Нечто из Рютте
Шрифт:
Стражники подняли извивающегося калеку, а Волков подошел, хромая, и тяжеленным солдатским кулаком дал ему в скулу так, что голова мотнулась у бедолаги, и еще раз. Сыч подлетел к солдату, повис на руке у него, приговаривая:
– Экселенц, убьете. Да убьете же. Убьете же. Экселенц.
А Волков бил и бил, словно не замечая Сыча. Калека затих. То ли боль переживал, то ли сознание потерял – висел на руках стражников, и кровь капала с лица. Солдат успокоился. Отдышался. И распорядился:
– Жги его, пока не скажет или не сдохнет. Хочу знать, от кого он письма носил и кто хозяин у них, кем они меня пугать
– Да, экселенц.
– А ведьму на помойке зарыть, никакого ей кладбища.
– Да, экселенц.
Волков было пошел из подвала, но Сыч окликнул его:
– Экселенц!
– Ну.
– Я вот что думаю, пока я калеку жечь буду, неплохо бы егеря с собачками к дому ведьмы пустить. Нехай там поищет. Должно быть там что-то.
– С чего ты так решил? Чувствуешь что-то?
– Да нет, просто думаю про девчонку, что мы в подполе нашли. Думаю, правы вы были. Ведьма, конечно, могла ее для себя словить, а ежели не для себя, то кто-то должен либо рядом с ней жить, либо сам за ней прийти.
– Ничего не понимаю, – сказал солдат. – Объясни.
– На ноги ее гляньте, пятки в трещинах, кости артритные, сами ноги опухшие. На таких ногах она далеко ходить не может. Значится, если девчонку она не для себя словила, то кто-то за ней должен прийти. А значит, следы он оставит. Или этот кто-то живет с ней рядом, к кому она и сама сможет дойти на таких ногах. Пусть егерь поищет.
– Понял, – согласился солдат, – скажу егерю, пусть ищет.
Ни ведьму, ни калеку ему жалко не было. Он убивал сильных, смелых и молодых мужчин – может, когда-то он об этом и сожалел, а про старуху и калеку он даже не думал. Тем более если они стояли между ним и его заветной мечтой, его землицей с мужиками. За эту землю он готов был жечь всех старух и всех калек графства.
Солдат вошел в донжон. Там, за длинным столом, он увидел Ёгана, который ел фасоль из одного горшка с конюхом барона.
– Ёган, найди егеря, пусть завтра собирается к дому ведьмы.
– А кого ж ему искать? – Слуга пережевывал фасоль.
– Кого найдет.
Ёган бросил ложку, встал.
– Только сначала на кухню сходи, пусть кухарка мне свинину пожарит – обещала.
Все-таки Волков думал о смерти ведьмы, ел и думал. Думая про нее, он вспомнил про ларец. И пока ждал кухарку с куском пирога с требухой после жареной свинины, он приказал Ёгану принести ларец и теперь сидел, разглядывал его. Рядом уселся сержант. Волков достал бархат, развернул его и потрогал стекло. Обычное стекло – холодное, красивое, гладкое, чуть отливающее голубым. Солдат взял шар, с каким-то непонятным удовлетворением почувствовал его тяжесть в руке и решил снова поглядеть на красивые полосы, те, что видел в первый раз. Он понял, что просто смотреть на шар – дело бессмысленное. Вот лежит он на руке и лежит, а чтобы увидеть там что-то, нужно в него заглянуть, словно в колодец. Он стал вглядываться, смотреть в центр шара. Долго глядел, но ничего, кроме размытых, перетекающих теней там не было. Он уже собирался положить шар в ларец, как вдруг внутри стекла словно что-то появилось, то, что не расплывалось и не искажалось. Сначала это казалось простой точкой, что, мерно покачиваясь, плывет издалека. Точка приближалась, быстро превращаясь в то, что он совсем недавно видел.
– Дьявол, – выругался солдат и кинул шар в ларец. Крышка ларца захлопнулась сама. – Разбить его надо.
Он открыл ларец, зашвырнул туда кусок синего бархата и заорал:
– Ёган, где мое пиво?!
Ёган, спускавшийся с кухни, развел руками.
– Господин, сейчас вам его принесу. – Он пошел обратно.
Волков, все еще вспоминая страшный глаз, брезгливо повел плечами и повторил:
– Разбить его надо.
– Кого? – спросил Ёган, останавливаясь на полпути.
– Никого, – буркнул солдат.
Весь оставшийся день он просидел за столом в донжоне, ел, пил пиво и растирал больную ногу. Самочувствие его заметно улучшилось, а к вечеру, после пятой кружки пива, он и вовсе повеселел. Особенно рад был видеть монаха. Тот из трактира пришел мрачный: он провел там целый день, считая кружки пива, блюда с жареной колбасой и все-все-все, что приносило деньги. Вывалил на стол целую кучу меди и серебра, и они с управляющим стали ее пересчитывать.
– Это что, за один день столько? – спросил солдат.
– Да, – невесело сказал монах.
– Это ж сколько денег было у трактирщика! – восхитился Ёган.
– Много было у него денег, – сказал управляющий Крутец, заканчивая счет и записывая цифру в большую книгу.
– Господин управляющий, а долго мне еще там сидеть? – жалостливо спросил монах Ипполит.
– А что тебе там не нравится, – спросил Крутец, – в тепле и при еде?
– Богомерзко там, воры там, девки, игроки и пьяные. Меня из монастыря отпустили, чтобы я господину коннетаблю помогал, а я за трактиром слежу. Сегодня пришлось у одной из девок деньгу из-за щеки доставать, а она старая, и зубов у нее половины нету, противно было.
– Что, воруют? – спросил Волков.
– Конечно, все время воруют. Все воруют. До уборной дойти некогда, все следить приходится.
– Хорошо, что только из-за щеки, – оскалился Ёган. – А то бабы – они знаешь какие ушлые.
– Сержант, – сказал солдат, – завтра съездишь в трактир – воров и игроков гони оттуда в шею, да так, чтобы они туда не вернулись. А всем остальным скажи, что за воровство пороть будем.
– Да, господин, – сказал сержант.
– А ты, монах, вот на это взгляни. – Волков открыл ларец и достал шар, поиграл им. – Знаешь, что это?
Монах, видимо, знал. Его глаза округлились не то от ужаса, не то от восхищения.
– Конечно, знаю, – почти прошептал он. – Это oculus pythonissam. Где вы его взяли?
– У ведьмы отняли! – похвастался Ёган.
– Ну что же это такое? – Монах жалобно посмотрел на управляющего. – Я в кабаке богомерзком сижу с грешниками, а добрые люди ведьм ловят. Господин управляющий, отпустите меня.
– Не я тебя туда отправил. Коннетабль попросил тебя мне помочь. Вот и помогай там, где более нужен, – ответил Крутец нравоучительно.