Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Короче говоря, монтайонские мужья были, в основном, мужчинами состоявшимися. И женились зачастую на невинных голубках [342] {204} . Для дам это был дебют, для кавалеров — эндшпиль. Такая возрастная разница в обществе преждевременной смертности быстро оборачивалась множеством молодых вдов. Кавалеры отправлялись удобрять кладбищенскую почву. Дамы, как еще вполне веселые вдовы, готовы были износить одного, а то и двух мужей дополнительно. Справедливость торжествует, как мы еще увидим.
342
Монтайю с прилегающим регионом в рассматриваемую эпоху не относится, таким образом, к модели позднего брака, характерной для «европейского модерна» (в основном после 1500 г.). Эта модель была выделена Hajnal (см.: Glass D., Eversley D. Population in history...). Скорее, Монтайю следует отнести к средиземноморским моделям кануна Нового времени, которые иногда могут выглядеть архаичными: они характеризуются довольно ранним замужеством девушек в сочетании (не обязательном) с более поздним и даже весьма запоздалым браком лиц мужского пола.
О системах раннего замужества, сочетающихся иногда с весьма низким уровнем женского безбрачия (выше), см. Hajnal Op. Cit.; Klapish C. (Annales, 1969, p. 1327—1328: о свадьбе во Флорентийской области в 1400 — 1430 гг.); Weaves Р., Familia Caesaris... (девушка выходит замуж обычно в девятнадцать лет в семьях рабов и вольноотпущенников римских императоров).
{204}
В XVI—XVIII вв. «увеличивался, хотя и не так интенсивно, и средний возраст первого брака молодых мужчин — до 28—29 лет. Разрыв в возрасте супругов сократился» (Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века. С. 210).
Глава XII. Брак и положение женщины
Разница в возрасте между брачными партнерами сопровождалась различиями в статусе. В Монтайю и других деревнях региона положение молодой замужней особы не становилось слаще. Сочетавшись браком, всякая женщина могла ежедневно ожидать изрядной взбучки. В 1320-е годы в Окситании бытовала двусмысленная пословица. Добропорядочные люди графства Фуа тоже падки на маленькие радости (III, 243):
Кто подушкой бьет жену, Не научит ничему.Сентенция эта свидетельствует об относительной грубости мужей, но также и об увертливости окситанских жен. Другие тексты выражаются более определенно. Прямо или косвенно они указывают, что монтайонский мужчина, обладающий инициативой любви-страсти с видами на брак, вслед за этим присваивает себе и право решать, когда следует задать жене трепку. Отметим несколько специфический случай дровосека Бернара Бефай. Будучи галантным зятем, он нещадно избивает собственную жену (III, 178), чтобы защитить от нее тещу. С другой стороны, случай с синяком под глазом Гийеметты Клерг, хотя бы и не был он «боевым отличием», кажется мне свидетельством повадок, приписываемых молвой мужьям. Подбитый глаз Гийеметта пытается объяснить тем, что оступилась, или тем, что ветром надуло. Она пускается на поиски знахарки, способной пользовать глазные недуги. По пути встречает Прада Тавернье, ткача и «совершенного» из Айонского Прада. Тавернье, естественно, спрашивает:
— Эй, Гийеметта, что случилось? Уж не муж ли побил?
— Нет, — отвечает женщина, — просто не повезло слегка (I, 337).
Скорбящая крестьянка. Барельеф. Ок. 1322. Собор в Кельне.
Стало быть, на сей раз мы имеем дело лишь с ложной тревогой. Но, конечно же, Гийеметта Клерг боится своего мужа. Однажды жнет она пшеницу вместе с матерью своей, Алазайсой, на поле, принадлежащем Бернару Риву, отцу Гийеметгы и мужу Алазайсы. У женщин заходит разговор о «добрых людях» [343] :
343
I, 334 — 335. Поле, о котором идет речь, находилось на вышеупомянутом alacot, или «a la coste» [на берегу], располагавшемся ниже старой деревни на месте нынешней Монтайю, которая топографически совпадает с barris, или нижним посадом старой деревни (расширившимся после эпохи Регистра, но до XIX века).
