Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Клерг использовал страх и желание избежать беременности — весьма сильные чувства своей подруги, — чтобы сильнее привязать ее к себе благодаря свойствам чудесного контрацептива:
Однажды, — продолжает Беатриса, — я попросила священника:
— Оставь свою «траву» мне на сохранение.
— Нет, — ответил он, — такого я не сделаю, иначе, благодаря траве, которую я тебе доверю, ты сможешь телесно сходиться с другим, совершенно не боясь забеременеть!
Священник сказал это, — задумчиво замечает Беатриса, — из ревности к своему двоюродному брату Пато, который был моим любовником до него.
Таким образом, контрацепция (или то, что за нее слыло) рассматривалась Пьером Клергом и его соперником в Монтайю как средство привязать к себе женщину, защитив ее от беременности, но не как способ освобождения женщины самой по себе. Впрочем, Беатриса отнюдь не протестует против стремления мужчины надеть на нее ошейник. Пиренейская Ева XIV века живет еще при «адамократии».
Страх дать жизнь незаконнорожденному связан с общей, весьма свойственной окситанской культуре заботой. Особенно сильной в благородной среде, частью которой — как бы то ни было — являлась Беатриса де Планиссоль: бастард, квалифицируемый автоматически как маленький ублюдок или сын ублюдка, фактически принижает благородство женщины, во чреве которой был зачат; и, более того, главный изъян: от наследства мужа в силу этого приходится уделять и на тайную ветвь, порожденную стараниями любовника. Мужья баюкают ублюдков, воображая, что сынов душевной лаской окружают, — Маркабрю в этом вопросе весьма определенен. Прочие трубадуры, Серкамон и Бернар Марти {193} , вторят ему [289] . В конечном счете, отсюда проистекает одна из причин того, что окситанские поэты предлагают порой платонические модели внебрачной любви. С подобными теориями, превозносящими целомудренные ласки на ложе любви [290] , можно было не опасаться нежелательной беременности. Тем не менее факты доказывают, что дворянство графства Фуа изобиловало высокородными бастардами [291] . Несмотря на неизбежные «грехи» подобного рода знать, благодаря своему культурному горизонту и породе, оставалась в принципе враждебна к внебрачным детям, существование которых ставило под сомнение чистоту крови, и без того сомнительную. У той же Беатрисы эта идея отзывается слабым эхом в мысли, что она была бы запятнана и погибла, забеременев от «трудов» кюре Клерга. Зато последний был деревенского корня, не из благородных, даже крестьянин, он действовал в соответствии с понятиями, которые были уже гораздо терпимее. Разумеется, он входил в положение прекрасной сообщницы, в соображения породы. Понимал прекрасно, что папа Планиссоль сгорел бы от позора при одной только мысли увидеть свою вдовую дочь, забеременевшей вне брака. Я не хочу тебя брюхатить, пока жив отец, Филипп де Планиссоль, — сказал Пьер Клерг Беатрисе, — ибо он не вынес бы позора (I, 244—245). (Позор, как мы еще увидим, — один из главных «рычагов» арьежской морали того времени.)
{193}
Серкамон (2-я треть XII в.) — псевдоним трубадура (букв. — «Странствующий по ветру»), представителя изысканного стиля, певца Прекрасной Дамы. Бернар Марти (XII в.) — малоизвестный провансальский трубадур.
289
Тексты Маркабрю, в частности: XXIX, строфы 4 и 5; цит. по: Nelli R. Op. cit., p. 108 — 109.
290
О решительных возражениях на сей счет см. работу Марроу (Cahiers de civ. med., 1965).
291
Лу де Фуа, бастард от Раймона-Роже и Лувы де Пеннотье — одно из заметных действующих лиц графства Фуа в рассматриваемую эпоху (Duvernoij J L’Inquisition..., p. 148).
И все-таки неудобный отец не вечен. Когда произойдет его уход в мир иной, Пьер не без удовольствия вернется к мысли сделать любовнице ребенка. После смерти Филиппа я очень хочу, чтобы ты понесла от меня, — заявляет он (I, 245). Едва лишь в силу отцовской, возможно, совсем недавней смерти исчез контроль по линии дворянского рода, как Пьер начинает подумывать о возврате к своей, крестьянской, мере, с ее терпимостью к рождению бастардов.
Бастардов в Монтайю было достаточно [292] . Более того, пропорции немыслимые для классической эпохи, ибо зачиналось их гораздо больше; и потом, когда они должны были вот-вот родиться, не было идеи, которая появится в более поздние времена, отправлять их в город; лишь в отдельных случаях по отношению к ним прибегали к разновидности отложенного детоубийства, которой станет передача ребенка кормилице (отметим случай Раймонды Арсан: она передает кормилице своего младенца-бастарда, собираясь в прислуги в осталь Бело, где ей придется взять на себя уход за законным ребенком этой семьи).
