Надгробные речи. Монодии
Шрифт:
Когда происходит сражение, то неизбежно одни одерживают победу, другие терпят поражение. Однако, как мне кажется, я могу утверждать: павшие на поле боя как с одной, так и с другой стороны не причастны к поражению, но те и другие равно одержали победу. Среди живущих судят о победе как о даре божества. Но то, что требовалось от отдельного человека для достижения ее, сделал каждый, кто сохранил свое место в строю. Если же он, смертный, уступил воле судьбы, то этого, конечно, пожелала судьба, но мужество его не было сломлено врагами. Если враги не вторглись в нашу страну, то причиной того, я убежден также, была не столько их нерешительность, сколько доблесть этих мужей: тогда, сойдясь в том сражении [235] , они испытали каждого из них и не захотели снова подвергать себя опасности со стороны родственного им народа; ибо они встретились, по их мнению, с людьми того же характера, но вот тот же жребий, они считали, получить в удел нелегко. Условия мирного договора [236] также ясно показывают, что дело обстоит именно таким образом; ведь нельзя найти более несомненную и прекрасную причину, чем восхищение неприятельского повелителя доблестью погибших, который предпочел заключить дружбу с людьми, близкими по крови, нежели еще раз попытать счастье, поставив всё под удар. Если бы кто спросил самих участников сражения, не считают ли они, будто добились успеха благодаря собственной доблести или им помогла своенравная и суровая судьба, а также опытность и отвага их военачальника, то, я полагаю, не нашелся бы столь бессовестный и наглый человек, который стал бы приписывать результаты этих свершений себе. Более того, если божество, как властелин всех обстоятельств, определило успех согласно своему желанию, то следует признать невиновными тех, кто остался в живых: они всего лишь люди. Однако никто, конечно, не будет объявлять причиной превосходства неприятельского военачальника над выставленными против него полководцами действия воинов ни с противной, ни с нашей стороны [237] . Если же на кого из людей за это и следует возлагать вину, то на фиванцев [238] , противостоявших ему, а не на всех участников сражения ни с той, ни с нашей стороны. Они, хотя и получили войско, отличавшееся непобедимостью и беззаветностью духа и неуемной жаждой славы, ничему из этого не нашли правильного применения.
235
...тогда, сойдясь в том сражении... — Речь идет о битве при Херонее (338
236
Условия мирного договора... — Имеется в виду мир, заключенный с Филиппом в 338 г. до н. э. при посредничестве оратора Демада и носивший имя последнего (Демадов мир). Условия этого договора были для Афин в целом благоприятными, так как, уступив гегемонию над Херсонесом Фракийским македонскому царю, Афины сохраняли не только политическую независимость, но и свои традиционные владения: Лемнос, Имброс, Скирос и Саламин, к которым царь добавил еще и Самос. Делос также оставался под афинским протекторатом.
237
...никто... не будет объявлять причиной превосходства неприятельского военачальника над выставленными против него полководцами действия воинов ни с противной, ни с нашей стороны. — Причиной поражения союзных греческих войск при Херонее, по общему мнению греков, была бездарность афинских и фиванских военачальников, вследствие чего один из трех афинских стратегов — Лисикл — был даже приговорен к смертной казни.
238
Если же на кого из людей за это и следует возлагать вину, то на фиванцев... — Согласно одному из условий договора о военном союзе, верховное командование в Херонейском сражении осуществляли фиванцы.
О прочем каждый судит так, как думает; но что стало одинаково ясным для всех живущих людей, так это то, что залогом свободы всей Эллады была жизнь этих мужей: ведь после того как судьба похитила их, никто из остальных не оказал сопротивления. И да коснется недоброжелательство этих слов, но, мне кажется, не погрешил бы против истины тот, кто сказал бы, что доблесть этих мужей была душою Эллады; ибо, как только жизнь оставила их связанные родством тела, сокрушилось и величие Эллады. Хотя это, пожалуй, может показаться большим преувеличением, тем не менее я должен сказать: подобно тому как, если бы кто-то лишил вселенную света, вся остальная жизнь оказалась бы безрадостной и мучительной, так и вся прежняя гордость эллинов с гибелью этих мужей погрузилась во мрак и полное бесславие.
