Наёмники Гора
Шрифт:
— Таким образом, мы пойдём по маршруту, названному Восточной дорогой, или Восточным Путем, — сказал я.
— Это не тот маршрут, что ещё называют дорогой сокровищ? — уточнила она.
— Он самый, — кивнул я.
— А почему его так называют? — поинтересовалась девушка.
— Из-за богатств, рабынь и тому подобных товаров, что часто перевозят по ней, — объяснил я.
— Понятно, — встревожено протянула она.
— Можешь не сомневаться, на этом пути Ты увидишь множество караванов рабских фургонов, — усмехнулся я, — а, кроме того, девушек менее богатых торговцев, много девушек, которых ведут пешком, скованных цепью в рабский караван, иногда даже с завязанными ртами и глазами.
— О, — смутилась Боадиссия.
— Замечательно! — сказал Хурта.
Я оглянулся, бросив взгляд на Фэйку, нагруженную моей поклажей, которая тут же опустила глаза.
— В колонну по одному, — скомандовал один
Через ров была переброшена длинная доска. Узкоглазый коротышка с тонкими усиками шёл перед нами. Он легко миновал этот импровизированный мостик. Под моим весом доска значительно прогнулась. Боадиссия, Хурта и Фэйка пересекли ров следом за мной.
— Туда, — указал нам дорогу солдат.
А через несколько енов мы добрались уже до следующей линии укреплений, представлявшей собой всё тот же ров, но уже с валом и плетнём для защиты лучников. Местами над валом торчали наблюдательные вышки, не более чем дощатые платформы, поднятые на конструкции из шестов и досок. С них велось постоянное наблюдение за воротами Торкадино. Для ночного освещения в разных местах этих полевых укреплений были развешены фонари.
— Туда, — направил нас следующий солдат.
Мы оказались в пределах периметра Косианского лагеря. Большинство палаток было круглым с невысокими наклонными вершинами. Многие были ярко раскрашены, расчерчены полосами броских цветов, и расписаны различными рисунками и орнаментами. Надо признать, что гореане имеют слабость к таким вещам. В результате, гореанский лагерь зачастую представляет собой живописное зрелище, с множеством шелков и флагов, впечатляющее даже издалека. Эти люди склонны любить ткани, возбуждающие на ощупь, специи, дразнящие их вкус, громкие и заводные мелодии, и красивых женщин. Этим они ясно дают понять свою первобытность, и свою жизненную энергию и здоровье. Все палатки были расположены в строгом геометрическом порядке, формируя прямые улицы. За этим следили инженеры, заранее натягивая ограничительные верёвки.
— Смотри, — обратила моё внимание Боадиссия.
— Вижу, — кивнул я.
Заметив, что стала объектом нашего внимания девушка, лежавшая на боку, прямо на земле, отпрянула, прижимаясь спину к толстому, приблизительно восемь дюймов в диаметре, столбу, закопанному в грунт. Она избегала встречаться с нами взглядом. Она была полностью раздета, и, судя по тому насколько грязна, провела здесь уже довольно долгое время. От столба девушка могла отойти не дальше, чем четыре фута. Дальше её не пускала цепь, три раза в тугую обмотанная вокруг столба, в специально прорубленной канавке, и дважды на шее рабыни. На обоих концах цепи красовались висячие замки.
— Эй, девушка, — позвал я её.
Услышав меня, она тут же вскарабкалась на колени, всё так же не поднимая головы и тихо заскулила.
— Она не немая, — решила Боадиссия.
— Скорее всего, она находится под наказанием «самка четвероногого животного», — объяснил я.
Девушка вновь заскулила, жалобно глядя на нас, и утвердительно покивав головой, снова опустила голову.
— Ох, — выдохнула Боадиссия.
При таком виде наказания женщине запрещена человеческая речь, и человеческое положение, в том смысле, что ей не разрешают вставать на две ноги. Передвигаться она может только на четвереньках, если только не получит команду перекатываться, или любую другую команду, подходящую для домашнего животного. Еду ей будут бросать прямо в неё или, в лучшем случае, в стоящую на земле миску. Но в любом случае питаться она должна, не пользуясь своим руками. Её могут, конечно, покормить и с рук, но опять же, касаться еды своими руками она не имеет права. Её могут обучить различным трюкам. Иногда, подобно дрессированному животному, наказанных таким способом, приучают реагировать на команды из произвольного набора звуков, дабы в обращении с ними не использовать человеческую речь вообще. Если хозяин окажется недоволен темпами дрессировки, женщину, конечно, ждёт дополнительное наказание, впрочем, как и любое другое животное в подобной ситуации. Ну и конечно используют её для своих удовольствий исключительно в позиции четвероногого животного. Подобное отношение к рабыне часто используется не только в качестве наказания, но также может фигурировать в приучении новой девушки к её теперешнему состоянию. Оно помогает ей понять, кем она теперь является, то есть животным, полностью подчиняющимся своему владельцу. Спустя некоторое время, иногда всего несколько анов, нахождения в таком состоянии, она начинает безмолвно, но красноречиво умолять, теми способами, какими только может, разрешить ей служить своему владельцу путями, более типичными для нормальной рабыни, путями, в которых её неволя может проявиться гораздо более полно и приятно
Мы продолжали двигаться по территории лагеря. По моим расчётам, если нас не задержат, то через несколько енов мы должны упереться во внешний ряд укреплений, скорее всего представляющий всё те же насыпи и рвы, защищающие осаждающую армию от возможного нападения извне деблокирующих войск.