292
См., кроме того: III, 267, 268 (о множестве бастардов от священников и мирян, упомянутых в связи с районом Жюнака).
Моральный и социальный статус бастардов в деревне представляет для них самих некоторые проблемы, которые не являются абсолютно неразрешимыми. Вообще в качестве родового понятия для них используется оскорбительное слово. Старая бастардка! — кричит Бернар Клерг Аллеманде Гилабер (II, 294), когда та отказывается выполнять его распоряжения (она не желает принуждать дочь к отказу от показаний, компрометирующих Клергов в глазах инквизитора). Один из известных нам бастардов, Пато Клерг, грубиян и насильник. Проистекающие из статуса психологические проблемы, которые его обуревают, тем не менее не мешают (успех довольно показательный) сделаться на какое-то время штатным любовником вдовы шателена, уступившей ранее его насилию. Что касается незаконнорожденных женщин, сдвинутых в разряд прислуги или нищенок, то они занимают, по-видимому, самый низший этаж монтайонского общества, как, например, Брюна Пурсель, бедная девушка, третируемая родным отцом, Прадом Тавернье, довольно богатым человеком, бывшим ткачом и известным «совершенным». То служанка в доме Клергов, то сама по себе, жена, мать, потом вдова, Брюна вечно озабочена одним — где бы выклянчить или занять (I, 382, 385). Другие бастарды, с которыми нас знакомит памьеский регистр, кажется, вступают в брак без особых затруднений — несмотря на свой низкий статус — в местной крестьянской среде: Мангарда [293] , внебрачная дочь Бернара Клерга, долго жила в большом отцовском доме, выполняя функции прислуги, приставленной к квашне и стирке. Потом вышла замуж за Раймона Эймерика, проживавшего в соседней деревне Айонский Прад (I, 416). Впрочем, о судьбах монтайонских бастардов, упомянутых в регистрах, нам известно немногое. Что, например, сталось с внебрачными детьми Бернара Бело и его подружки Вюиссаны? Тайна! Вероятно, умерли во младенчестве... Что касается Арно Клерга, можно сказать одно — он женился и ушел зятем в местную крестьянскую семью (в данном случае это Лизье, монтайонские землепашцы [294] )... что лишний раз подтверждает особенности либидо семьи Клергов, столь же быстрых на внебрачные связи, сколь основательных в своих матримониальных решениях, подчиненных интересам domus. Мы уже отмечали, что двоюродная сестра Пьера Клерга Фабрисса Рив (жена Понса Рива), была незаконнорожденной. На основании как этого изъяна, так и родства кюре позволил себе лишить девственности дочь Фабриссы Грациду, которая была не кем-то, а его собственной двоюродной племянницей. Он и ее выдал замуж в семью Лизье, хранящую последствия неблаговидных деяний domus Клергов [295] .
293
I, 416. См. также случай Гийо, бастарда от кюре из Мерана: несмотря на относительную зажиточность родного отца, Гийо — простой козопас у На Ферриолы из Мерана (III, 163).
294
II, 227 Кроме того Арно Клерг был на побегушках у своего дяди-кюре (I, 476).
295
I, 302. См. также гл. IX. О бастардах, довольно частых в среде буржуазии верхней Арьежи, см., например: II, 197, 209 (бастарды семьи Отье— Тессейр). См. также Molinier Ch. L’Inquisition... (генеалогия бастардов, включая многочисленную семью Отье).
Относительно широкая и способствующая умножению бастардов монтайонская терпимость все-таки не сводится к промискуитету. Монтайонцы не совокупляются словно крысы в соломе. Обратимся снова к показаниям Арно де Верниоля. Он называет тягчайшими грехами — хуже содомии — инцест, лишение девственности и адюльтер (III, 42). Инцест, в том числе и с сожительницей двоюродного брата, нарушает священные узы родства по причине их удвоения: стало быть, суровое осуждение его нормально, хотя время от времени он случается. Лишение девственности тоже тяжелый проступок, влекущий строгую ответственность, а значит — грех: в деревне, склонной к терпимости, но не склонной допускать безудержный разгул подобного рода, можно обязать лишившего девственности взять на себя ответственность (зачастую девственность в верхней Арьежи подпадает под юрисдикцию матрон, которые могут, учинив досмотр, констатировать факт [III, 56]...). Преступник, совершивший тяжкое преступление против девственницы, должен, таким образом, либо согласиться на более-менее длительное сожительство с «жертвой», либо «подстелить соломки», подыскав ей мужа, либо, наконец, последовательно совершить то и другое. Впрочем, можно и довольно долго совмещать сожительство с «соломкой» при условии, что соблазнитель обладает достаточным влиянием для устрашения и родни бывшей девственницы, и ее мужа [296] .
296
I, 302; а также гл. IX.
