оден произнес в присутствии дочери Филиппа де Планиссоль несколько фраз, отдававших крамолой. Давясь от смеха, она рассказала услышанное в своем кругу. Весьма неосторожно: кюре и сплетницы донесли сказанное до Жака Фурнье. Если бы евхаристия и вправду была телом Христовым, — говорили, если вкратце, Оден и все те, кто повторял афоризмы подобного рода, — то она не далась бы на съедение попам. Да будь тело Христово таким же большим, как гора Маргай, что возле Далу, попы давно съели бы его в виде паштета [256] . Это всего лишь маленький пример фольклора, высмеивающего евхаристию, гулявшего по Пиренеям: тамошние крестьяне совершали возношение кусочков репы, демонстрируя толпе глумление над святым таинством; умирающие осыпали бранью священника, подносившего облатку, делали вид, что облатка жесткая, зловонная; знахарки наводили порчу на «тело Христово» [257] .
256
I, 215-216. Далу — деревня на правом берегу Арьежи между Фуа и Памье.
257
См. гл. XX, XXIIXXIII; II, 305.
Среди знакомых еретиков юной Бетрисы де Планиссоль отмечены также персонажи из семейства Отье, которые позднее станут катарскими миссионерами: во время свадьбы Беатрисы с Беранже де Рокфором в толпу танцоров затесался Гийом Отье. Что касается Пьера Отье, то он в качестве нотариуса составлял официальные бумаги на предмет продажи части собственности, принадлежавшей упомянутому Рокфору, на которую Беатриса сохранила права соразмерно своему приданному. Желтые кресты отца, богохульство каменщика, отношения с Отье... от юной Планиссоль, она же Рокфор, с нежного возраста пахло паленым. Между тем девушка поклонялась Деве Марии; ее исповедальный порыв будет принят братом-миноритом как искреннее раскаяние в грехах; никогда ни умом, ни сердцем не сворачивала она с пути католической церкви.