Они, конечно, были такими вот мужами в силу многих причин, но нисколько не меньше они были превосходными людьми благодаря способу государственного правления [239] . Господство немногих вселяет страх в граждан, но стыда не внушает; когда же затем наступает военная опасность, то любой и каждый спасает прежде всего себя, зная, что если он подкупит власть имущих дарами или какой-нибудь иной дружеской услугой, то его постигнет лишь незначительный позор, пусть даже он будет вести себя самым гнусным образом. Напротив, правлению народа, заключающему в себе многое другое прекрасное и справедливое, чего должен придерживаться разумный человек, свойственна еще и свобода слова, и ей, поскольку она служит правде, нельзя помешать в обнаружении истины. Не могут же все потворствовать тем, кто совершает постыдные поступки, поэтому на их пути встает только тот человек, который высказывает справедливые порицания; и тогда те, кто сам не посмел бы сказать худого слова, с одобрением слушают другого, открыто говорящего об этом. Отсюда ясно, что все они, страшась этих порицаний и испытывая чувство стыда перед ожидающим их бесчестием, решительно встретили и опасность, исходящую от врага, и предпочли прекрасную смерть позорной жизни.
239
...благодаря способу государственного правления. — Имеется в виду демократия.
Итак, об общих причинах, побудивших всех этих мужей принять славную смерть, я сказал: это — происхождение, воспитание, склонность к достойному образу жизни, принципы всего общественного строя; теперь же я скажу о том, какой стойкостью все они отличались, храня обычаи своих фил [240] . Всем Эрехтидам было известно, что Эрехтей, чье имя они носят, ради спасения страны принес в жертву, отдав их на верную смерть, своих дочерей, называемых Гиакинфидами [241] . Они считали позорным, если бы оказалось, что он, рожденный от бессмертных богов, сделал всё возможное для освобождения своего отечества, а сами они поставили преходящую жизнь выше бессмертной славы. Не были в неведении Эгеиды, что Тесей, сын Эгея, первым установил равноправие в государстве [242] . Поэтому для них было нестерпимо изменить его политическим принципам, и они решили лучше умереть, чем после их уничтожения влачить жалкое существование на виду у всех эллинов. Слышали потомки Пандиона предание о том, как Прокна и Филомела, дочери Пандиона, наказали Терея за оскорбление [243] , нанесенное им. И они держались мнения, что их жизнь потеряла бы всякий смысл, если бы они не обнаружили тот же образ мыслей по отношению к тем, кто у них на глазах оскорбляет Элладу. Слышали Леонгиды легенду о дочерях Леоя, как те принесли себя в жертву согражданам ради спасения страны [244] . И если те женщины, полагали они, обладали мужской доблестью, то было бы недопустимо, если бы они, будучи мужами, уступили им в храбрости. Помнили Акамантиды стихи Гомера, где он рассказывает, как Акамант ради своей матери Эфры отправился в Трою [245] . И какие только превратности он не испытал, чтобы спасти свою мать! А разве не были готовы они преодолеть любую опасность, чтобы у себя дома спасти всех своих родителей? Не является тайной для потомков Энея, что Семела была дочерью Кадма и у нее был сын, чье имя не подобает произносить на этом кладбище, и от него родился Эней [246] , названный их родоначальником. Когда же обоим городам [247] стала угрожать общая опасность, то они решили бороться изо всех сил за оба. Знали Кекропиды о своем родоначальнике [248] , который, говорят, отчасти был драконом, а отчасти — человеком, и как раз потому, что по своему разуму он был подобен человеку, а по могуществу — дракону. И они считали нужным действовать с достоинством, равным этим его свойствам. Помнили потомки Гиппотоонта о браке Алопы, в результате чего родился Гиппотоонт [249] , и они почитают его своим родоначальником; о нем, как приличествует настоящему моменту, я подробно говорить не стану. И они считали своей обязанностью быть достойными продолжателями его деяний. Хорошо известно потомкам Аякса о том, что Аякс, после того как был лишен награды за свои подвиги, посчитал свою жизнь невыносимой [250] . Поэтому, когда судьба наделила наградой другого, они, отражая врагов, предпочли умереть, чтобы ни в чем не уронить своего достоинства. Не забывали Антиохиды, что Антиох был сыном Геракла. И они считали должным или жить в соответствии с унаследованной славой, или прекрасно умереть.
