Надгробные речи. Монодии
Шрифт:
Но не знаю, к чему такие сетования: ведь нам не было неизвестно, что мы смертны. Поэтому зачем теперь горевать о том, чего мы давно ожидали? К чему так сильно тяготиться несчастиями, происходящими от природы, когда мы знаем, что смерть — общий удел и самых дурных людей, и самых хороших? Ведь если бы возможно было людям, избежавшим опасности на войне, быть бессмертными в остальное время, то живым следовало бы вечно оплакивать погибших; но и природа не может бороться ни с болезнями, ни со старостью, и божество, которому досталось управлять нашей судьбой, неумолимо. Поэтому надо считать их в высшей степени счастливыми, так как они окончили жизнь в борьбе за величайшие и лучшие блага, не предоставляя себя в распоряжение судьбе и не ожидая естественной смерти, но выбрав себе самую лучшую.
И действительно, память о них не может состариться, честь, оказываемая им, желанна всем. Их оплакивают за их природу как смертных, а прославляют как бессмертных за храбрость. Поэтому их погребает государство; в честь них устраивают состязания в силе, уме и богатстве [221] на том основании, что погибшие на войне заслуживают почитания наравне с бессмертными. Я, со своей стороны, считаю их счастливыми и завидую их смерти и думаю, что им одним стоило родиться на свет, так как они, получив в удел тело смертное, благодаря своей храбрости оставили по себе память бессмертную. Однако надо соблюдать древние обычаи и, уважая закон отцов, оплакать погребаемых.
221
...в честь них устраивают состязания в силе, уме и богатстве... — Под состязаниями
Демосфен
НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ
Когда государство постановило похоронить на общественный счет мужей, покоящихся в этой могиле [222] , ибо они явили себя доблестными воинами, и поручило мне произнести над ними установленную обычаем речь, я озабочен был прежде всего тем, чтобы воздать им подобающую хвалу; однако, подбирая и обдумывая слова, достойные павших, я счел невозможным выполнить эту задачу до конца. В самом деле, если они презрели свойственную всем по природе любовь к жизни и решили лучше с честью умереть, чем, оставаясь в живых, видеть Элладу несчастной, то разве не оставили они память о своем мужестве, которое превосходит любую речь? И всё же, кажется мне, я могу высказаться наравне с другими, говорившими здесь до меня.
222
...государство постановило похоронить на общественный счет мужей, покоящихся в этой могиле... — Согласно установленному обычаю, афинских воинов, погибших за год войны, хоронили в общей могиле в районе Керамик, где находилось древнейшее кладбище Афин. Фукидид в своей «Истории» подробно описывает этот обряд погребения (см.: II.34.1—7).
А в какой мере наш город заботится о погибших на войне, можно видеть как из всего прочего, так и особенно из вот этого закона, по которому выбирается оратор на общественные погребения [223] . Зная о том, что храбрые мужи пренебрегают приобретением богатств и наслаждением удовольствиями жизни и, напротив, стремятся к доблести и похвалам, город считал нужным чествовать их такими речами, какие более всего могли бы служить исполнению их желаний, с тем чтобы слава, утвердившаяся за ними при жизни, сопутствовала им и по их смерти. И вот, если бы из того, что относится к доблести, я усмотрел лишь отличающую их храбрость, то, восхвалив ее, я должен был бы закончить свою речь. Но так как судьба одарила их прекрасным происхождением, разумным воспитанием и достойной жизнью, благодаря чему они были превосходными людьми, то я постыдился бы, если бы что-то из этого оказалось мною упущенным. Итак, я начну, прежде всего, с их происхождения.
223
...из вот этого закона, по которому выбирается оратор на общественные погребения. — Как свидетельствует Фукидид, погребение погибших воинов происходило в торжественной обстановке и традиционно сопровождалось произнесением надгробной речи специально назначаемым по этому случаю оратором (см.: История. II.34.6), кандидатура которого, согласно Платону, выдвигалась Советом Пятисот и утверждалась народным собранием (см.: Менексен. 234b).
Благородство происхождения этих мужей, восходящее к давнему времени, признаётся всеми людьми. Род каждого из них можно возвести не только к отцу и предкам от поколения к поколению, но и напрямую ко всему отечеству, ибо они, по общему мнению, являются исконными его жителями [224] . Они единственные из всех людей населяют эту страну, из которой происходят и которую передали своим потомкам, так что людей, пришедших в города и называемых их гражданами, справедливо было бы считать чужеземцами, хотя их вернее было бы сравнить с приемными детьми, эти же — законные граждане всего отечества по рождению. Насколько я знаю, и плоды, коими кормятся люди, впервые появились у нас; [225] это, оказавшись само по себе величайшим благом для всех, бесспорно доказывает, что эта страна — мать наших предков. Ведь по установлению самой природы всё рождающее одновременно дает и пищу рожденному; так произошло и с нашей страной.
