Нечестивые джентльмены
Шрифт:
— Теперь надень мою шинель.
— Скажи, что ты пошутил.
— Нет, — ответил Харпер.
Белимай пожал плечами и облачился в инквизиторскую шинель. Она не слишком подошла под его размеры, но тёмное пальто скрыло недочёты. Худой Блудный превратился в основательную чёрную фигуру, на фоне которой сразу бросались в глаза две серебряные инквизиторские эмблемы и белый воротничок священника.
— Тебе практически хочется отсалютовать. — Харпер забрал свое тёмно-зелёное пальто и быстро оделся.
— А что делать с ними? — поднял
— Перчатки. — Харпер принялся стаскивать их с рук. — Сестра и приёмный отец обходились ими годами, должно сработать и для тебя.
— Подожди минуту.
Белимай вытащил из сапога складной нож и щелчком открыл лезвие. Харпер инстинктивно отпрянул — не из-за Белимая, только из-за быстроты его движений и острого, как бритва, края ножа.
Белимай тем временем срезал ноготь на большом пальце, а затем принялся и за все остальные, подрезая прямо под корень. Нож соскользнул лишь однажды, когда по его руке прошла волна тремора. Лезвие задело край пальца, и на месте пореза тут же выступила ярко-красная кровь.
— Проклятье, — ощерился Белимай.
— Сильно порезался? — Харпер перехватил его ладонь, чтобы осмотреть палец.
— Нет, — ответил тот. — Ломка начинается.
— Надо было дать мне нож.
Харпер сжал палец с царапиной, пытаясь остановить кровь. Белимай зашипел в ответ:
— Ты что делаешь?
— Останавливаю кровотечение. В таких случаях надо сдавить рану.
— Ты что, кретин? Никогда не слыхал о поцеловать, чтобы прошло?
— Ну и шуточки у тебя, — не поверил Харпер.
— Да нет, это правда помогает. Берёшь в рот и сосёшь.
— Мне казалось, так делают только дети. — Харпер начал было смеяться, но заметил сузившиеся глаза Белимая. — Ну хорошо. Если хочешь, пожалуйста.
Он прижался губами к пальцу и осторожно поцеловал небольшой порез. В рот скользнула капля крови.
Она была жаркой и резкой на вкус, словно к ней примешали вина. Сглотнув, Харпер почувствовал, как по горлу стекает струйка жидкого пламени. Жар наполнил желудок и опустился ниже, вглубь паха, выплеснувшись оттуда через мышцы рук и ног.
Харпер с шумом втянул носом холодный воздух. Лёгкие окатило запахами рыбы, кошек, машинной смазки и его собственного едкого пота. Он почувствовал потоки ветра, скользящие и закручивающиеся вокруг него, словно ленты, которые можно поймать пальцами.
Он отступил от Белимая, но ощущения уже затухали. Секундой спустя от них осталось только едва различимое тепло где-то глубоко в животе.
— Что-то не так? — спросил Белимай.
— Нет. — Надо было думать головой, прежде чем пробовать Белимаеву кровь. — Давай надень. Он подал свои перчатки.
— Ты точно уверен…
— Глаза всё равно слишком заметны. — Харпер сдвинул фуражку пониже, пока тень от козырька не скрыла, с запасом, их желтизну. — Вот. Идеально.
— И что теперь? —
— Теперь мы идем к станции дилижансов на Грин Хилл и садимся на последний экипаж до Святого Беннета.
— Ты свихнулся? — уставился на него Белимай. — Если произошло убийство, люди Инквизиции будут наблюдать за каждой станцией, доком и городскими воротами.
— Они ищут Блудных, а не других инквизиторов. Когда спросят твоё имя, ты скажешь «Уильям И. Харпер»…
— Мне притворяться тобой? Да это никогда не сработает.
— Еще как сработает. Поверь мне.
— А что если они спросят, что означает «И»?
— Никто не будет спрашивать…
— Думаю, мне стоит знать, — резко перебил Белимай. — Уж если я выдаю себя за Уильяма И. Харпера, то хочу представлять, как в моем имени расшифровывается «И».
— Иувал, — в конце концов выдал Харпер.
— Иувал? — Белимай чуть склонил голову набок. — Что это, вообще, за имя?
— Иувал, сын Ламеха и Ады. «Отец всех играющих на арфе и свирели». Книга Бытия, глава четвёртая, стих двадцать первый.
— Значит, родители с самого твоего рождения знали, что ты будешь играть со «свирелью»? — ухмыльнулся Белимай.
— Ещё скажи, будто не рад, что они оказались правы, — бросил ему Харпер. Он с облегчением увидел ответную лёгкую улыбку Белимая.
— По-твоему никто не догадается, что я — это не ты?
— Нет, если мы пойдем на Арчерс-Грин. Там я никогда не бывал, и ни один из их домов правосудия не пересекается с нашими в Брайтоне. Кто-то может знать моё имя, но не больше. Мы дождёмся дилижанса, потом зайдём, представимся и скажем, куда направляемся. Оплатим проезд, сядем в экипаж и всё. Там не будет времени на какие-либо разговоры с инквизиторами. Идёт?
Белимай сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Харпер заметил лёгкую дрожь, пробежавшую по его телу. Впервые со времени их знакомства он пожалел, что у него нет с собой офориума, просто чтобы унять тремор. Белимай спрятал подрагивающие руки в карманы пальто.
— Притворюсь, что замёрз. Как думаешь, мне поверят на станции?
— Никто даже не спросит, — ответил Харпер.
— А что если спросят? Если взглянут на меня и тут же поймут, что я — это не ты?
— Тогда просто побежим, как будто за нами черти гонятся. — Харпер сжал плечо Белимая и шагнул обратно под дождь. — Пойдём. Всё будет хорошо.
— О да, как может быть иначе, с таким-то надёжным планом? Ты вообще зря прозябаешь в Инквизиции. С твоими талантами нужно работать на военный департамент.
Несмотря на сарказм, Белимай, кажется, расслабился.
Харпер почувствовал неоправданное облегчение. Возможно, он просто слишком устал, чтобы бояться. И был рад измерять проходящие секунды шагами, а не пытаться отчаянно угнаться за ними. Похоже, в этот раз он успел вовремя.
Они шли бок о бок под проливным дождём в темноте, озаряемой мерцанием газовых фонарей.