Действительно, в подобном случае супруг Грациды Лизье, как мы видели, проявил снисходительность. Но даже такая снисходительность позволяет нам довольно точно очертить границы монтайонской «сверхтерпимости». Типично ли такое снисходительное поведение? Если судить по пословице, распространенной в верхней Арьежи, то ответ на вопрос будет положительным. Пословица категорична:
Извечно и вечно, допрежь и опять Мужчина с чужою женой будет спать!Но не стоит полагаться на такого рода изречения. По крайней мере слишком. Пьер Клерг мог откровенно держать за болвана Пьера Лизье, равно как и Пьера Бене [297] , поскольку неодолима была его власть как кюре и богача над бедняками мужьями и их податливыми супругами. Для простых смертных подобные вещи были не столь легки. В «адамократическом» обществе, где рука мужа была тяжела, скора на побои, а то и на смертоубийство, жене приходилось быть осмотрительной, она отнюдь не пользовалась той свободой, которой беззастенчиво распоряжались девушки и вдовы. Таким образом, любезная Монтайю терпимость весьма часто заканчивалась уже на пути к алтарю, где новобрачных сочетали законным браком. Все возвращается на круги своя лишь у смертного одра своего законного мужа. С этой точки зрения характерно поведение Беатрисы де Планиссоль в ответ на авансы, расточаемые ее управителем Раймоном Русселем:
297
I, 329; а также главы IV и IX.
— Давай убежим, уйдем к добрым христианам, — осмелев, предлагает Беатрисе Руссель, втайне надеясь воспользоваться совместным исходом, чтобы соблазнить ее.
— Но муж, узнав о побеге, пустится за нами в погоню. Да он же убьет меня, — отвечает Беатриса (I, 219).
Вместо этого прекрасная монтайонка, дерзкая и чувственная в периоды вдовства, на деле обнаруживает трогательную верность по отношению к обоим мужьям, пока они живы. В соблюдении супружеского долга она допускает на все про все два несущественных прегрешения. Невольное в первом браке, когда ее изнасиловал Пато. Второе, тоже мало для нее значимое, было следствием уникального стечения обстоятельств (I, 239).
В общем, судя по той части регистра, которая касается Монтайю, сдержанность замужних женщин выглядит показательной на фоне не вполне добродетельного поведения молодых девушек, вдов и незамужних служанок. Лишь в каталонском изгнании добродетельность замужних женщин размягчается, там матери семейств подолгу разделены превратностями исхода со своими мужьями. А стало быть, могут себе позволить новую, внебрачную связь, не будучи вполне уверены в смерти законных спутников жизни. С глаз долой, из брака вон! Почти то же произносит Белибаст, имея в виду упомянутого Арно Пикье, пропавшего супруга своей сожительницы Раймонды: Живой или мертвый, Арно не посмеет лишний раз нас побеспокоить в этих местах (III, 188).
Но Каталония — это распад семьи как следствие изгнания. В Монтайю же, в той мере, в какой пары живут вместе и остаются относительно стабильными, «замужняя» означает «добродетельная». По крайней мере, до первого вдовства (I, 491). Разумеется, это в первую голову относится к женщинам: Грацида Лизье под покровительством Пьера Клерга — это всего лишь исключение, которое подтверждает правило [298] . Но подобное (женатый = добродетельный), хотя и в меньшей степени, приложимо и к особям мужского пола. В Монтайю, насколько нам известно, все донжуаны — холостяки. Есть среди них и один женатый: сапожник Арно Виталь даже после свадьбы остается неисправимым бабником [299] . В более широком плане Пьер Отье, знаток верхней Арьежи, считает, что брак здесь представляет собой основную арену сексуальных действий. Пока тут чаще всего занимаются любовью, — заявляет он крестьянке по имени Сибилла Пьер [300] .
298
Прочие «исключения» локализуются в Тиньяке и других местах, не в Монтайю. Например, Арно Лофр из Тиньяка в собственном доме застает свою жену Эсперту в постели с собственным братом Бернаром Лофром. Арно вовремя прерывает затею брата (II, 131; см. также I, 283). Но опять же, одна ласточка весны не делает: по моим подсчетам, различия поведения в браке и вне брака выражаются в том, что случаи неузаконенных гетеросексуальных связей наблюдаются, по меньшей мере, в десять раз чаще среди девушек, вдов, незамужних служанок, нежели среди замужних женщин.
299
О трубадурских (Серкамон, Бернар Марти, Джауфре Рюдель) проклятиях на головы распутных мужей см.: Nelli R. Op. cit., p. 110. В Каталонии конкубинат также распространен явно более, чем адюльтер (Bonnassie, II, р. 311-312).
300
II, 411. Даже бедные служанки и незаконнорожденные: Брюна Пурсель, Раймонда Арсан и т. п. — в конечном счете находят спутников жизни. С этой точки зрения Монтайю и вся верхняя Арьеж относятся к демографической модели с весьма низкой долей старых дев, в Новое и Новейшее время такая модель станет характерной для Восточной Европы (см.: Class D., Eversley D. Population in history. L., 1965).