На рейде "Ставрополь"
Шрифт:
Она не услышала и не поняла его.
– Красиво как вокруг. Вань!
– А потом спохватилась.
– Ну и что, коли неграмотный? Научишься, невелика премудрость. Нашел, право, о чем горевать!
Они посидели несколько минут молча, вдыхая напоенный морской влагой воздух, слушая доносившийся сюда равномерно-тревожные приглушенные вздохи моря. И вдруг где-то в кустах, совсем неподалеку, грохнул револьверный выстрел. За первым - второй, третий, а там выстрелы слились в какой-то тарабарский сплошной треск, будто кто-то по соседству с неудержимой скоростью вращал детскую трещотку, только каких-то гигантских размеров.
На тропинку выскочил из кустов человек среднего роста, одетый в черную матросскую блузу. Лица его не различить - довольно темно. На мгновение он остановился и, оглядевшись, быстро побежал в сторону причала.
– Держи! Держи его, проклятого!
– неслось сзади.
– Хватай его!
Топоча сапогами, на ту тропинку выскочило несколько казаков и толстый офицер с лицом бурачного цвета и револьвером в руке.
– Красный где?
– задыхаясь, обратился он к Ивану.
– Куда побежал? Отвечай быстрей, служба!
– Туда, - махнул рукой Москаленко в сторону центра города.
– Только что, минуты не минуло...
Преследователи рванули в указанном направлении, возобновив свои истошные крики:
– Держи! Держи его! Хватай!!!
И сразу же почти все стихло.
– Зачем же ты сказал людям неправду, Вань?
– строго спросила девушка.
– Ты обманул их, а они ведь ловят преступника.
Иван внимательно посмотрел на нее:
– Жалко ведь человека, Ксюш, - пояснил.
– Может, он и не виноват вовсе.
Боцман ожидал возражений, но девушка с неожиданной легкостью разделила его мнение:
– Может, конечно. Сейчас все может. Скоро мы уже вовсе не будем отличать красных от белых - и те, и другие, по-моему, самые настоящие разбойники. Вчера в папину лавку зачем-то зашел офицер. Пожилой, представительный такой, в хороших погонах. Набрал товару бог знает сколько. А когда папа протянул руку за деньгами, засмеялся и сказал: "После взятия Москвы, господин торговец, я заплачу вам в двойном размере. А пока запомните, что все мы должны идти на какие-то жертвы ради нашей победы". Какой мерзкий человек, не правда ли? Скажи, Вань... А вот это новое правительство, о котором говорил тот, на митинге... Как ты думаешь, оно и вправду... Москву возьмет?
– А ты как думаешь, Ксюш?
Она сдвинула к переносице брови и сосредоточенно задумалась.
– Нет, Вань, наверное, не возьмет. Очень уж далеко отсюда Москва, вон сколько тысяч верст наберется! Не дойти, наверное.
Стрелки часов приближались к одиннадцати. Позже этого часа строгий Фрол Прокопыч не разрешал Ксюше ходить по неспокойным улицам города, забитым до отказа в любое время суток трезвым и пьяным бесшабашным воинством. Да и самому Москаленко тоже надо было спешить на пароход, стоящий на рейде.
Они расстались со словами, которые всегда и везде говорят влюбленные в подобных случаях:
– До завтра, Вань!
– До завтра, Ксюш...
В темноте он ощутил на себе ее пристальный взгляд.
– Что ты, Ксюш?
– Я?
– она вздохнула.
– Мне... понимаешь ли, мне почему-то показалось сейчас, что мы с тобой больше не увидимся. Впрочем, не обращай внимания, это просто какой-то бред. Но я все равно боюсь: вдруг что-то случится...
Она смотрела на него, наверное, и не ожидая ответа. А он не находил для ответа слов и только вздыхал - один раз, второй...
– Боже мой!
– засмеялась Ксюша.
– Тебе бы с твоими вздохами играть бедных любовников в провинциальном театре, а ты почему-то плаваешь по морям. Может быть, господин морской ежик, вам есть смысл сменить профессию?
Хлопнула калитка, и исчезла легкая фигурка девушки, оставив после себя только тонкий запах каких-то не известных Ивану духов. Он жадно вдохнул этот волнующий запах и зашагал скоро и решительно в порт. По дороге на минуту остановился - свернул "козью ножку": ее на ходу курить всего удобнее. С наслаждением затянулся доброй высушенной махоркой - одно удовольствие! Перед самым возвращением на судно пришлось сделать крюк - заглянуть к одному старинному знакомцу на Приморском бульваре - сказать ему об облавах в городе.
– Сегодня Гаврилов еле-еле от беляков ускользнул, - развел руками Москаленко.
– Если так пойдет дальше, могут наши им в лапы попасться. Ты предупреди, Васильевич, кого следует...
Бывший кочегар с "Колымы" внимательно посмотрел на запоздалого гостя:
– Спасибо, что предупредил, - с чувством в голосе сказал он.
– И хорошо, что зашел: передай Шмидту решение комитета. Белые собираются снять команды с ваших доброфлотовских судов. Надо не допустить этого, ни в коем случае не допустить! Уходите из порта. Ремонтируйтесь, переждите, но здесь оставаться нельзя. Ненадежными вас считают, так что подумайте!
– Ну что ж, подумаем, до встречи!..
Дежурную шлюпку с дремавшим в ней стриженым матросом-штафиркой нашел без труда:
– Давай, братишка, дуй к "Ставрополю"!
– Гуляки проклятые, - беззлобно заворчал штафирка, вставляя весла в уключины.
– Спать не дают до самого утра.
– Спать, братишка, вредно, - рассудительно подтрунил над ним боцман.
– Особливо, когда вахту несешь. А вообще-то ты давай свою зарядку живее поделывай. А то до утра на судно не попаду с таким шибким ходом.
Матрос, поплевав на ладони, энергично налег на весла, и они понеслись в северную часть бухты - наиболее удобную и совершенно закрытую от ветров часть Золотого Рога. К пароходу подошли с левого борта. Отозвавшись на окрик вахтенного, Москаленко легко взбежал по трапу наверх. И остановился, удивленный. Повсюду - в капитанской каюте, в кубрике, на мостике - горел свет. Не спит никто, что ли? Не поверив своим глазам, глянул на часы: половина первого, давно пора бы уже и угомониться.
Стараясь не шуметь, осторожно приоткрыл дверь кубрика. И увидел: все матросы сидят на своих койках, все одеты, все внимательно слушают. А в центре кубрика перед ними стоит сам капитан Генрих Иванович Грюнфильд. Рядом с ним - его второй помощник Август Оттович Шмидт и председатель судового комитета кочегар Корж. Лица у всех напряженные, сразу видно, что расстроенные. Заметив вошедшего Москаленко, Генрих Иванович обернулся в его сторону.