224
...ибо они, по общему мнению, являются исконными его жителями. — Мотив, обычный для надгробных речей и часто использовавшийся в политических целях; ср., в частности, с эпитафием Лисия (см.: Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа. 17). Притязая на автохтонность, афиняне претендовали тем самым и на особое положение среди остальных греков. См. также примеч. 12 к «Надгробному слову...» Лисия.
225
...и плоды, коими кормятся люди, впервые появились у нас... — Согласно преданию, афиняне получили зерно в дар от Деметры при учреждении ею Элевсинских мистерий (см. примеч. 7 к «Элевсинской речи»).
Итак, с происхождением предков этих мужей дело обстоит таким образом от века. Что же касается храбрости и вообще доблести, то я об этом пока воздержусь говорить, опасаясь, как бы моя речь не оказалась неуместно длинной. Но то, о чем полезно вспомнить людям сведущим и любопытно послушать никогда не слышавшим, то, что достойно усердного подражания и не делает тягостными длинные речи, вот об этом в общих чертах я и попытаюсь сказать. Предки и отцы нынешнего поколения и затем те, чьи имена указывают на более отдаленное время и по кому распознаются единоплеменники, никогда никого не обидели — ни эллина, ни варвара, — но, будучи благородными и справедливейшими людьми по отношению ко всем остальным, они, отражая врагов, совершили много блестящих подвигов. Они наголову разбили вторгшееся войско амазонок [226] , так что отбросили их за Фасис, и изгнали войско Эвмолпа [227] и многих других не только из своей страны, но и из областей прочих эллинов, которых не смогли ни сдержать, ни одолеть все живущие от нас на запад. Их даже назвали спасителями детей Геракла, доставлявшего спасение другим, когда они, бежав от Эврисфея, как умоляющие пришли в эту страну [228] . Вдобавок ко всему этому и ко многим другим прекрасным деяниям они не позволили нарушить права мертвых, когда Креонт препятствовал погребению Семерых, ходивших походом на Фивы [229] .
226
Они наголову разбили вторгшееся войско амазонок... — Согласно мифу, афинский царь Тесей вместе с Гераклом совершил поход против амазонок и взял себе в жены их царицу Антиопу. Амазонки, желая вернуть царицу, осадили Афины, но были разбиты Тесеем (см.: Аполлодор. Мифологическая библиотека. Э.1.16).
227
...изгнали войско Эвмолпа... — Согласно легенде, фракийский герой Эвмолп участвовал в войне Элевсина с Афинами, сражаясь на стороне элевсинцев. Афинский царь Эрехтей при помощи Посейдона убил Эвмолпа, а между афинянами и элевсинцами был заключен мир, по которому последние признавали власть Афин, но сохраняли за собой главенство в проведении Элевсинских мистерий (см.: Аполлодор. Мифологическая библиотека. III.15.4).
228
Их
229
...они не позволили нарушить права мертвых, когда Креонт препятствовал погребению Семерых, ходивших походом на Фивы. — См. примеч. 3, 5 и 6 к «Надгробному слову...» Лисия.
Поскольку эти подвиги баснословны, я, о многом умолчав, напомнил лишь о тех, каждый из которых дает столь большую возможность для изящных изложений, что и пишущие прозой, и поэты в своих стихах, и многие из историков сделали деяния этих мужей предметом своего искусства. Но теперь я скажу о том, что по своей значительности нисколько не уступает этим подвигам, но совсем близко отстоит от нашего времени и не относится ни к преданиям, ни к героическим сказаниям. Они в одиночку дважды победили на суше и на море полчища врагов, вторгшихся из всей Азии [230] , и, сами подвергаясь опасности, стали источником общего спасения всех эллинов. Хотя то, о чем я намереваюсь сказать, уже до меня сказано другими, тем не менее не следует лишать сейчас этих мужей заслуженной и справедливой похвалы: их по праву можно считать более доблестными, чем отправившихся в поход под Трою, поскольку последние, будучи храбрейшими во всей Элладе, за десять лет осады едва взяли одно местечко в Азии [231] , тогда как первые собственными силами не только одолели войско, пришедшее со всего Азиатского материка, до того покорявшее всё остальное, но и отомстили за обиды, нанесенные другим эллинам. Затем, противостоя своекорыстным устремлениям самих эллинов, они переносили все опасности, какие только ни случались, неизменно приходя на помощь тем из них, на чьей стороне была справедливость, покуда время не привело нас к ныне живущему поколению.
230
Они в одиночку дважды победили на суше и на море полчища врагов, вторгшихся из всей Азии... — Имеются в виду два знаменитых сражения времен Греко-персидских войн — Марафонское (см. примеч. 15 к «Надгробному слову...» Лисия) и Саламинское (см. примеч. 23, 24 к «Надгробному слову...» Лисия).
231
...последние, будучи храбрейшими во всей Элладе, за десять лет осады едва взяли одно местечко в Азии... — Речь идет об осаде и взятии Трои ахейцами под предводительством микенского царя Агамемнона, приплывшими в Малую Азию ради освобождения Елены, которую похитил троянский царевич Парис. На стороне Агамемнона сражались лучшие герои Эллады, среди которых были Ахиллес, Диомед, оба Аякса, Одиссей и др. Одному из эпизодов этой войны посвящена поэма Гомера «Илиада».