240
...какой стойкостью они отличились, храня обычаи своих фил. — Традиционно всё афинское население делилось на филы, названия которых восходили к именам героев — мифических царей города, чьи статуи, согласно Павсанию, были установлены в Афинах перед зданием Совета Пятисот (см.: Описание Эллады. 1.5.1). Далее в своей речи Демосфен перечисляет все десять фил, соотнося подвиг погибших афинян с великими деяниями героев-эпонимов их общих родов.
241
...Эрехтей... ради спасения страны принес в жертву... своих дочерей, называемых Гиакинфидами. — Согласно легенде, дельфийский оракул предсказал Эрехтею, что тот сможет победить Эвмолпа и выиграть войну с Элевсином (см. примеч. 6), если принесет в жертву одну из своих дочерей. Узнав об этом, все четыре дочери Эрехтея добровольно отдали себя на заклание. Античная традиция именует дочерей Эрехтея Гиакинфидами — по названию холма Гиакинф, на котором они будто бы приняли жертвенную смерть.
242
...Тесей... первым установил равноправие в государстве. — Тесей почитался в Афинах как национальный герой, в заслугу которому ставили ограничение царской власти и установление демократии, а также ряд других важнейших государственных преобразований — объединение жителей Аттики в единый народ и единое государство, разделение граждан на три социальные группы — эвпатридов (аристократию), геоморов (земледельцев) и демиургов (ремесленников), учреждение праздника Панафиней и др.
243
...как Прокна и Филомела, дочери Пандиона, наказали Терея за оскорбление... — Согласно мифу, у афинского царя Пандиона было две дочери. Одну из них, Прокну, он отдал замуж за фракийского царя Терея. Но Терей, воспылавший страстью к ее сестре Филомеле, привез последнюю во Фракию и заточил в укромном месте, Прокну же заставил поверить в то, что ее сестра умерла. Опасаясь, что Филомела расскажет всем о случившемся злодеянии, Терей отрезал ей язык, однако она всё же нашла способ известить о себе сестру, выткав письмо на пеплосе (плаще). Разыскав и освободив Филомелу, Прокна жестоко за нее отомстила: она умертвила своего сына от Терея, Итиса, и накормила мужа его мясом, а затем вместе с сестрой бежала из дворца. Терей бросился за ними в погоню, но сестры взмолились о помощи к богам, и те превратили их в птиц — Прокну в соловья, а Филомелу в ласточку (см.: Аполлодор. Мифологическая библиотека. III.14.8).
244
Слышали Леонтиды легенду о дочерях Леоя, как те принесли себя в жертву согражданам ради спасения страны. — Согласно легенде, у Леоя (Леонга), сына Орфея, было трое дочерей, обычно называемых Леокорами. Когда страну охватил великий голод, дельфийский оракул предсказал, что бедствие прекратится, если Леокоры принесут себя в жертву. Дочери Леоя приняли добровольную смерть. В их честь афиняне возвели святилище, называемое Леокорион. Согласно Диодору Сицилийскому, афинский оратор Фокион упоминал в своей речи о Леокорах, говоря об их поступке как о примере героизма (см.: Историческая библиотека. XVT1.15.2).
245
...стихи Гомера, где он рассказывает, как Акамант ради своей матери Эфры отправился в Трою. — Ни в «Илиаде», ни в «Одиссее» имя Акаманта не упоминается, однако оно фигурирует в киклических поэмах, приписывавшихся в древности Гомеру. Согласно мифу, после изгнания Тесея из Афин Акамант уехал на остров Эвбею, откуда позднее отправился вместе с остальными ахейцами в военный поход против Трои. После взятия Трои Акамант освободил мать Тесея Эфру, которая прежде была уведена в плен Диоскурами, захватившими Афидны, где Эфра сторожила Елену (см. примеч. 9 к «Меланкому»), а затем, согласно Гомеру, стала служанкой Елены, которая взяла ее с собой при бегстве из Спарты с Парисом (см.: Илиада. III. 143—144).
