Не сердись, человечек
Шрифт:
— Так вот. Мира, твою мать зовут Гена, а отец твой — Владимир Владов. Мать твоя была его секретаршей. Это она назвала тебя Владимирой.
— Что это такое — секретарша? — спросила Мира, ведь я говорил, она очень мало читает и мало чего знает.
— Телефонистка и официантка, — объяснил я ей. — Говорит по телефону вместо своего начальника и приносит ему в кабинет кофе. Ты разве в кино не видела такое? А поскольку у каждого начальника есть в кабинете диван, то они тебя и сделали. Я же объяснял тебе, как все это бывает. — Я подумал, что Мира, как всегда, когда говоришь ей такие вещи, закроет рукой мой и свой рот, но она только смотрела удивленно на меня и даже не заплакала. Я продолжал: — Я, ты и Жора — незаконнорожденные. Наши матери родили нас в Сребырнице. Матушка тоже родила ребенка, но его усыновили. Сейчас мы собрались здесь для того, чтобы решить, как найти своих матерей.
— Досье! — произнес Жора.
— Что?
— Здесь есть ваши документы, в которых все написано. Как я раньше не сообразил!.. Однажды мама брала меня с собой в больницу,
— Ключ от кабинета директрисы есть у Матушки, — пролепетала Мира.
— Но она его не даст.
— А мы сделаем себе отмычку, — заявил Жора. — Я знаю, как это делать. Надо только в мастерскую пробраться.
— Дверь мастерской открывается запросто, замку уже сто тысяч лет, — сказал я.
— Но сначала мы должны поклясться, что будем хранить все в тайне, — сказал Жора и встал. — За такие дела, если мы попадемся, нас могут отправить в исправительную колонию. Знаете, что значит украсть секретные документы? Это все равно что шпионаж.
— Ты боишься? — спросил я Миру.
— Если вы… — залепетала она, но Жора оборвал ее резко на полуслове:
— Клянешься или нет? Если нет — проваливай, пока не поздно!
— Клянусь, — прошептала она, глядя на меня.
— На чем же нам поклясться по-настоящему? — оглядываясь по сторонам, рассуждал Жора.
— На портрете Левского! — сообразил я. — Он тоже всегда принимал клятву с товарищами по оружию.
Мы сняли портрет Левского со стены, положили его на стол, Жора достал перочинный ножичек и осторожно положил его на портрет. Затем накрыл ножичек рукой и сказал:
— Кладите свои руки на мою и повторяйте: «Клянусь перед Василем Левским, на этом оружии, что найду свою маму и буду помогать своим товарищам. Если предам или струшу, пусть это же оружие и покарает меня. Мама — или смерть!»
Мы повторили клятву за Жорой, затем поцеловали портрет и нож (когда-то по телевизору мы видели кино, как во время турецкого рабства патриоты-повстанцы принимали клятву). Я почувствовал себя вдруг ужасно сильным и очень гордился собой — ведь теперь я был заговорщиком. Потом мы отправили Миру спать, а сами пробрались в мастерскую, нашли там толстую проволоку и с помощью ножовки, клещей и тисков сделали отмычку. Подумав, решили, что самым удобным моментом для осуществления нашей тайной операции является завтрашний праздник. Тогда все будут на торжестве, в Доме никого не останется.
Наш дом образцовый. Неоднократно награждался окружным советом, а также другими ведомствами, которым мы подчиняемся. Благодаря заботе, проявляемой Министерством народного просвещения. Министерством народного здравоохранения, а также окружным народным советом и лично товарищем Стефаном Семковым, который у нас частый и желанный гость, нашим детям даровано самое счастливое детство. У них есть все: еда, одежда, книги, тетрадки, учебники, и все это дается им бесплатно. Культурные и спортивные наши программы богаты и разнообразны. По эстетическому оформлению культурных программ мы находимся на одном из первых мест. Наши праздники — это праздники всего села, которое активно участвует в ряде проводимых нами мероприятий и вознаграждает труд наших учащихся, который они вкладывают при разучивании разнообразных литературно-музыкально-спортивных программ, аплодисментами. Десять лет между нами и соседним кооперативным хозяйством существует договор о шефстве, и наши ученики оказывают хозяйству активную помощь в сборе урожая и в других видах сельскохозяйственного труда. Это способствует привитию трудовых навыков, воспитывает чувство ответственности и долга перед обществом, которое проявляет к воспитанникам такую теплую материнскую заботу. Наши дети развиваются всесторонне. Мы организовали самые различные кружки: кружок рукоделия, деревообработки, кружок «Умелые руки», кружок «Юный конструктор»; есть у нас целый музыкальный состав по классу мандолин, драмсостав, целые спортивные команды… Как явствует из вышеизложенного, у нас имеются все возможности для становления всесторонне развитой личности. Во главу угла у нас ставится личный пример педагогического состава, который отличается высоким чувством ответственности и неисчерпаемой энергией. Это состав, отдающий все свои силы благородной борьбе за выполнение задач, поставленных перед нами окружным народным советом, Министерством народного…
Что знаю конкретно о данном случае? Такого инцидента у нас до сих пор не было. Дисциплина у нас всегда была образцовой и безупречной, в качестве доказательства я принесла все грамоты и награды, которыми мы были награждены по итогам соревнований в системе окружного народного совета, Министерства народного просвещения. Министерства…
Конкретно о детях? Жора не наш ребенок, он только иногда ночует у нас, когда его мать бывает в командировках (она работает на «скорой помощи»). Я глубоко убеждена, что вина его в происшедшем велика, так как он совершил проступок, строго запрещенный законом: узнал, на основе прочтения дневника своей матери, который похитил у нее тайно, ряд подробностей, внесших смятение в души Ангела и Владимиры. Я уже запретила ему письменным распоряжением дальнейшее пребывание в Доме. Предупредила о сказанном выше и его мать.
