На шхерахъ
Шрифт:
Чувство отвтственности, напряженная работа, ощущеніе власти надъ судномъ, несущемъ на себ дв жизни, разбудили дремавшія силы въ мягкой фигур женщины; въ ея глазахъ, внимательно слдившихъ за положеніемъ паруса, засвтилась отвага и бодрая увренность отъ ощущенія, что лодка повинуется малйшему движенію ея руки.
Иногда она ошибалась. Тогда Боргъ мягко указывалъ на это, поощрительно хвалилъ ея вниманіе и старался устранять неловкость, избгая подчеркивать ея ошибки.
Она сіяла отъ счастья, говорила о своемъ прошломъ, о своихъ тридцати четырехъ годахъ; она думала, что ея жизнь и жизнерадостность уже минули; а теперь она чувствуетъ себя помолодвшей; она всегда мечтала
Боргъ слушалъ вс эти давно ему извстныя слова, эти формулы нелпаго стремленія уравнять то, что сама природа съ умысломъ сдлала неравнымъ для экономіи человческаго труда. Однако, теперь возражать не приходилось. Онъ оставлялъ за собой роль благодарнаго слушателя, представляя втру подхватывать и уносить ея болзненныя измышленія. Онъ не взялся за скальпель, чтобы тотчасъ вскрыть вою путаницу ея безпорядочныхъ мыслей, — онъ просто длалъ видъ, что не замчаетъ противорчій. Накопляя впечатлнія, вызываемыя сознательно имъ же самимъ, Боргъ хотлъ использовать пряжу этого давно знакомаго запутаннаго клубка, какъ основу для новаго богатаго узора.
Ему тотчасъ пришелъ въ голову планъ, воспользовавшись развертывавшимися передъ ними картинами природы, заставить ее помимо ея воли пережить впечатлнія, которыя для нея будутъ казаться приходящими извн. Этимъ путемъ онъ надялся оплести тайной стью ея душу и настроить струны ея души въ униссонъ со своими. Движеніемъ головы онъ веллъ ей пустить лодку но втру, самъ отпустилъ шкотъ, и лодка стала быстро уходить въ открытое море. Широкій горизонтъ, безконечная даль безъ единаго клочка земли, казалось, бросала отблескъ на прекрасное лицо двушки; мелкія черты какъ будто сдлались крупне едва замтныя морщинки разгладились, и весь ея обликъ говорилъ объ освобожденіи отъ всякихъ повседневныхъ заботъ и мелочныхъ мыслей. Взоръ, охватывавшій столь значительную часть земной поверхности, казался серьезнымъ: мелкая личность выростала и чувствовала свою силу. Подступавшіе валы медленно и мрно подымали и опускали лодку, и Боргъ видлъ, что восторгъ двушки смшивался со страхомъ, который она пыталась преодолть.
Замтивъ, что величественная картина длаетъ свое дло, Боргъ ршилъ дать текстъ этой музык чувствъ и вывести пробуждающуюся мысль двушки на широкую дорогу. Онъ хотлъ снять кожицу съ разбухшаго смени и дать свободу зародышу.
— Представьте себ планету, — началъ онъ импровизировать. — Представьте себ, что земля, эта пошлая, скучная, пыльная земля, длается небеснымъ тломъ. Разв не чувствуется близость неба здсь, гд сглаживается это ложное противорчіе между небомъ и землей, которыя представляютъ собою одно цлое? Вы замчаете, какъ вы вырастаете, когда вы боретесь съ втромъ, заставляя его вести васъ направо, хотя бы онъ хотлъ налво. Вы чувствуете въ себ приливъ огромной мощи — вдь вы плывете по волнамъ, которыя хотятъ погрузить васъ въ глубину и придавить тяжестью въ тысячи пудовъ. Тотъ, кто создалъ крылья птицъ, кому понадобилось пятьдесятъ тысячъ лтъ, чтобы превратить пресмыкающихся въ птицъ, былъ не такъ остроуменъ, какъ тотъ, кто первый натянулъ полотно на шест и этимъ въ одинъ мигъ создалъ мореплаваніе. Нтъ поэтому ничего удивительнаго въ томъ, что человкъ создалъ себ Бога по своему подобію, по своему уму, представивъ себ возможность существованія ума еще боле совершеннаго.