246
Не является тайной для потомков Энея, что Семела была дочерью Кадма и у нее был сын, чье имя не подобает произносить на этом кладбище, и от него родился Эней... — Погребение погибших происходило в Керамике — районе Афин, где находилось древнейшее городское кладбище (см. также примеч. 1). Под «потомками Энея» подразумевается одна из афинских фил, названная, как и прочие, по имени героя-эпонима. Однако здесь имеет место смешение двух мифологических персонажей. Эней, к которому возводили свой род афиняне, приходился побочным сыном афинскому царю Пандиону. Другой персонаж с тем же именем был сыном Порфаона, царя Этолии. Его имя возводилось античной традицией к греческому слову «вино» (?????), так как, по одной из версий мифа, сообщаемого Гитином, он первым получил в дар от бога Диониса виноградную лозу за то, что Дионис провел ночь с его женой Алфеей (см.: Гигин. Мифы. 129). Иногда этого Энея называли сыном Диониса, который, в свою очередь, был сыном Зевса и Семелы — дочери царя Кадма, основателя Фив. Судя по всему, объединение характеристик двух различных мифологических
247
...обоим городам... — Имеются в виду Афины и Фивы.
248
Знали Кекропиды о своем родоначальнике... — Мифическому царю Кекропу, имевшему облик получеловека-полузмеи и бывшему героем-эпонимом одной из афинских фил, приписывалось также возведение афинского Акрополя (называемого иногда Кекропией) и объединение всех жителей Аттики в составе двенадцати городов-государств.
249
Помнили потомки Гиппотоонта о браке Алопы, в результате чего родился Гиппотоонт... — Согласно легенде, Алопа, дочь элевсинского царя Керкиона, тайно родила от Посейдона сына Гиппотоонта. Новорожденного младенца Алопа подбросила пастухам, которые впоследствии вырастили и воспитали мальчика. Когда было установлено происхождение Гиппотоонта, Керкион повелел казнить свою дочь, однако ее спас Посейдон, превративший Алопу в водяной источник. Позже Тесей убил Керкиона и передал власть в Элевсине Гиппотоонту.
250
Хорошо известно потомкам Аякса о том, что Аякс, после того как был лишен награды за свои подвиги, посчитал свою жизнь невыносимой. — Согласно мифу, после смерти Ахилла Аякс Старший и Одиссей состязались за его доспехи. Когда же доспехи были присуждены Одиссею, Аякс впал в безумие, насланное на него Афиной. В приступе ярости он перебил стадо баранов, приняв его за ахейских вождей, а затем покончил с собой. Этому эпизоду посвящена трагедия Софокла «Аякс».
Нет сомнения, оставшиеся в живых родственники погибших достойны сострадания — они потеряли таких мужей, навсегда лишившись ласкового с ними общения; без них и дела отечества пришли в печальное и бедственное состояние. Но, справедливо поразмыслив, их следует назвать счастливыми. Ведь они, презрев краткосрочную жизнь, оставляют великую и не увядающую в веках славу о себе, под сенью которой их дети будут воспитываться в почете, и родители их получат в преклонном возрасте заслуженный уход, тогда как слава этих мужей послужит для них утешением в горе. И затем, не испытывая физических страданий и не зная душевной боли, какие выпадают на долю живущим, они получают в удел установленные обычаем почести, вызывая величайшее уважение и всеобщее восхищение. Разве их, кого торжественно погребает вся родина, к кому исключительно направлены слова хвалебной речи от лица государства, о ком скорбят не только родственники и сограждане, но и всё, что может называться Элладой, и о ком печалится почти весь мир, — разве не следует считать их счастливыми? О них по праву можно сказать, что они сидят рядом с подземными богами и на Островах блаженных пользуются почетом, одинаковым с доблестными мужами предшествующих времен. И хотя оттуда не принес весть ни один очевидец, однако те, кого мы, живущие, считаем достойными почестей на земле, они — судим мы, с уверенностью полагая — получают те же почести и там.
