Мой Рагнарёк
Шрифт:
Я нерешительно протянул руку за лоскутом пергамента. Честно говоря, я почему-то ждал подвоха. Может быть, просто потому, что мой собеседник в свое время являлся инициатором и руководителем знаменитого проекта «Троянский конь»…
– Бумага не отравлена – стал бы я таскать ее за пазухой, да еще только для того, чтобы всучить одному из бессмертных!
Одиссей расхохотался так неудержимо, словно на протяжении столетий изо всех сил сдерживал смех и вот его прорвало наконец-то! Впрочем, вполне возможно, что так оно и было. Доротея поежилась от звуков его
– Кто это был, Макс? – спросила Доротея.
– Можешь себе представить, Одиссей. Он же Улисс, он же царь Итаки…
– Одиссей? Настоящий?! Так что, он был на самом деле? – озадаченно моргнула она.
– А мы с тобой были «на самом деле», дорогая? – улыбнулся я. – Или понарошку? В любом случае, он не менее настоящий, чем мы с тобой, хоть и невидимка. Чего только не случается с людьми за долгую-долгую жизнь!..
– Везет ему! – с искренней завистью вздохнула Доротея.
– Да, наверное.
* * *Записку Афины я сунул в карман своего безумного зеленого плаща. Мне не хотелось читать ее в присутствии Доротеи. Во-первых, мало ли что она там написала, а во-вторых… Если честно, я все-таки немного опасался, что все-таки стал счастливым обладателем очередного «троянского коня», а у Доротеи в отличие от меня была всего одна-единственная жизнь, драгоценная и неповторимая, как жемчужина, сияющая в глубине раковины вместо дряблого тела моллюска.
День был блаженно долгим и упоительно спокойным. Мы просто двигались вперед, на север. Ничего особенного не происходило: ни чудес, ни сражений, ни незваных гостей.
Впрочем, одно чудо со мной все-таки случилось, самое желанное из чудес: ритмичная поступь Синдбада убаюкала меня, и я задремал, сидя на его надежной спине, да так сладко, словно к моим услугам была наилучшая из райских спален.
На закате дрема оставила меня, я открыл глаза и понял, что так хорошо не чувствовал себя даже в раннем детстве, после крепкого сна на открытой веранде в ясную летнюю ночь.
Откуда-то возник вездесущий Джинн с чашкой ароматного яблочного чая – именно то, чего мне всю жизнь хотелось, а я, дурак, не догадывался.
Только покончив с чаем, я вспомнил о записке Афины, которую так и не удосужился прочесть. С ума сойти можно: всего несколько дней назад я потерял голову, увидев на экране своего волшебного телевизора ее прекрасные серые глаза и неописуемо длинные ноги, эффектно обтянутые кожаными штанинами, пускал слюни, мазал по лицу романтические сопли и вытворял черт знает какие чудеса, чтобы наведаться в гости к этой красотке – хотя бы во сне. А теперь я мог позволить себе роскошь засунуть в карман ее послание и тут же забыть о нем. Вот уж никогда бы не подумал, что способен на такой подвиг!
Я извлек из кармана жесткий кусочек пергамента и с любопытством на него уставился. Давненько мне девушки записок не писали, а уж прекрасные богини – вроде бы и вовсе
«Спасибо за твой ветер. Это было довольно унизительно, но все мы остались живы, а наши аэропланы – целехоньки, и это не так уж мало». Эти слова были написаны размашистым крупным почерком. Потом она, очевидно, поняла, что на лоскутке бумаги осталось слишком мало места, и приписала так мелко, что я едва разобрал: «Если ты придешь в гости, я не буду делать вид, будто действительно верю, что мы – враги».
Это было круто: меня трогательно благодарили за разгром, который я им устроил, да еще и звали в гости. А ее фраза «спасибо за твой ветер» была чудо как хороша! Честно говоря, я тут же начал таять.
Мне пришлось взять себя в руки, вспомнить индейских богов: как они выглядели, когда выцеживали из меня мои жизни, и какие дивные ощущения я при этом испытывал… Это было очень жестоко, но подействовало отрезвляюще. Единственный стоящий урок, который я действительно вынес из этой скверной передряги: мне нельзя расслабляться ни на мгновение! В конце концов, война есть война.
Поэтому я не стал призывать к себе чудесные сны о том, как я навещаю Афину и Одина, – ни в эту ночь, ни в последующие. «Если Одиссей все-таки выполнит свое обещание и придет меня навестить, передам ей записку, – решил я. – В конце концов, эпистолярный жанр таит в себе невыразимое очарование. Этим и ограничимся!»
Одиссей вернулся дней через десять. Честно говоря, я не слишком рассчитывал, что он действительно заявится ко мне с докладом. Я сделал ему хороший подарок и дал более чем заманчивое, хоть и неопределенное обещание, но почему-то полагал, что он предпочтет держаться от меня подальше – до поры до времени.
Что ж, мне пришлось в очередной раз убедиться, что я совершенно не разбираюсь в людях. Конечно, у каждого свои недостатки, но у меня их обнаруживалось как-то слишком уж много. Моему работодателю Аллаху уже давно следовало бы нагрянуть с инспекцией и отправить меня в отставку.
К тому времени я все-таки додумался каждый вечер окружать себя несколькими кольцами вооруженной охраны. Я, разумеется, не верил, что эти ребята смогут меня защитить в случае чего, но здорово надеялся, что у них хватит смекалки поднять шум, если к моему костру попрется какой-нибудь подозрительный незнакомец. Мне надоело каждую ночь прислушиваться к тихому шелесту ветра, заплутавшего среди песчаных дюн, и гадать, когда объявятся Кецалькоатль и компания?
Впрочем, визит Одиссея здорово поколебал мою уверенность в способности стражей вовремя заорать «караул». Он проскользнул незамеченным и разбудил меня легким прикосновением к плечу.
– Надеюсь, Один не узнает, что я зашел к тебе прежде, чем появиться у них! Впрочем, я не так уж виноват. Его крылатый конь сбросил меня в нескольких милях отсюда и исчез. Не могу сказать, что я действительно обиделся, но решил сначала навестить тебя. Просто потому, что это по дороге.
– Крылатый конь? Что, тебе посчастливилось покататься на Слейпнире? – уважительно спросил я.