Двушка внимательно слушала его рчь, не спуская глазъ съ его лица, какъ бы подставляя свое лицо согрвающему пламени. Необычныя слова глубоко проникали въ ея душу, вызывая въ ней бурное броженіе. Убаюканная
— Я никогда еще не слышала, чтобы кто-нибудь такъ говорилъ, какъ вы, — сказала она мечтательно. — Говорите еще.
Онъ замолчалъ и новымъ жестомъ далъ лодк другое направленіе.
Они подъзжали къ угрюмой скал вулканическаго происхожденія. Блестящій черный діоритъ съ нанесенными на немъ мертвенно блдными знаками казался еще мрачне при свт солнца, тщетно пытавшагося согласовать противоположныя цвта, черный и блый.
Лицо двушки затуманилось, какъ будто осунулось, брови сдвинулись, какъ бы желая скрыть гнетущее впечатлніе. Замтное движеніе руля показывало, что она хотла бы обойти шхеру, но Боргъ направилъ лодку на прежній путь, и подъ удвоенной силой втра лодка помчалась въ ущелье межъ черныхъ скалъ, гд уже сами волны, вздыхая, подхватили ее и погнали впередъ.
Въ лодк воцарилось молчаніе. Боргъ не хотлъ угадывать мрачныхъ воспоминаній, пробудившихся въ душ его спутницы, и только указалъ ей на блый скелетъ дикой утки, лежавшій на черной скал. Тутъ втеръ снова натянулъ парусъ и вынесъ судно въ открытое море.
Они проплыли мимо скалы съ одинокой рябиной и приблизились къ Свердгольму, гд онъ въ первый разъ ее увидлъ. Тамъ они высадились, и онъ повелъ ее той дорогой, которой онъ шелъ въ воскресенье утромъ. Ему хотлось, чтобы она испытала т же впечатлнія, и онъ показалъ ей лугъ съ цвтами и то мсто межъ дикихъ яблонь, гд онъ ее впервые увидалъ.
Она сразу пришла въ веселое настроеніе. Вдь то, что вс эти мелочи запечатллись въ его памяти, показывало, что онъ влюбленъ. Она смялась, когда онъ разсказывалъ, какъ онъ услышалъ ея кашель. Въ порыв дтской рзвости она попросила его пойти на то же мсто и заговорить, а она будетъ угадывать, кто это.
Онъ повиновался, спрыгнулъ внизъ со скалы, спрятался за кустомъ боярышника и заревлъ быкомъ.
— Какъ прекрасно вы поете, — хохотала двушка; — да вы по меньшей мр оперный пвецъ изъ страны готтентотовъ.
Боргу понравилось ея веселье; онъ вдь такъ давно не игралъ съ дтьми. Игра продолжалась. Онъ вышелъ на зеленую лужайку, подобравъ фалды кверху, повсилъ монокль за ухо и началъ импровизированный дикій танецъ, сопровождая его пніемъ, какъ это онъ слышалъ у готтентотовъ въ Jardin d'Acclimatation.
Двушка была въ полномъ восторг.
— Знаете что? — сказала она. — Вы мн гораздо больше нравитесь, когда вы хотите хоть минуту быть просто человкомъ безъ всякихъ философскихъ фокусовъ.
— Значитъ, въ вашихъ глазахъ готтентотъ больше человкъ, чмъ философъ? — вырвалось у Борга. Въ ту же минуту онъ пожаллъ, что далъ ей опомниться. Онъ сорвалъ втку боярышника, сплелъ внокъ и протянулъ двушк, но она, спохватившись, что сказала большую глупость и выдала себя, нахмурилась.
— Теперь увнчайте жертвенное животное, — крикнулъ инспекторъ. — Я хотлъ бы быть цлой сотней быковъ, чтобы гекатомбой быть принесеннымъ въ жертву ради васъ.
Онъ сталъ на колни и былъ увнчанъ удовлетворенной красавицей. Потомъ онъ сбжалъ внизъ къ берегу, двушка слдовала за нимъ.
На берегу они остановились.
— Давайте бросать камешки, — предложила она.
— Давайте, — отвтилъ онъ и бросилъ плоскій камень надъ поверхностью воды.
Они забавлялись бросаньемъ камешковъ, пока ей не стало жарко.