Нет сомнения, трудно облегчить словами большое горе. Но всё же нужно попытаться направить чувства к утешению. Ибо приличествует тем, кто сам ведет начало от доблестных мужей, показать, что они сносят несчастья достойнее остальных людей и владеют собой в любой беде. Это послужило бы украшению и чести павших мужей и принесло бы великую славу всему государству и его гражданам. Тяжело отцу и матери лишиться детей и оказаться в старости без поддержки самых близких людей. Но с гордостью взирают они, как от имени государства их детям воздаются почести, которые навсегда останутся памятником их доблести, и как в их честь устраиваются незабываемые жертвоприношения и общественные игры. Горестно стать сиротами детям, лишившись отцов. Но прекрасно — унаследовать отцовскую славу. И если причиной этого скорбного удела мы признаём божество, которому в силу нашей человеческой природы мы должны подчиниться, то причину этого высокого подвига мы видим в решимости тех, кто добровольно избрал прекрасную смерть.
Что касается меня, то в своей речи я стремился не к тому, чтобы сказать много слов, а чтобы сказать правду. Вы же, оплакав и совершив то, что полагается по отеческим обычаям, возвращайтесь домой.
Гиперид
НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ
Слова, которые мне предстоит сказать над этой могилой о военачальнике Леосфене и остальных, павших вместе с ним на войне, — о том, что они были мужи доблестные, — подтверждает само время, которое <...> не знало <...> за всю вечность <...> ни более храбрых мужей, чем погибшие, ни более великих деяний [251] . Поэтому ныне я более всего опасаюсь, как бы речь моя не оказалась недостойной совершённых ими подвигов. Но, невзирая на это, меня всё же ободряет мысль, что вы, о слушатели, доскажете то, что я пропущу, — ведь слова мои будут обращены не к случайным людям, а к тем, кто воочию видел, что совершили эти мужи.
251
...которое <...> не знало <..> за всю вечность <...> ни более храбрых мужей, чем погибшие, ни более великих деяний. — В этом месте текст оригинала испорчен, однако общий смысл пассажа не вызывает сомнений.
Итак, прежде всего подобает воздать хвалу нашему городу за принятое им решение [252] , ибо оно не только согласуется с теми деяниями, которые он совершал раньше, но даже превосходит их своею красотой и величием; затем павшим — за мужество, проявленное ими на войне, и за то, что не опозорили они чести предков; наконец, военачальнику Леосфену — и за то, и за другое, ибо для города он явился поборником этого решения, а для граждан стал предводителем войска. Однако мы не располагаем достаточным временем, дабы подробно рассказывать о городе и обо всех благодеяниях, каковые он оказал в прежние времена всей Элладе; нет у нас и повода, подходящего для подобного многословия. Кроме того, нелегко одному человеку припомнить и описать столь многочисленные и столь великие деяния! А посему я возьму на себя смелость сказать о нем лишь самое главное. Ибо как солнце обходит всю землю, надлежащим образом распределяя времена года и прекрасно всё обустраивая, а людей разумных и благонравных обеспечивая и потомством, и пищей, и плодами, и всем остальным, что необходимо для жизни, — так поступает и наш город: дурных карая, честным помогая, всех равными правами взамен несправедливости наделяя, за счет собственных опасностей и расходов общую безопасность для эллинов устрояя.
252
...подобает воздать хвалу нашему городу за принятое им решение... — Получив в 323 г. до н. э. весть о смерти Александра Македонского, афиняне решили начать войну против Македонии, возглавив большое союзническое войско греков, в которое не вошли только спартанцы, коринфяне и беотийцы. Командование сухопутными силами взял на себя афинянин Леосфен.
Итак, я не буду, как я уже сказал, останавливаться на деяниях города в целом, но ограничусь в своей речи рассказом о Леосфене и остальных воинах. С чего же мне ныне начать, о чем припомнить в первую очередь? [253] Рассказать ли отдельно о роде каждого из них? Я думаю, это покажется вам наивным. Ибо кто восхваляет каких-нибудь других людей, кои, съехавшись в один город из разных мест, живут каждый со своим родом, тому надлежит составлять родословную каждого. Но кто произносит речь об афинянах — коренных жителях этого города [254] , отличающихся общим происхождением и непревзойденным благородством, — тому, я думаю, излишне восхвалять каждый род в отдельности. Упомянуть ли мне, как это обыкновенно делают, об их воспитании и о том, как еще детьми наставлялись и обучались они в величайшем благоразумии? Но, полагаю, все и так знают, что мы воспитываем детей ради того, чтобы они стали достойными мужами. И если те, оказавшись на войне, отличились доблестью, то очевидно, что их прекрасно воспитали в детстве. Правильнее всего, мне кажется, будет рассказать об их храбрости на войне и о том, как они стали источником многочисленных благ для своего отечества и остальных эллинов. Начну же я с их военачальника, ибо сие будет справедливо.
