Мозг рассказывает.Что делает нас людьми
Шрифт:
же универсальном принципе эстетики. Именно поэтому павлины-самцы
приносят такое удовольствие нашему зрению, что мы готовы украшать их
перьями свои головы, хотя на самом деле красота павлинов предназначалась
для самок их вида, а вовсе не для Homo sapiens.
Некоторые животные, например птицы шалашники из Австралии и
Новой Гвинеи, обладают тем, что мы бы назвали художественным талантом.
Самцы этого вида маленькие
компенсации по Фрейду, они строят огромные, пышно украшенные шалаши
холостяцкое жилище, чтобы привлечь самок (рис. 7.1). Самцы одного из
видов этих птиц строят шалаши высотой в восемь футов с тщательно
сооруженными входами, арками, прихожими и даже дорожками перед
парадным входом. В разных местах шалаша самец прикрепляет пучки
цветов, раскладывает ягоды, подбирая их по цвету, и формирует
белоснежные холмики из кусочков костей и яичной скорлупы. Гладкие
блестящие камни, сложенные в изящные узоры, также часто встречаются
среди этого великолепия. Если шалаши строятся поблизости от мест
обитания людей, птица утаскивает кусочки сигаретной фольги или
сверкающие осколки стекла (птичий эквивалент ювелирных украшений),
чтобы привлечь больше внимания.
Самец-шалашник очень гордится общим видом и даже мелкими
деталями своей конструкции. Уберите одну ягодку, и он поскачет за ней,
чтобы вернуть ее на место, с той же скрупулезностью, которую можно
заметить у художников. Разные виды шалашников строят разные гнезда, и,
что самое интересное, отдельные птицы внутри одного вида могут иметь
свой
собственный
стиль.
Короче
говоря,
птицы
демонстрируют
художественную оригинальность, которая служит для того, чтобы
впечатлить и привлечь отдельных самок. Готов поспорить, что, если один из
этих шалашей выставить в художественной галерее Манхэттена, не
афишируя, что он сотворен птичьими мозгами, он получит благосклонные
отзывы.
Возвращаясь к людям, одна эстетическая проблема всегда меня
волновала. Что является ключевым различием между китчем и настоящим
искусством? Кто-нибудь скажет: ну, знаете, что для одного китч, для другого
высокое искусство. Другими словами, суждение полностью субъективно. Но
если теория искусства не может объективно отличить китч от искусства в
самом высоком смысле, что за толк в этой теории и как мы можем
утверждать, что поняли смысл искусства? В том, что разница между китчем и
искусством существует, убеждает следующее: можно научиться ценить
настоящее искусство, после того как вы были очарованы китчем, но почти
невозможно вернуться обратно к китчу после того, как вы познали восторг
высокого искусства. И все-таки разница между ними остается очень
туманной. Я утверждаю, что ни одна теория эстетики не может быть полной,
если она не решает эту проблему и не может объективно описать это
различие.
В этой главе я буду рассуждать о том, что настоящее искусство или же
эстетика включает правильное и эффективное применение определенных
художественных универсалий, тогда как китч только имитирует действие
искусства, без истинного его понимания. Это не завершенная теория, но надо
же с чего-то начинать.
ДОЛГОЕ ВРЕМЯ Я не интересовался искусством. Ну хотя это не совсем
так, потому что каждый раз, когда я оказывался на каком-нибудь научном
конгрессе в большом городе, я посещал местные галереи, наверное, чтобы
доказать себе самому, что я культурный человек. Но, честно говоря, глубокой
страсти к искусству у меня не было. Все изменилось в 1994 году, когда я взял
творческий отпуск и поехал в Индию. Там началось то, чему суждено было
стать моим долгим романом с эстетикой. Я три месяца провел в городе
Ченнай (известен также как Мадрас), Южная Индия, где я родился, у меня
было много свободного времени. Я был приглашенным профессором в
Институте неврологии и работал с пациентами, у которых был мозговой
удар, фантомные конечности после ампутации, потеря чувствительности
вследствие лепры. Стояла засуха, так что в больнице было не очень много
пациентов, поэтому оставалось много времени для прогулок на досуге по
храму Шивы неподалеку в Милапоре, который датируется 1-м тысячелетием
до н. э.
Странная мысль пришла мне в голову, пока я смотрел на каменные и
бронзовые скульптуры (или идолы, как бы назвали их европейцы) в храме.
На Западе их можно найти в основном в музеях и галереях в залах
индийского искусства. Но я с детства молился им и никогда не думал о них
как об искусстве. Они вплетены в индийскую жизнь ежедневную молитву,
музыку, танец, что трудно понять, где заканчивается искусство и где
начинается обычная жизнь. Эти скульптуры не являются чем-то отдельным
от повседневности, как в музеях на Западе.
До этого мой взгляд на индийские скульптуры, благодаря западному
образованию, был довольно-таки колониальным. Я считал их религиозной