Нечестивые джентльмены
Шрифт:
— Думаю, да, — ответил Эдвард.
Харпер пошёл первым. Эдвард вслед за ним. Фосфорная лампа качалась из стороны в сторону, пока они спускались. Её бледно-зелёный свет проходил сквозь тени лестницы и отбрасывал вниз узор из полукружий и перекрестий. Харпер услышал далёкое шипение паровых поршней.
— А знаешь, у Уотерстоуна была такая теория, что ты на самом деле наполовину Блудный, — послышалось сверху от Эдварда.
— Правда? — хмыкнул Харпер. — И что же, прости господи, навело его на эту мысль?
— Началось всё, по-моему, с перчаток.
— А-а.
Харпер
— Ты вечно что-то утаивал. Ну, знаешь, остальные мальчишки из кожи вон лезли, лишь бы поразглагольствовать о себе, а ты, казалось, никогда не хотел хоть что-то кому-то рассказывать. И всегда этим выделялся. В последнюю мою встречу с Уотерстоуном он всё ещё так и эдак примерял на тебя эту теорию. Нет, я серьёзно. Для нас с ним она стала своеобразной личной шуткой.
— Лучше бы он оказался прав, — ответил Харпер. — Тогда бы я смог призвать на помощь силу Блудного, вместо того чтоб спускаться по этой бесконечной лестнице.
— Умение летать сейчас было бы очень кстати, — согласился Эдвард.
Порез на ладони Харпера отдавался пульсирующей болью всякий раз, когда он хватался за скобу лестницы. Он задрал голову, чтобы посмотреть, как справляется Эдвард. Тот передвигался медленно, но улыбнулся, когда заметил взгляд Харпера.
— Забавно, — продолжал Эдвард, — что Уотерстоун никогда не говорил ничего такого о Джоан.
— Что? — Харпер едва не сорвался. Свисающая с его локтя лампа резко закачалась из стороны в сторону, озаряя зелёными вспышками лицо.
— Джоан он никогда не подозревал, хоть и встречался с ней много раз. Она так хорошо всё скрывала, что, думаю, никто бы не заподозрил.
— И как давно ты знал? — спросил Харпер.
— У меня ушло какое-то время, чтобы понять. Но после медового месяца я уже был практически уверен. Некоторые вещи просто невозможно скрыть, когда вы… близки.
— Почему же ты ничего не сказал? — спросил Харпер.
— Полагаю, ждал, когда она сама мне доверится, — покачал головой Эдвард. — Если б я знал, как мало времени нам отведено, я бы не медлил. Но так легко было представить, что мы с ней проживём вместе целую вечность. Что у нас в запасе ещё всё время в мире.
— Мне жаль, — только и мог ответить Харпер, не нарушая данное Джоан обещание. Он продолжил спуск и передвигался медленно, чтобы Эдвард не начал отставать слишком сильно.
— Меня всегда интересовало, знаешь ли ты, — сказал тот. — Я думал, что знаешь, но ты это совершенно никак не показывал.
— Будь это моё решение, я бы тебе признался.
— Понимаю.
Они спускались дальше. Харпер не знал, что ещё сказать. Их беседы всегда начинал Эдвард, поэтому Харпер продолжал хранить молчание, пока тот не заговорил вновь:
— Мне давно было интересно, как ты можешь работать в Инквизиции, имея при этом Блудную сестру.
Голос Эдварда звучал тихо, почти робко. Он редко говорил с такой осторожностью. Харпер поднял на него глаза, чтобы проверить,
— Если не хочешь, не рассказывай, — добавил Эдвард, поймав его пытливый взгляд.
— Да особенно не о чем здесь рассказывать. Джоан никогда не вляпывалась в какие-то серьёзные переделки. Две половины моей жизни редко пересекались.
— Я не имел в виду напрямую. — Эдвард на секунду замолк, неуклюже перенося руку с одной лестничной скобы на другую. — Мне, наверное, больше интересно твоё мнение о Блудных. С одной стороны, ты священник, а они — дьяволы. С другой — твоя сестра была одной из них, а её ты любил, я знаю.
— И до сих пор люблю.
— И я.
Следующие несколько минут Эдвард спускался молча. Харпер ничего не говорил. Оставить Эдварда наедине с его мыслями казалось милосерднее. И к тому же проще для самого Харпера. Пока тот молчал, Харпер не чувствовал соблазна утешить его правдой.
Но он знал, что тишина долго не продлится. Эдвард был из тех людей, которые делятся мыслями и чувствами с окружающими. Ему никогда не приходилось скрывать собственных желаний под видом воздержания или давить свой гнев, храня молчание. Эдвард вёл жизнь не ведающего стыда честного человека.
— Странно, не правда ли, — сказал Эдвард, — как ты можешь знать, что кого-то уже нет в живых, а всё равно ощущать, будто вы до сих пор вместе. Каждый вечер вторника я всё ещё бездумно захожу в спальню, словно нужно напомнить ей, что Пайперы скоро придут на партию в бридж. Я знаю, что её нет, но никак не могу по-настоящему это прочувствовать. Всё кажется, что увижу или услышу её в соседней комнате. А по ночам, когда засыпаю, не могу перестать вытягивать руку, чтобы её обнять… — Он ненадолго умолк. — Прости. Я не собирался донимать тебя своей бесконечной болтовнёй.
— Ничего, — успокоил его Харпер. — Людей часто тянет на болтовню после исповедальни. Говори сколько хочешь.
— На самом деле, мне хотелось немного послушать тебя, Уилл. Ты так и не сказал, что думаешь о Блудных.
— Можешь выбрать какую-то другую тему для разговора, — предложил Харпер.
— Нет. Мне правда интересно. Раньше никогда не мог тебя об этом спросить, но хочу узнать.
— Ответ не настолько интересный. — Харпер всмотрелся вниз, но до сих пор не видел конца для их спуска. Казалось, что тьма под ними уходит в бесконечность.
— Просто скажи, а я сам решу, интересный он или нет, — возразил Эдвард.
— Ну хорошо. — Харпер на секунду замолчал, собираясь с мыслями. — Что мне кажется абсурдным в осуждении Блудных за их дьявольскую натуру — так это то, что ангелы и дьяволы на самом деле одни и те же существа. Блудные были ангелами задолго до того, как их стали называть дьяволами. Люцифер, Сатанэль, Сариэль, Азэль и все остальные. Каждого из падших ангелов сотворили задолго даже до сотворения самой земли, и не из глины, но из воли и плоти самого Господа. Даже самый опустившийся и деградировавший Блудный всё равно ближе к божеству, чем любой из нас, потомков плоти Адама.