253
...о чем припомнить в первую очередь! — Ср. похожее место у Демосфена: Надгробная речь. 15. Эпитафии классической эпохи составлялись по строго определенному плану, который предполагал последовательное раскрытие таких топосов, как похвала родословной погибших, их воспитанию и образованию, духовным и физическим качествам, деятельности и т. п.
254
...речь об афинянах — коренных жителях этого города... — См. примеч. 12 к «Надгробному слову...» Лисия.
Ведь Леосфен, видя, что вся Эллада подвергнута унижению и <...> скована страхом, что она разорена людьми, подкупленными Филиппом и Александром во вред своим родным городам [255] , и что наш город нуждается в человеке, а вся Эллада — в городе, который сможет принять руководство, отдал себя в распоряжение отечества, а город наш — в распоряжение эллинов ради всеобщего освобождения. Собрав наемное войско и став во главе наших граждан, он победил тех, кто первым воспрепятствовал свободе эллинов — беотийцев, македонян, эвбейцев и прочих союзников их, — сразившись с теми в Беотии [256] . Двинувшись оттуда в Пилы [257] и заняв проход, через который и в прежние времена варвары проникали к эллинам [258] , он помешал вторжению Антипатра в Элладу; [259] последнего же, настигнув в этих местах и победив в сражении, он запер в Ламии и начал осаду города [260] . С фессалийцами, фокейцами, этолийцами и всеми остальными жителями сей местности заключил он союз; и если Филипп и Александр возвысились, управляя этими народами против их воли, то Леосфен стал начальствовать над ними с их же согласия. С тем, для чего он был выбран, справиться ему удалось, но судьбу свою превозмочь не пришлось.
255
...она разорена людьми, подкупленными Филиппом и Александром во вред своим родным городам... — Речь идет о Филиппе II и Александре Македонских. О том, что Филипп нередко пользовался в своей политике прямым подкупом, сообщает, в частности, Плутарх (см.: Изречения царей и полководцев. 178b).
256
...он победил тех. кто первым воспрепятствовал свободе эллинов — беотийцев, македонян, эвбейцев и прочих союзников их. — сразившись с теми в Беотии. — Беотийцы, будучи союзниками македонян, пытались помешать греческому войску пройти через свои земли, но потерпели поражение летом 323 г. до н. э. в битве при Платеях.
257
Двинувшись оттуда в Пилы... — Хронологическая неточность. На самом деле Фермопилы (Пилы) были заняты Леосфеном в самом начале военной кампании — с целью обезопасить северные рубежи Греции от вторжения македонян. Однако впоследствии, опасаясь нападения беотийцев с тыла, полководец с частью войска отправился из Фермопил в Беотию, где разгромил противника вблизи Платей (см. примеч. 6), а затем вернулся обратно. Таким образом, битва в Беотии, о которой упоминает Гиперид, произошла уже после захвата Фермопил.
258
...заняв проход, через который и в прежние времена варвары проникали к эллинам... — См. примеч. 21 к «Надгробному слову...» Лисия.
259
...он помешал вторжению Антипатра в Элладу... — Поначалу благодаря численному и стратегическому превосходству своей армии Леосфен добился значительных успехов — македонское войско во главе с Антипатром вынуждено было отступить в Фессалию.
260
..Антипатра... он запер в Ламии и начал осаду города. — Осенью 323 г. до н. э. в сражении при Гераклее Трахинской македоняне были наголову разбиты союзнической армией Леосфена. В ожидании помощи из Азии и Малой Фригии, где на тот момент находилась основная часть македонской армии, Антипатр укрылся в Ламии. Греки окружили его и начали планомерную осаду, продолжавшуюся около полугода. Однако неожиданная гибель Леосфена под стенами города и последовавшее за тем поражение греков в битве при Кранноне (322 г. до н. э.) решили исход войны, в результате которой Греция окончательно потеряла свою политическую независимость.