Мужчина в полный рост (A Man in Full)
Шрифт:
Чарли с необычайной прытью опустил стеклянную крышку, одновременно выдергивая джутовку. Мгновение он просто стоял, уставившись на змей. Самая большая, та, которую он только что изловил голыми руками, находилась в состоянии крайнего возбуждения, ее скрученное в смертоносные кольца тело поблескивало.
Чарли, все так же не отводя взгляда, немного отступил. Краем глаза он видел, что парни, в том числе и Маг, теперь подались вперед, желая разглядеть змею. Сунув руку в карман, Чарли нащупал ключи от машины и, зажав их в кулаке, незаметно вытащил руку. Он еще немного постоял и вдруг бросил ключи — те ударились о стенку террариума. Только что пойманная змея первой злобно метнулась к месту удара, стукнув по стеклу клыками; остальные последовали ее примеру, запоздав на долю секунды. Все, кроме Чарли, отскочили, точно их сдуло ударной волной от
Чарли обернулся и медленно, одного за другим, оглядел всю компанию. После чего спокойно, как ни в чем не бывало сказал:
— Ну что, парни… а змейка-то ничего.
Выйдя из Змеиного дома, все разбрелись группами и стали оживленно обсуждать происшествие. Все, кроме Мага — он стоял поодаль, сунув руки в карманы. Чарли подошел к помощнику (когда он шел, хромоты совсем не чувствовал). Положив тому руку на плечо, Чарли сказал:
— Ну, Маг, я все обдумал. И вот что решил. Мы пойдем на это — сократим выплаты на пятнадцать процентов.
Маг даже не обернулся к боссу, только кивнул в знак согласия, продолжая смотреть прямо перед собой. За титановыми оправами сканеров его широко распахнутые глаза как будто вбирали в себя весь мир.
Чарли Крокер вновь обрел прежнее равновесие.
ГЛАВА 4. Братья, разбавленные молоком
Офис Уэсли Доббса Джордана, мэра Атланты и давнего приятеля Роджера Белла еще по студенческому братству «Омега дзета дзета» в Морхаусе, находился на втором этаже мэрии, в новом крыле, пристроенном в 1989 году, — в так называемой новой мэрии, выходившей на Тринити-авеню. Войдя, Роджер сразу оказался в фойе-ротонде. И с удовлетворением отметил про себя, что фойе хотя и современное, но не лишено величественности и отделано с большим вкусом. Роджер не признавал современной архитектуры и дизайна — все, что строили после знаменитого британца Эдвина Лютьенса, однако ротонда ему понравилась. Сложенная из серого джорджийского мрамора, высотой с трехэтажный дом, она была увенчана великолепным стеклянным куполом, даже в такой пасмурный день пропускавшим достаточно света. Мраморные ступени ротонды вели на балкон второго этажа; блестевшие медью перила балкона короной опоясывали фойе.
«Надо же, — подумал Роджер, почувствовав укол зависти, — Уэс добился своего — вон каким царством правит!» Ну да что тут завидовать, Уэс всегда выделялся. Что бы ни случилось, никогда не пасовал. Парень был толстяком, этаким упитанным коротышкой, но в Морхаусе считался не просто образцовым, а образцово-показательным студентом — возглавлял общество «Омега дзета дзета» и студенческий комитет. Уэс Джордан был из семьи «голубых кровей», со светлой кожей, имел связи среди старой доброй «черной элиты» Суит Оберна и с самого начала метил в вожаки, потому что… потому что иначе и быть не могло. Роджер и сам происходил из не менее благородного семейства, у него тоже была светлая кожа, среди его родни тоже имелось немало заметных личностей, но у него никогда не было этой непотопляемой уверенности в себе, свойственной Уэсу, или того убийственного цинизма, с помощью которого Джордан расправлялся со своими врагами. Ни один черный не мог наехать на Уэса — тот в два счета ставил глупца на место, вгоняя его же слова ему промеж ребер и запихивая в глотку. Причем все происходило так быстро, что болван и сообразить ничего не успевал. И вот Уэс — мэр Атланты. Он же, Роджер, простой смертный, приближается к трону монаршего правителя Мраморной Ротонды с прошением, как и все остальные. Ладно, подумал Роджер, я-то хотя бы могу обратиться к нему по имени. Не придется стоять со шляпой в руке и мямлить «господин мэр». И не потому, что нет шляпы. Однако Роджер все же позаботился о том, чтобы явиться в самом дорогом костюме: темно-синем приталенном пиджаке из превосходной шерсти в тонкую полоску, накрахмаленной рубашке в бледно-голубую полоску, с белым, со спрятанной пуговицей воротником, в шелковом ультрамариновом галстуке парижской фирмы «Шарве» и начищенных до блеска черных туфлях на аккуратной подошве, с острыми, несколько закругленными носками, идеальных в подъеме и сидящих на ноге как влитые. Из нагрудного кармашка пиджака выглядывал белый шелковый платок с ультрамариновой каймой.
