На рейде "Ставрополь"
Шрифт:
– Ну, скажем, - несколько замялся Шмидт, - к примеру... Завтра в девять тридцать утра...
– О'кей, - не раздумывая бросил мичман.
– Так я и доложу своему командиру. Прошу вас дать необходимые указания, если только вы имеете на это определенные юридические права, и господину капитану "Кишинева". Если же таких прав у вас нет, то мы поставим его в известность о вашем решении сами.
– Не надо, - махнул рукой Шмидт, - не стоит беспокоиться, господин мичман. Я как раз имею такие права. И сейчас же после вашего отъезда направлю капитану Гросбергу соответствующие инструкции и указания.
– О'кей!
– обрадовался мичман.
– У вас, русских, есть замечательная пословица: "Баба с возу - кобыле легче". Я воевал недавно в Архангельске и там услышал эту пословицу... Позвольте пожелать вам всяческих благ и откланяться. Позвольте заверить, что мне было приятно найти в вашем лице умного человека, способного правильно оценить обстановку, в которой он находится.
– У меня сейчас несколько матросов на берегу, - сказал Шмидт.
– Я прошу вашего разрешения послать за ними катер.
– О'кей, господин капитан! Но посылать или не посылать катер - это ваше внутренне дело. Мы, англичане, уважаем самостоятельность других народов.
– Оно и видно, - мрачно заметил Шмидт. Но англичанин сделал вид или вправду не обратил внимания на тон капитана и скрытую ядовитую иронию его слов. Он как ни в чем не бывало пожал Шмидту руку:
– Значит, завтра в девять тридцать снимаемся. Прошу быть готовыми.
Выпроводив столь неприятного гостя, Август Оттович заперся в своей каюте и долго сидел там один. Лишь около трех часов пополудни он вышел на палубу, хмурый, какой-то сгорбленный, с осунувшимся лицом и отеками под глазами.
Еще через несколько минут от "Ставрополя" отвалили две шлюпки: одна взяла курс к "Кишиневу", другая - к берегу.
Шмидт проводил их взглядом и снова вознамерился уйти к себе в каюту. Однако, отвернувшись от поручня, он даже вздрогнул от неожиданности: плотным молчаливым кольцом стояли вокруг него так неслышно подошедшие матросы, вся команда.
– Август Оттович, - Корж смотрел ему прямо в глаза своими серыми немигающими глазами.
– Мы сдаваться не можем и права не имеем. Мы ведь - люди русские.
– Что же это, Август Оттович, - одними губами спросил Москаленко.
– Столько мы с вами пережили, и вот... Пусть они лучше здесь нас всех перебьют, чем там, дома, на площади болтаться да воронье собою кормить!
Он не договорил, проглотив слюну и с нею вместе застрявший в горле комок. Шмидт обвел всех взглядом - лица у людей усталые, встревоженные. Кажется, на все готовы, лишь бы конец страданиям. А они вон как - пусть лучше перебьют...
Он, едва сдерживая слезы, достал торопливым движением из кармана платок: дескать, соринка случайно в глаз попала, комашка шаловливая залетела. И только потом ответил:
– Не переживайте, друзья мои! Не из того мы с вами теста сделаны, как о том англичане думают. Раз уж мы так решили, то будем стоять на своем до самого конца. Что-нибудь придумаем. А что именно - не скажу сейчас, увидите позднее. Пока же прошу всех переодеться в чистую одежду, приготовить вещи: в случае неудачи нашей с вами задумки, возможно, придется съехать на берег.
– И оставить"Ставрополь" этим паразитам?
– возмутился Животовский.
– Ведь это, Август Оттович...
– Ох и нетерпеливый же народ, эти самые кочегары!
– вдруг совершенно спокойно улыбнулся капитан.
– Кстати, почему вы, Животовский, в данный момент на палубе прохлаждаетесь? Разве не было команды поднимать пары? А ну-ка, живо марш в свою преисподнюю!
И он, отстранив рукой стоящего на пути матроса, поднялся на мостик:
– Поднять якорь!
Заверещала натужно лебедка, и у него невольно вырвалось восклицание:
– Потише же, бога ради! Все дело испортим.
С наступлением темноты черной призрачной тенью "Ставрополь" двинулся с места. Только, ко всеобщему удивлению, курс был принят не в открытое море, а наоборот - к берегу, на внутренний рейд...
Утром на борт почти одновременно прибыли сразу два гостя: уже знакомый капитану вчерашний мичман с "Магнита" и китайский офицер из береговой охраны.
– Что все это значит, господин капитан?!
– дружно накинулись они прямо на палубе на спокойного и гладко выбритого Шмидта.
– Почему оба ваших судна подошли без разрешения властей к берегу да еще развернулись параллельно ему? Это неслыханное самоуправство, господин капитан!
– Вы же закрыли своими коробками доступ в порт!
– пылал гневом китаец.
– В нашей акватории это недопустимо!
– Вы нарушили условия ультиматума!
– горячился, подпрыгивая от волнения на одном месте, англичанин.
– И я говорю вполне официально, что вы ответите за эти фокусы в полной мере!
– Спокойно, господа, спокойно!
– сделав рукой приветливый жест и добродушно улыбнувшись, ответил Шмидт.
– Вы, я вижу, не имеете желания спуститься ко мне в каюту и предпочитаете говорить о делах на свежем воздухе? Великолепное решение!Гусаренко, принесите-ка нам сюда стулья!.. Не угодно ли господам выпить русской водки? Коньяк или бренди для столь дорогих гостей у меня тоже найдутся.
– Перестаньте паясничать! Вы еще находите в себе мужество смеяться над нами!
– покраснел от возмущения мичман.
– Позвольте напомнить вам, что я все-таки офицер королевского военного флота и не позволю...
– Не хотите пить - как хотите, - перебил его Шмидт.
– Насильно, как видно, и вправду мил не будешь. А что касается моего смеха, то я позволю себе в этой части не разделить вашего мнения, господа, хотя вы и мои гости. Это вы смеетесь, даже больше того, издеваетесь над нами, безоружными и беззащитными. И поэтому, господа вам придется сейчас выслушать наш ультиматум. Если в течение суток, начиная отсчет с этого часа, "Магнит" не покинет Чифу, мы вынуждены будем применить самые крайние меры.