Пусть никто не считает, будто я, не зная, что следует сказать о каждом из этих деяний, ограничился их перечислением. Если бы я по сравнению со всеми был совершенно беспомощным в нахождении нужных мыслей для моей речи, то уже сама их доблесть указывает на то, о чем легко и просто можно рассказать. Но я, упомянув о благородстве происхождения и о великих свершениях наших предков, стремлюсь как можно скорее приступить к рассказу о подвигах вот этих мужей, чтобы воздать им, — ибо знатность происхождения тех и других была общей, — общую хвалу, полагая, что как одним, так и в особенности другим было бы приятно, если бы они взаимно разделили не только от природы унаследованную доблесть, но и похвалу.
Между тем следует на время остановиться и, прежде чем рассматривать их деяния, призвать к благосклонности тех из присутствующих на погребении, кто не связан родством с погибшими. Если бы мне было поручено украсить похороны на пожертвования из собственных средств или с помощью какого-нибудь зрелища — конных или гимнастических состязаний [232] , то я тем усерднее и не считаясь с затратами подготовил бы их, чем больше обнаружилось бы, что я сделал это так, как подобает. Но поскольку меня избрали прославить этих мужей посредством речи, то я опасаюсь достигнуть результата, противоположного своему желанию, если не смогу склонить на свою сторону слушателей. Богатство, ловкость, сила и всё подобное сами по себе приносят выгоду и дают такое превосходство тем, кто этими благами обладает, что они не испытывают нужды в одобрении со стороны прочих людей. Напротив, искусство убеждения словом нуждается в благосклонности слушателей, и с ее помощью, если бы даже было посредственным, оно доставляет славу и почет. Когда же благосклонность отсутствует, речь вызывает у слушателей отвращение, если даже она превосходит всякую меру красоты.
232
...с помощью какого-нибудь зрелища — конных или гимнастических состязаний... — О различного рода состязаниях, приуроченных к церемонии погребения погибших воинов, помимо Демосфена, упоминают в своих надгробных речах Лисий (см.: Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа. 80) и Платон (см.: Менексен. 249b). См. также примеч. 48 к «Надгробному слову...» Лисия.
Хотя я мог бы немало сказать о том, за что эти мужи по справедливости заслуживают восхваления, я, однако, переходя теперь к их подвигам, колеблюсь, о чем мне следует сказать в первую очередь: всё сразу пришедшее мне на ум делает затруднительным выбор предмета рассказа. Тем не менее я попытаюсь расположить свою речь в таком порядке, в каком проходила их жизнь. Они с самого начала отличались во всех науках, прилежно занимаясь теми, которые соответствуют каждой поре возраста, и радовали всех, кого должно радовать, — родителей, друзей, близких. Поэтому еще и теперь память о них родственников и всех друзей от мала до велика, словно идущая по их следам, скорбит о них и распознаёт всё новые приметы, свидетельствующие об их совершенстве. Когда же они достигли зрелого возраста, то проявили свой характер не только перед согражданами, но и перед всеми людьми. Ведь благоразумие, именно благоразумие — начало всякой доблести, а вершина ее — мужество! С помощью первого испытывается, что следует делать, с помощью последнего находят спасение. В том и другом они отличились больше всего. Когда для всех эллинов возникала общая опасность, они были первыми, кто ее замечал, и часто призывали к общему спасению, что служит доказательством их доброго разумения. И в то время как поведение эллинов отличалось малодушием, соединенным с неведением [233] , когда всё еще можно было предотвратить — одно, произошедшее по недосмотру, другое — вследствие притворства, — эти мужи, однако, не стали им мстить, когда те уступили и пожелали исполнить свой долг [234] , но, встав во главе и добровольно предоставив им всё — людей, деньги, союзников, сражались до конца, не щадя собственной жизни.
233
...в то время как поведение эллинов отличалось малодушием, соединенным с неведением... — Речь идет о политической разобщенности и отсутствии единства в военных действиях греческих полисов в период захватнических войн Филиппа Македонского (353—338 гг. до н. э.), а также о создании афинянами антимакедонского союза при участии ранее недружественно настроенных к Афинам государств — Хиоса, Коса, Родоса, Фив и др.
234
...когда всё еще можно было предотвратить — одно, произошедшее по недосмотру, другое — вследствие притворства, — эти мужи, однако, не стали им мстить, когда те уступили и пожелали исполнить свой долг... — Имеется в виду так называемая Священная война между фокидянами и фиванцами (356—346 гг. до н. э.) за контроль над Дельфами, переросшая в итоге в борьбу за влияние в северной и средней Греции. В 353 г. до н. э. в этот затяжной военный конфликт вмешался Филипп II Македонский, выступив на стороне дельфийской коалиции и поддержав таким образом фиванцев и фессалийцев, что привело к поражению фокидян и их союзников афинян. В результате македонянам удалось подчинить себе Фессалии и утвердиться в северной Греции, создав тем самым прямую угрозу безопасности Афин и всех остальных греков.