Поднявшись по лестнице и переступив
— Мистер Белл! Конечно-конечно! Присаживайтесь. Вас сейчас примут.
Сказала она это даже с преувеличенной живостью и так искренне улыбнулась ему, что Роджер, опасавшийся, что его могут посчитать за рядового просителя, пришедшего на аудиенцию к Его Высочеству, тут же перестал волноваться за свой статус.
В дальнем конце приемной стоял стол, за которым сидел огромный белый полицейский с бесстрастной физиономией. Роджер посмотрел на него в упор, и полицейский едва заметно, из вежливости улыбнулся. «Мда-а… охрана белая… секретарша черная… Белый коп и черная секретарша…» Роджеру стало интересно, всегда ли Уэс действует таким образом — и черное и белое, и то и другое, — ведь просители, приходящие к нему, могли оказаться как белыми, так и черными. Сейчас же кроме него, Роджера, на диване в приемной сидел только мужчина лет пятидесяти, бизнесмен из белых. По крайней мере, Беллу так показалось. Одет он был как типичный белый бизнесмен в Атланте — неприметный, темного цвета мешковатый костюм, купленный в отделе готовой одежды, рубашка в полоску и галстук «Взорвавшаяся пицца» — так Роджер называл про себя галстуки, недавно вошедшие в моду. Как будто прямо на ткани разлетелась на куски пицца с оливками и острой колбаской. Даже черные бизнесмены перешли на такие! А Роджер всегда считал, что черные одеваются с гораздо большим вкусом, гораздо более стильно, чем белые. Ну а туфли… В обуви белые вообще ничего не смыслят: напяливают ботинки с выпирающей подошвой — как тротуар на мостовой.
Роджер Белый сел напротив бизнесмена; когда он опустился в мягкое, обтянутое кожей кресло, кожа с шикарным вздохом опала под ним. От нечего делать Роджер стал разглядывать интерьер. В приемной оказалось много английской мебели, той, которая так нравилась Уэсу, от «Шератон» и «Хепплуайт»; точно такая же стояла у Уэса дома в Каскадных Высотах. Приемная походила на традиционный клуб для солидных джентльменов, вроде «Коммерс-клуба» или «Кэпитал-сити», где Роджеру доводилось бывать на ланчах.
Однако что-то… что-то все же выбивалось из общего стиля… Тут Роджер заметил портьеры по обеим сторонам окна. Огромные портьеры, в складку, сильно задрапированные, сшитые из… йорубского хлопка! Вот оно что! Не узнать яркий, в черно-красно-желтых красках узор невозможно, пусть даже портьеры и были задрапированы. А высоко на стене, над диваном, висели на темном фоне фантастические африканские картины… из камня и слоновой кости… антилопы, львы, гепарды… сказочные существа из йорубских мифов… На соседней стене красовались мастерски выполненные зловещие маски знахарей и два перекрещенных копья с характерными йорубскими кистями, подвязанными под наконечниками.
Роджер сразу узнал их, еще бы! На первом курсе в Морхаусе он попал в группу студентов, которых на весенние каникулы повезли в йорубские земли, — и почему современные студенты не могут придумать что-нибудь дельное вроде этого! — в самое сердце Нигерии — город Лагос. Группу возглавляли доктор Майклз и доктор Померой. Возили студентов с вполне определенной целью — чтобы те познали свои корни. Среди ученых бытовало мнение, что в Америку рабов ввозили в основном из йорубских земель, этой колыбели великой цивилизации, возможно величайшей во всей Африке. Дома вождей в самом деле впечатляли. В некоторых было до пятидесяти комнат, богато украшенных резьбой и всякими предметами культа, вроде тех, что на стенах приемной. Роджер вспомнил — Уэс ведь тоже был в составе той группы. И точно так же, как и он, Роджер, запомнил эту поездку на всю жизнь.
Роджер поднялся с кресла и подошел к стойке.
— Простите, — заговорил он с секретаршей; ее хорошенькое, улыбающееся личико тут же повернулось к нему. — Мне просто любопытно, — Роджер показал на резьбу, висевшую над диваном, — давно они здесь?
— Что-то около двух недель.
— А вон те? — Он махнул в сторону масок и копий.
— Тоже, — ответила секретарша. — Господин мэр сам принес их. Кажется, из дома.
— Шутите?! — вырвалось у Роджера. Но он тут же понял, что сморозил глупость, совсем как на днях у Макнаттера, и поспешно добавил: — Они просто великолепны!