Мужчина в полный рост (A Man in Full)

Вулф Том

Посадочная полоса представляла собой асфальтированную дорогу, прорезавшую сосновый бор, и тянулась почти с милю, чтобы было где приземлиться такому большому самолету как «Гольфстрим»… Вместе с посадочными огнями, ангаром с площадкой, насосами для подачи горючего и подъездными дорогами штуковина обошлась ему в три миллиона шестьсот тысяч. Вот о чем думал Чарли. А тем временем по обе стороны в иллюминаторах замелькали зеленые пятна сосен — самолет зашел на посадочную полосу и коснулся земли.

Когда самолет остановился на площадке перед ангаром, там уже стоял вместительный «шевроле», пригнанный Дервудом. Рядом с машиной был Руфус Дотсон, из черных, бригадир команды техников, отвечавших за обслуживание

взлетно-посадочной полосы и ангара. Чарли встал с кресла и тут же почувствовал, до чего затекло правое колено. Ему совсем не хотелось, чтобы его видели ковыляющим вниз по трапу, пусть даже это были всего-навсего Дервуд и Руфус, но ничего не поделаешь. В колено отдавала такая сильная боль, что пришлось спускаться, держась рукой за поручень. Чарли ступил на землю; Руфус уже поджидал его. Он был невысокого роста, плотного телосложения, лет пятидесяти, а может, шестидесяти — Чарли точно не знал, — темнокожий, с седыми торчавшими волосами. На нем была старомодная, как у игрока в гольф, кепка, прикрывавшая лысую макушку. Руфус почтительно коснулся большим и указательным пальцами маленького козырька:

— Как поживаете, кэп Чарли? Дайте-ка я вам подсоблю.

И протянул свою большую, сильную руку. Руфус был в серой, с длинным рукавом рабочей рубахе — такие теперь никто уже не носит, — и джинсах.

— Да-а… ерунда, Руфус… — отмахнулся Чарли, который скорее бы умер, чем принял чужую помощь, — все этот футбол… чертово колено так и дергает…

Руфус хохотнул, издав горлом утробный звук:

— Зазря вы, кэп Чарли, толкуете мне о ревматизме — сами знаем, не понаслышке.

«Какой, к дьяволу, ревматизм, — хотел было возразить Чарли, — это все травма, полученная в те времена, когда он был футболистом!»

Вокруг стояли высокие сосны, отбрасывая густую, прохладную тень, но на площадке у ангара палило нещадно. Чарли прищурился. В дальнем конце полосы подрагивала пелена марева, от асфальта поднимались волны нагретого воздуха. Чарли тут же почувствовал, до чего ему жарко, до чего он вымотался. От «шевроле» легкой походкой приближался Дервуд.

— Эгей, кэп! — приветствовал его Дервуд. — День добрый, мистер Струк!

Каждый раз, глядя на этого крупного мужчину с низким голосом уроженца округа Бейкер, Чарли видел в нем типичного надсмотрщика прошлых времен, который покрикивает на работников в поле, рубящих сосны на убийственной жаре по двенадцать часов в день. И не только до Гражданской, а еще и добрых пятьдесят лет после. Рубить сосну было не легче, чем вкалывать на целлюлозном заводе, рассказывал дядюшка Бад. Люди доходили до грани отчаяния, и надсмотрщики, ложась спать, клали рядом с собой заряженное ружье. Дервуд вполне подходил на роль такого вот надсмотрщика. Это был самый что ни на есть хладнокровный южанин из глубинки, один из тех здоровяков, которые в среднем возрасте выглядят внушительней, чем в молодости: кожа у них становится что дубленая шкура, а тонко рассчитанная угроза действует безотказно. Ростом Дервуд был с Чарли — чуть выше шести футов. Огромная голова покоилась на мощной шее, а черты лица — опущенные кончики глаз, обвисшие щеки, направленные книзу нос и уголки губ — придавали Дервуду сердитый вид. Мускулистые плечи тоже были покатыми, широкая грудная клетка опускалась, живот свисал над ремнем, но в то же время чувствовалось, что во всем теле кроется заряд чудовищной энергии, которой невозможно противостоять. На Дервуде была рубаха цвета хаки, закатанная на огромных руках, и такого же цвета свободные саржевые брюки, отвороты которых закрывали верх поношенных сапог до середины икр — так в округе Бейкер одевались все, кто выходил в поле, где можно было наткнуться на жалящих в лодыжки гремучих змей. На поясе у Дервуда висела кобура, из которой выглядывала рукоять револьвера сорок пятого калибра. Из револьвера Дервуд стрелял по змеям.

