На шхерахъ

Стриндберг Август Юхан

Молодая женщина, никогда раньше не бывавшая въ этихъ мстахъ, воспринимала первыя впечатлнія изъ его разсказовъ. Она уже представляла себ такой красивой и уютной, красную избушку, въ которой она должна будетъ жить съ матерью. Вдь ему такъ хотлось, чтобы ей тамъ понравилось, чтобы она осталась тамъ жить.

Онъ продолжалъ говорить, чувствуя приливъ чего-то хорошаго и сильнаго; ему казалось, что эти полуоткрытыя губы внушаютъ ему новыя мысли, открываютъ новые горизонты; эти губы какъ будто не воспринимали его мыслей, а, наоборотъ, говорили сами. Встрчая взглядъ ея большихъ доврчиво открытыхъ глазъ, онъ врилъ въ истинность всего того, что онъ говорилъ; съ возрастающимъ вниманіемъ онъ слдилъ за тмъ, какъ въ немъ нарождаются новыя силы и

крпнутъ старыя.

Когда лодка подошла къ берегу, онъ почувствовалъ себя, дйствительно, благодарнымъ, какъ будто его въ трудную минуту осыпали благодяніями. И, помогая дамамъ выйти изъ лодки и вынося ихъ вещи, онъ не могъ не высказать имъ своей признательности.

Молодая двушка отвтила учтивымъ "не за что", но это было сказано такъ, какъ будто, дйствительно то, что онъ отъ нея получилъ, было незначительной, долей того, чмъ она обладала.

Инспекторъ проводилъ дамъ къ ихъ новому жилищу, которое оказалось домомъ Эмана. Молодая двушка пришла въ восхищеніе, все еще будучи подъ впечатлніемъ заманчивыхъ разсказовъ Борга. Полуразвалившаяся изба была необыкновенно живописна. Въ ней не было ни одной прямой линіи. Буря, соленая вода, морозъ и дождь нарушили вс линіи ея контуровъ; штукатурка на труб обвалилась, и вся изба казалась огромной глыбой туфа. Еще боле пріятнымъ сюрпризомъ явилось дйствительно уютное — по старинному — расположеніе дома. Дв комнаты лежали по обимъ сторонамъ сней, а между ними была кухня. Большая комната была оклеена темно-коричневыми обоями, отъ времени и дыма принявшими ровный, мягкій коричневый топъ, гармонировавшій со всми цвтами. По низкому потолку, не дававшему большого простора глазу, тянулись балки, служившія опорой для чердака.

Изъ двухъ маленькихъ оконъ съ тусклыми стеклами открывался видъ на море и бухту. Яркій свтъ, падавшій въ комнату, пріятно смягчался блыми тюлевыми гардинами; он защищали внутренность комнаты отъ постороннихъ взглядовъ, но не задерживали дневного свта; какъ свтлыя лтнія облака, он свшивались надъ бальзаминами и геранью, стоявшими на окнахъ въ англійскихъ фаянсовыхъ горшкахъ съ портретами королевы Викторіи и лорда Нельсона. Мебель состояла изъ большого благо складного стола, кровати съ нсколькими пуховыми перинами, деревяннаго выкрашеннаго въ блую краску дивана, стнныхъ муровскихъ часовъ, березоваго комода съ туалетомъ изъ ольхи, обвитымъ подвнечной фатой и уставленнымъ фарфоровыми бездлушками. На комод стояло чучело попугая подъ стекляннымъ колпакомъ. На стнахъ висли раскрашенныя литографіи изъ библейской исторіи. Дв изъ нихъ, висвшія надъ кроватью, повидимому, были обязаны своимъ происхожденіемъ не особенно благочестивымъ побужденіямъ; одна изъ нихъ изображала Самсона и Далилу въ довольно-таки рискованномъ положеніи, а другая, — Іосифа и жену Порфира. Въ углу комнаты большое мсто занималъ каминъ, очень некрасивый, затянутый блой занавской со шнуркомъ.

Здсь было уютно, мило и пріятно.

Другая комната была похожа на первую, только въ ней было дв кровати. Комодъ и наволочки были покрыты салфеточками, которыя, благодаря своей пестрот, могли служить альбомомъ воспоминаній: о фуфайк дда, о бабушкиной кофт, о шерстяномъ плать матери, отцовской лоцманской форм стараго времени. Тамъ были красныя подвязки двушекъ, желтые галуны сыновей съ ихъ военной службы, голубые купальные костюмы дачниковъ, драпъ и дешевый бархатъ, ситецъ и байка, шерсть и пенька всевозможныхъ образцовъ и модъ. Здсь же стоялъ большой буфетъ съ разрисованными дверцами. Красивые маленькіе пейзажи, обложенные бронзовыми украшеніями, съ голубыми бухтами, тростникомъ, парусными лодками, неизвстныхъ породъ деревьями, должно быть, временъ рая или каменноугольнаго періода; бурное море, волны котораго напоминали борозды на картофельномъ пол, маякъ, стоящій какъ столбъ на скал — все было такъ наивно, было такъ похоже на то, какъ представляетъ себ ребенокъ все безконечное разнообразіе природы, доступное лишь высокоразвитому взору.

