Не то, что кажется

Grinfield

– Я сделаю это, – прерывает меня тихий голос.

– Пит, ты не… - пытаюсь что-то сказать.

– Я сказал, что сделаю. Мне нужно несколько игл и чаша с огнём.

Лёд в голосе. Решимость.

Только на секунду представив, для чего ему такой инвентарь, меня начинает тошнить, и всё, на что я способна, это плакать от бессилия, безнадёжности и боли, пытаясь прогнать вспышки перед глазами: огонь, брошь, боль…

Сквозь слёзы я вижу, как Пит с мертвенно-бледным лицом натягивает перчатки и берёт то, что ему принёс Гейл. Оба не

смотрят на меня. Пит молча уходит в палатку, в которой держат пленника, и оттуда спустя несколько минут раздаётся леденящий душу крик.

Вместе с ним леденеет и моя душа. Снова я – причина того, что заставляет Пита переступать через себя. Ледяная корка становится толще, когда я представляю, через что он проходит, заставляя страдать этого человека. Как я смогу теперь смотреть на него? Стыд, страх, чувство опасности. От взгляда на его руки меня снова и снова будет бросать в дрожь.

Я продолжаю своё уединение в роще. Не могу и не хочу видеть Гейла. Сейчас ненавижу его, хоть и понимаю, что он прав. Что Пит – единственная надежда не опоздать и вернуть наших матерей.

Проходит несколько долгих минут. В палатке с пленником и палачом абсолютная тишина. Вот полог откидывается, и выходит Пит. В его лице ни кровинки, глаза словно остановились. На руках ни капли крови, но я вижу зажатую в ладони салфетку с бурыми пятнами. Гейл тут же подскакивает к нему. Пит что-то говорит, а потом уходит не прощаясь. Гейл быстро убегает в сторону штаба. Я понимаю, что Пит смог добыть информацию.

Я должна пойти к нему, попросить прощения, просто побыть рядом, но никак не могу себя заставить.

Вижу, как боевая группа выдвигается на операцию по спасению моей матери и Хейзел. Гейл среди них. Почему же я здесь? Но уже поздно.

Наконец, я решаюсь пойти к Питу, я должна. Выходя из чащи, немного приглаживаю волосы, вытираю слёзы. Обогнув крайние палатки, выхожу к той, где поселили Пита. Но, кажется, у него уже есть компания. Он и рыжая сидят на небольшом валуне спиной ко мне. Его поза расслабленная, даже понурая, а капитолийка что-то тихо говорит, чего я не слышу.

Наверное, ему легче с ней. Проще. Чувствую, что на душу ложится ещё несколько тонн свинца, а пропасть между нами становится шире.

Встряхиваю головой, надеясь, что вернётся прежняя злость. Но её нет. Есть только разочарование и боль.

– Прибыли! – слышу крик с другой стороны лагеря. – Все живы!

Мама! Все мысли вылетают и я бегу навстречу той, которую простила, думая лишь о том, как прижмусь к худому телу, поцелую посеребрённую горем голову и почувствую на щеке нежную ладонь. Как в детстве. А потом я обрету надежду, построю план действий и снова стану той, кого видел во мне мальчик-с-хлебом. Я расколю лёд страха, что зажал нас в свои безжалостные тиски.

========== Пит ==========

Весь вечер мы проводим с мамой и Прим. Просто сидим у костра. Прим щебечет, я и мама в основном молчим. Обиды забыты, ведь мы не знаем, увидим ли родных завтра,

но по выработавшейся за годы привычке, я держусь с мамой сдержано. Её взгляд полон нежности. Думаю, она уже и не надеялась увидеть меня живой. Как и я её. Но не значит ли это, что жизнь может отнестись к тебе лучше, чем ты ждёшь от неё?

Мать и Прим говорят, что им пора отправляться к раненым для вечернего обхода или осмотра (я не особо вникала), а я решаю пройтись по лагерю, может, поищу Гейла и его семью.

Стемнело уже давно, думаю, через час-полтора будет уже полночь. Некоторые обитатели лагеря уже отправляются на ночлег, некоторые ещё сидят у костров, отгоняя назойливых насекомых. А мне даже приятно, что кусают обычные комары, а не генномодифицированные в Капитолии монстры.

Пробираюсь между групками у костров, некоторые замолкают при виде меня, некоторые приглашают в свой круг, а некоторые просто не придают значения. Тут каждый герой, кто смог выжить.

Такой вечер уже не первый. В лагере мы около пяти дней. Гейл и Пит постоянно торчат в штабе вместе с Хеймитчем и другими командирами повстанцев. Меня не трогают – я уже своё отыграла, поэтому я просто слоняюсь по лагерю, хожу на охоту поблизости и стараюсь провести как можно больше времени с Прим, когда она не занята в большой палатке с надписью «Госпиталь».

Гейл возвращается в палатку, когда я уже сплю, Пита почти не вижу, а рыжую несколько раз встречала в компании Брута и Крессиды. Капитолийцы держатся вместе.

Как я заметила, сегодня многие не в штабе. Гейл помогает Хейзел с младшими, что-то ремонтируя в их палатке, Хеймитч играет с Тонни и Джоанной в карты, надеясь проиграть, потому что проигравший пьёт рюмку какого-то смердящего пойла.

Возможно, Пит тоже свободен. Со дня прибытия в лагерь мы не перекинулись ни словом. Я должна поблагодарить его за всё, что он сделал для меня, стольким жертвуя.

Лиза и Пит сидят возле небольшого костра на поваленном дереве и что-то едят прямо из консервных банок. А ещё я вижу, как Пит смеётся. Смеётся! Заразительно, беззаботно, искренне. Не могу вспомнить, чтобы слышала такой его смех. Наверное, эта девушка действительно что-то значит для него.

Нерешительность поднимает свою голову, но я всё же пересиливаю себя и подхожу к ним. Смех тут же стихает, но на лице Пита продолжает играть добрая улыбка.

– Привет, Китнисс, – с набитым ртом говорит рыжая. – Хочешь?

Она протягивает мне начатую банку рыбных консервов, и я сдерживаю себя, приложив немалые усилия, чтобы не опрокинуть эту самую банку ей на голову. Томат на рыжих волосах был бы не сильно заметен, но вот запах бы пришёлся к месту.

– Откажусь, – выдавливаю из себя улыбку, но получается не очень. И тут же перевожу взгляд на Пита. – Мы можем поговорить? – замечаю заинтересованный взгляд капитолийки. – Наедине.

Пит выглядит заинтригованным, но броситься мне навстречу не спешит. Скорее даже медлит.