— Они спасают душу, мяса не едят, женщин не касаются, — говорит Алазайса, млея от восхищения при одном только воспоминании об образе жизни этих святых мужей.
Гийеметта же быстро возвращает мать с неба на землю:
— При моем муже даже не заикайся, что мы говорили об этом. Убьет, если узнает. Еретиков он ненавидит.
В присутствии самого Жака Фурнье Гийеметта считает должным показать, до какой степени она боится мужа [344] .
344
I, 341. О боязни, испытываемой крестьянскими женами перед своими мужьями, см. также: I, 342, 346; II, 366-367
— Говорили ли вы мужу своему, что близко ли, далеко ли, но видели еретика Прада Тавернье? — вопрошает епископ крестьянку.
— Нет, — отвечает та, — я слишком боялась, что супруг меня изобьет до смерти, если я ему скажу такое.
Переход к действиям не был исключен [345] .
Заночевав у сестры Гийеметты в Ларок д’Ольмесе, Пьер Мори слышит звуки ударов — это свояк занимается рукоприкладством по отношению к Гийеметте. Добрый пастырь уважает права главы семейства и отнюдь не пытается вмешаться. Но через несколько дней умыкает сестру, дабы спасти ее от дурного обращения.
345
II, 148. См. также III, 280 (Мангарда, жена Раймона из Консена, что в Аксиа, подвергается побоям со стороны мужа за еретические дела).
Грубые повадки мужей, неотесанных крестьян, скорых на оплеуху, — так, наверняка, скажут читатели-горожане, не лишенные предрассудков... И ошибутся. Дворянские жены или горожанки с этой точки зрения не более счастливы, чем мужички. У супругов этих дам, будь то аристократы или горожане, рука не менее тяжелая. Не зря Беатриса де Планиссоль боится, как бы первый муж не убил ее, если она совершит адюльтер с управителем. (Впрочем, она равно боится и братьев, которые обращаются с ней грубо в связи с историей с Бартелеми Армильяком.) Относительно горожан ограничусь примером четы, образованной дочерью и зятем самого великого Пьера Отье:
— Арно, — обращается Пьер Отье к своему зятю Арно Тессейру, прогуливаясь по площади в Акс-ле-Терме, — вы не слишком ладите с моей дочерью и вашей женой Гийеметтой. Вы грубы и жестоки с нею. И все это вопреки Писанию, устанавливающему, чтобы муж был смирен, кроток и ласков.
— То вина вашей дочери, — отвечает Арно, действительно имеющий дурную привычку бить жену [346] . — Она строптива и болтлива. Вам самим следует поостеречься, — заключает зять, не слишком любезный с тестем-катаром, — чтобы вас не взяли за глотку, уж слишком хорошо подвешен язык у вас, еретиков.
346
II, 213, 197 В конечном счете, примеров жен, подвергающихся побоям, в наших документах намного больше, чем примеров детей, избиваемых родителями: так лекарь А. Тессейер (II, 197) бьет маленькую (незаконнорожденную) дочь наряду с женой. См. также III, 285: отец бьет (маленькую) дочь, после чего та, как и следует ожидать, отказывается вернуться в отчий дом. Отношения родители—дети в верхней Арьежи, кажется, были лучше и сердечнее, чем отношения между мужем и женой; первые происходили от естественного порядка и природы, вторые (по крайней мере, первоначально) — из социального выбора.