Вся эта простая

старомодная обстановка была главнйшимъ средствомъ леченія утомленнаго мозга, находящаго себ отдыхъ въ прошломъ. Старые часы должны нкоторое время постоять съ ослабленной пружиной, чтобы вновь вернуть себ утраченныя силы. Общеніе съ простымъ народомъ, когда нтъ рчи о борьб за хлбъ насущный, а, наоборотъ, каждый день и часъ напоминаютъ выше стоящимъ о дорого доставшемся имъ положеніи, должно умрять возбужденіе и укрплять жаждущихъ власти мыслью, что есть еще боле низкія ступени. Инспекторъ подготовилъ гостей къ этимъ мыслямъ и ощущеніямъ. Об женщины не переставали восхищаться новымъ жилищемъ и такъ углубились въ осмотръ дома, что не замтили, какъ ихъ спутникъ удалился, не желая имъ мшать.

* * *

Въ воскресенье посл обда инспекторъ сидлъ у окна и наблюдалъ, какъ прізжія устраивались въ своемъ домик. Онъ слдилъ глазами за ихъ мягкими, неравномрными движеніями и испытывалъ ощущеніе, похожее на музыку.

Его глазъ воспринималъ мягкія вибраціи, подобныя тмъ колебаніямъ, которыя вызываютъ въ барабанной перепонк рядъ гармоническихъ тоновъ, и передаются нервной систем. Он какъ будто исходили отъ тхъ блыхъ струнъ, которыя натянуты во внутреннемъ ух, потомъ отражались въ груди, какъ въ резонатор, и опутывали всю душу. Всмъ его существомъ овладвало чувства общаго довольства при вид волнистыхъ линій женскихъ рукъ, вынимавшихъ всякія мелочи изъ чемодановъ и раскладывавшихъ ихъ по столамъ и стульямъ. Онъ слдилъ за незамтными движеніями бедеръ и плечъ. Когда двушка проходила черезъ комнату, она не длала ни одного рзкаго движенія: она плавно поворачивалась и нагибалась.

Онъ былъ такъ поглощенъ этимъ зрлищемъ, что не замтилъ, какъ наверху на чердак раздался вдругъ шумъ, заскрипла лстница и открылась дверь. Онъ углубился въ созерцаніе молодой двушки, вншность которой казалась ему прекрасной — за однимъ, впрочемъ, исключеніемъ, и Боргъ старался пріучить глазъ къ этому недостатку, чтобы его не замчать. Ея подбородокъ былъ немного великъ и нижняя челюсть черезчуръ развита для человка, который уже не бросается, какъ хищный зврь, на сырое мясо и не разрываетъ его на куски.

Глядя на нее въ профиль, онъ могъ представить себ ея лицо въ старости, когда выпадутъ зубы, губы ввалятся, образуя тупой уголъ, а носъ свсится надъ выдающимся впередъ подбородкомъ. Онъ отгонялъ отъ себя эти мысли о хищномъ животномъ и слдилъ взглядомъ за ея лицомъ, дополняя его своимъ воображеніемъ, и, всматриваясь, старался воспринимать его въ цломъ, не думая о частностяхъ.

Вдругъ онъ услышалъ внизу передъ домомъ шаги и голоса и увидлъ жену Эмана съ толпой женщинъ, которыя съ тріумфомъ, въ дикой радости тащили сушить отнятый инспекторомъ неводъ.

Это былъ ударъ его престижу; Боргъ надлъ шляпу, спустился внизъ къ надзирателю и обратился къ нему за содйствіемъ, какъ къ лицу, состоящему на государственной служб и обязанному оказывать ему помощь.

Надзиратель сидлъ у себя въ комнат за кофе, какъ всегда обнявшись съ невсткой. Вестмана не было дома.

При вид инспектора онъ отодвинулся и изъ страха выдать себя обнаружилъ большую готовность служить, чмъ обыкновенно. Надвъ форменную фуражку, онъ вышелъ на дворъ. Желая разыграть справедливаго человка, онъ обрушился на толпу женщинъ и схватилъ сть.

— Эй вы, чертовки, разв не знаете, что можно угодить на каторгу за взломъ замка и казенной печати!

Женщины отвтили потоками ругательствъ по адресу инспектора и надзирателя. Плевать имъ на замокъ и казенную печать, — это онъ съ инспекторомъ каторжники!

Надзиратель пришелъ въ ярость и послалъ сторожа за полиціей.

При слов "полиція" отовсюду стали сбгаться, выползая, какъ встревоженные муравьи, изъ всхъ дыръ и угловъ.

Люди были, повидимому, готовы заступиться за женщинъ. Послышались угрозы. Инспекторъ ршилъ самъ вмшаться, чтобы не быть за спиной у подчиненнаго. Онъ подошелъ къ толп и спросилъ, чего они хотятъ.