Ангел был отличным учеником, и я не ожидала
О Владимире могу сказать только то, что ее просто уговорили. Она пугливая, наивная, ее легко можно обмануть. Я надеюсь, что для нее происшедшее будет уроком и что в дальнейшем в ее лице я буду иметь высокосознательного ребенка. Я верю в нее.
В связи с незаконным проникновением в мой кабинет я бы не хотела называть имена сотрудников, но следствие должно выяснить: не помогал ли преступникам кто-нибудь из персонала. Потому что, как выяснилось, найденная отмычка, которую преступники изготовили с целью вышеупомянутого незаконного проникновения в мой кабинет, не могла открыть замок.
Кроме меня, ключ от кабинета имеет Павлина П., которую все дети называют Матушкой. В свое время она находилась в Доме вместе с матерями Жоры, Ангела и Миры и тоже родила внебрачного ребенка, второго по счету, которого, как и первого, оставила для усыновления.
Нет, я не могу сказать, что дети так уж любят ее. Просто в ее воспитательной работе требования к детям значительно занижены, в результате чего у них, естественно, притупляется дисциплинированность, а это может иметь — данный случай это доказал — нежелательные последствия. Поскольку она по своей же вине потеряла обоих своих детей, она стремится привить воспитанникам ложное представление, что она их мать. В чем они вообще не нуждаются, если принять во внимание ту заботу, которой они окружены…
Да, к вышеупомянутым детям она всегда проявляла особый интерес… В каком смысле? В смысле подчеркнутого внимания… Какими сведениями я располагаю? Мои сведения — результат личных моих наблюдений, а также информация остального персонала и некоторых наиболее сознательных детей. Я всегда с тревогой спрашивала себя: не связан ли этот особый интерес к детям, матерей которых знает Павлина П., с какими-то конкретными целями…
Да, благодарю за доверие, я всегда в вашем распоряжении. Пока ведется следствие, я постоянно буду находиться в Доме, даже ночевать буду там. Но в конце снова хочу подчеркнуть, что наш Дом — образцовый и… Да!.. Как скажете… Может быть, показать вам хотя бы наши грамоты?! Мы неоднократно… Зачем? Очень прошу вас, приложите их к следствию, потом возвратите… Почему не нужно, все-таки они — солидное доказательство того, что…
Сейчас я на вершине пирамиды. Стою на плечах у Шкембо и Трынди, которые постоянно дергаются, и думаю о том деле, что нам предстоит осуществить с Жорой и Мирой.
Тетя Елена должна была приехать за Жорой завтра, в воскресенье, но приехала сегодня, потому что пришлось везти двух малолетних близнецов. Хорошо, что хоть рано приехала, перед началом праздника, и мы с Жорой сразу сообразили, что предпринять: попросить ее взять нас — меня и Миру — к ним, а в понедельник утром привезти обратно… Во время торжества мы должны будем найти свои документы сегодня же или завтра — матерей.
Я все никак не могу поверить, что, может быть, сегодня или завтра увижу свою маму! Наверное, потому, что столько раз хотел этого, но знал, что это невозможно. Все это оставалось только мечтой. А сейчас я шалею от радости и готов немедленно соскочить с пирамиды, схватить мамин адрес и бежать в Софию — хоть пешком, не дожидаясь тети Елены. Но надо быть осторожным, чтобы не испортить все дело. Шкембо и Трынди продолжают щипать и щекотать меня, но я не обращаю на них внимания. Скорей бы уже мой номер, а потом только видели меня в этой проклятой богадельне… Может быть, когда-нибудь и приеду навестить детдомовцев, но уже с мамой. Пусть лопнут от зависти!..
— Что ты мычишь? — слышу вдруг голос Ганева, оборачиваюсь, и в это время он зверски щиплет меня за ногу. — Что ты мычишь, паршивец?!
И тут до меня доходит, что подошел мой номер. Малышня закончила петь, и наши повернулись ко мне и ждут, когда я начну ужасное стихотворение о маме. Но теперь стихотворение это не кажется мне ужасным, а, наоборот, очень даже хорошим. Начинаю читать и представляю себе, что рассказываю его своей маме. Смотрю в толпу зрителей и вижу, что тетя Елена вытирает платком глаза… Все, конец стихотворения, прочитал! Теперь эти несчастные подкидыши постараются во что бы то ни стало сбросить меня со своих плеч, как мешок. Дудки! Шкембо и Трынди уже отскакивают в стороны, но я-то знаю их номера, быстро наклоняюсь и прыгаю вниз. Падаю, но не с такой высоты, как того хотели Шкембо и Трынди. Ганев заметил мое падение (все идет по разработанному нами с Жорой плану). На сцену выходит мандолинный оркестр, который закрывает нас от публики, и она не видит, что происходит дальше. Ганев показывает Шкембо и Трынди кулак, идет ко мне, чтобы помочь, и я — ковыль, ковыль — ухожу со сцены.
— Иди полежи на траве. В эстафете не побежишь, — говорит Ганев и отправляется пасти остальных, кто был занят в художественной пирамиде, иначе половина из них умотает и некому будет принимать участие в его эстафете, в соревнованиях «Бег в мешках», в перетягивании каната, в ориентировании с завязанными глазами и других его любимых идиотских играх.
Медленно отчаливаю за эстраду, ковыляю к воротам. Если кто и увидит меня, так ведь сам Ганев отпустил! И все же если идти по дорожке, то все заметят, здание стоит на возвышенности. Вот это мы с Жорой не учли. Соображаю, что лучше всего идти вдоль ограды, чуток пригнувшись, так никто не заметит.