— Эгей, Дервуд! — отозвался Чарли. — Слышь, а тот жеребчик… во-о-он там… брыкается который… случаем, не от Первого Прикупа? — Он спросил об этом скорее для того, чтобы отвлечь внимание окружающих от своей хромоты: шаг и крен вправо, шаг и крен вправо, шаг и крен вправо… и так все двадцать, а то и тридцать футов, до самой машины.

— Стало быть, он и есть, кэп, — ответил Дервуд. — Я вот что подумал. Если вы с мистером Струком не слишком проголодались, можно сначала туда, а потом двинуть к Оружейной. Ну и жеребчик, скажу я вам… крупный уродился… а как лягается, чертяка, я таких еще не видал.

И вот они втроем — Чарли, Дервуд и Магнус Струк — сели в «шевроле»; по дороге машина свернула к конюшням и загону, где резвился, взбрыкивая, крупный жеребенок Первого Прикупа. Едва они вышли из машины, как увидели группу из пятерых-шестерых черных конюхов и двоих невысоких австралийцев, Джонни Гройнера, смотрителя племенных жеребцов, и Мелвина Боннетбокса, его помощника. Все стояли полукругом, прямо на белесой, песчаной дороге, как раз там, где она выныривала из низких пальмовых зарослей и жесткой травы. Они что-то увлеченно разглядывали и даже не заметили, как подъехал «шевроле» со смотрителем и хозяином плантации.

Дервуду такое не больно-то понравилось, особенно в присутствии босса.

— Эй! — крикнул он им. — Загораете?! Вам что, заняться нечем? А ну, кончай кучковаться! — Словечко это, «кучковаться», Дервуд подхватил во Вьетнаме — солдатам запрещалось собираться группами по нескольку человек, чтобы неприятельский огонь не уничтожил всех бойцов одним выстрелом.

К удивлению Дервуда, да и Чарли тоже, Джонни Гройнер, крепыш ростом с эльфа, с коротко подстриженной рыжеватой бородой обернулся и, приложив палец к губам, жестом подозвал их, как будто говоря: «Гляньте, что здесь!»

Дервуд, Маг и Чарли, хромавший больше прежнего, подошли и сразу же увидели, из-за чего здесь собралась такая толпа. На обочине дороги, рядом с зарослями пальм и травы, на самом солнцепеке лежал техасский гремучник, огромный, шести, а то и семи футов в длину… лежал неподвижно… пребывая в спячке…

В этот апрельский день холоднокровная тварь облюбовала себе выжженную солнцем полоску песчаной дороги и впитывала тепло, не замечая все растущей публики. Тварь была чудовищно огромной, даже для этих мест, известных особенно крупными гремучими змеями — можно было запросто разглядеть узор из бурых крапин с черными ободками на светло-коричневом фоне. Конюхи замерли на почтительном расстоянии, стоя позади, у хвоста — никто не осмеливался подойти к голове. У гремучих змей нет век, закрывающих жуткие глаза-прорези, и невозможно было определить, спит змея или нет.

— Глядите, какая, кэп Чарли! И что вы с такой змеюкой сделаете? Может, сбегать за мотыгой? — вызвался один из конюхов, Санни Колквитт, предлагая отрубить змее голову.

Чарли посмотрел на конюха. Потом — на змею, на эту поистине великолепную зверюгу. И вдруг почувствовал, что все остальные, включая Дервуда и Мага, глядят на него, кэпа Чарли.

Поэтому он сказал Санни, махнув в сторону конюшен:

— Сгоняй-ка за джутовкой.

Санни во весь опор помчался за джутовкой — так местные называли мешок из джутовой ткани. Ожидая возвращения конюха, Чарли скинул пиджак и ослабил узел галстука. Ну и пусть станут видны эти седельные вьюки — никто ведь не догадается, откуда они, да и вид вспотевшего человека здесь никого не удивит. Чарли хотел произвести на них впечатление своей широкой грудью, спиной, мощной шеей. Подумаешь, хромота… он все тот же кэп Чарли Крокер, что и прежде.