— О, глянь-ка, — ткнул пальцем Хурта немного в сторону от нашего маршрута, — там загон для лагерных девок.
Мы как раз проходили мимо огороженного забором загона, частично разбитого на небольшие ячейки-загоны, частично заставленного клетками. Судя по размеру воинского лагеря, я бы предположил, что этот загон далеко не единственный. В таких местах держат общественных женщин, рабынь для удовольствий солдат. Гореанин редко обходится без женщин. Таких девушек поставляют, обычно сразу большими партиями, работорговцы имеющие контракт с армией. Рабынь могут использовать по назначению прямо в их загонах или, что более распространено, их посылают в палатки мужчин, заплативших арендную плату, обычно за ночь. Утром женщин возвращают в загоны их владельцев. Снаружи, неподалёку от входа в этот загон, в таком месте, где все приходящие и уходящие девушки могли видеть, была установлена нехитрая конструкция трех толстых деревянных брусков, два из которых были вкопаны в землю вертикально, я третий, горизонтальный, соединял их поверху. В нижней грани горизонтального бруса имелось стальное кольцо, с которого свисали шнуры. Эти шнуры заканчивались на скрещенных запястьях поднятых над головой рук весьма привлекательной пленницы. Из внешнего торца горизонтального бруса, с обращённой к нам стороны, торчали два крюка, на которых висела табличка. Крюки были вбиты намертво, а вот таблички можно было менять в зависимости от допущенных ошибки, недостатка или нарушения. Конкретно на этой табличке было написано: «Я не доставила полного удовольствия своему владельцу ночи. Накажите меня. Используйте плеть слева». Слева от девушки, на вертикальном брусе, с вбитого в него крюка свисала пятиременная гореанская рабская плеть.
— Подождите, — сказала Боадиссия.
— Что ещё? — спросил я.
— Ей не были полностью довольны, — заметила Боадиссия.
Девушка, привязанная к конструкции, услышав наши голоса за своей спиной, испуганно напрягалась.
— Похоже на то, — кивнул я.
— И Ты не собираешься бить её? — поинтересовалась Боадиссия.
— Думаю, что она уже хорошо наказана, — ответил я.
Конечно, свой вывод я сделал взглянув на спину девушки. Думаю, что лишь часть из тех полос, что сейчас украшали её спину появилась благодаря проходящим мимо мужчинам, а большинство, скорее всего, досталось ей от хозяина ещё до того как она оказалась здесь. Рабовладелец должен гарантировать себя, что произошедшее этой ночью, независимо от того, что именно произошло, не повторялось впредь, а сама женщина раз и навсегда уяснила, что ни на что меньшее, чем прекрасная работа её господин не согласен. Рабыне не позволены недостатки в её служении. Не для того её покупали. Ей нечего ожидать предупреждений и уговоров. Коррекция её действий будет незамедлительная и всегда жестокая.
— Мужчины слабы, — заявила Боадиссия и, подойдя к крюку и сняв с него плеть, позвала: — Девка!
— Да, Госпожа, — отозвалась напуганная рабыня.
— Оставь её в покое, — сказал я. — Ты же видишь, что ей уже и так основательно досталось.
— Кто Ты? — спросила Боадиссия.
— Рабыня, Госпожа, — задрожав, ответила невольница, и её маленькие ладошки вцепились в шнуры над тугими петлями.
— Это значит, что твои владельцы должны быть довольны Тобой, — напомнила ей Боадиссия.
— Да, Госпожа.
— Полностью довольны, — добавила она.
— Да, Госпожа, — всхлипнула рабыня.
— Но Тобой они довольны не были, — заметила Боадиссия.
— Нет, Госпожа, — дрожащим голосом призналась девушка.
— Значит, Ты должна быть наказана, — подытожила Боадиссия.
— Да, Госпожа, — простонала привязанная невольница.
— Она уже наказана, — попытался я успокоить Боадиссию. — Окажи ей милосердие.
— Нет, — бросила та.
— Девушка, — обратился я к рабыне.