Разумеется, обычно ограничиваются руганью и побоями. Угрозы убить, исходящие от мужа к жене (и никогда в противоположном направлении, это все-таки Средиземноморье!), не приводятся в исполнение. Но общий тон отношений «муж—жена» всегда не слишком хорош. Когда он действительно плох (что не всегда так, хорошие, добрые семьи отнюдь не бросаются в глаза), это оборачивается, в лучшем случае, тяжелым молчанием, в худшем — отвратительным сквернословием. Свинское отродье, — говорит Гийом из Аску, добрый католик, своей жене Флоранс, подозреваемой в тайных связях с катарами [347] . — Свинское отродье... ты и твоя сообщница Риксанда, жена Пьера Амьеля из Аску, вот уж порождение проказы и ереси, обеих вас сжечь мало... Да у меня рука не дрогнет вырвать печенку со всеми потрохами у такой старой свиньи!
347
II, 365. См. также II, 86: оскорбления в адрес супруги, прозвучавшие в семействе Фора из Ода.
И в ужасной ярости (продолжает Раймон Сикр, свидетель семейного скандала) Гийом из Аску бросился на постель и зарылся в нее с головой, изрыгая угрозы супруге. Услыхав такое, упомянутая супруга вышла из дома через дверь спальни и удалилась.
Известно, что некоторые катары, весьма просвещенные, начитанные в Библии, каковым как раз был Пьер Отье, проповедовали более гуманное обращение с женой [348] . Но как бы ни утешителен был этот факт, не следует забывать о глубоком женоненавистничестве, которое скрывает в эту эпоху в рамках института семьи крестьянская цивилизация верхней Арьежи. Тот же Пьер Отье, несмотря на свою привязанность к дочери, в общем считает женщину величиной ничтожной (II, 409). Манера Белибаста поступать как ему заблагорассудится с любовницей, то выдавая ее за Пьера Мори, то «выдергивая» через несколько дней как свеклу, поскольку идея такого брака перестала ему нравиться, или им овладела нервная депрессия по причине ревности, или, в конце концов, — последняя гипотеза наиболее неблагоприятна для репутации святого мужа — потому что он решил, что удалась его стратагема {205} , состоявшая в том, чтобы навязать доброму пастырю отцовство своего будущего ребенка, — эта манера никак не свидетельствует о великом с его стороны уважении к слабому полу. Впрочем, Белибаст никогда не делал тайны из своего мужского шовинизма и империализма. Для него женская душа как таковая не может быть принята в рай после смерти женщины, выступавшей ее носительницей; этой душе предварительно необходима по возможности скорейшая реинкарнация в мужском теле! Отсюда жестокие выводы для нашего дольнего мира. Грош цена мужчине, — заявляет однажды святой муж Пьеру Мори и Раймонде, — если не хозяин он жене своей [349] . Опираясь на этот базовый принцип, мужья присваивают себе недвусмысленное право «грубо обращаться» со спутницей жизни. Пьер Мори — верный интерпретатор монтайонской философии и не сторонник, между прочим, клеветы на дам. Женщины есть демоны, — говорит он своей хозяйке Сибилле Пьер, осмелившейся покормить грудью «еретикованного» младенца. Душа женщины и душа свиньи суть одно и то же, иными словами — сущая безделица, — изрекает Арно Лофр из Тиньяка, желая оскорбить одну местную женщину и уставясь на ее пасущуюся свинью. Конкретное свидетельство: в час аперитива пьющие исключают женщину из своего круга [350] .
348
II, 213.
{205}
Стратагема (от греч. ?????????? — «любое действие полководца», особ, «военная хитрость») — стратегический план.
349
II, 441—442 (реинкарнация женщины в мужчине по Белибасту!). Вальденсы Памье, в большей степени горожане, меньшие женоненавистники, нежели катары верхней Арьежи, которые оказываются в этом вопросе более деревенскими и доктринально более оригинальными. Раймон де Ла Кот, вальденс, не думает, что женщины воскреснут в «мужском облике». Каждый, — говорит он, — воскреснет в соответствии своему полу (I, 88). Смотри также III, 191 (мужской империализм Белибаста); 11, 35.
350
II, 415 (П. Мори); II, 131 (А. Лофр); III, 155 (сестра Пьера Мори исключается из участия в распитии вина, дружеском аперитиве).