Нечто из Рютте
Шрифт:
– Ух ты, и что, есть желающие? – не отставал Ёган.
– Желающих-то полно, – заверил Сыч, – на нее все облизываются, да только вот не у всех есть деньга на нее.
– Это ты на нее все деньги спустил? – спросил Волков.
– А на кого же еще, уж не на тех шаболд. – Сыч кивнул на группку потрепанных трактирных девок.
Волков поманил Брунхильду пальцем. Девица тут же встала и гордо пошла к нему, но не быстро, чтобы не подумали, что бежала-спотыкалась, авось не рвань кабацкая. Она чуть улыбалась. Собирала на себя взгляды жадные
– Ты ли это, Брунхильда? – спросил Волков.
– Так я, а вы что ж, не признали сразу?
– Да разве ж тебя теперь признает кто? Я ж тебя видал в лохмотьях да с воласами нечесаными. Да с синим ухом. А теперь ты вон какая, прямо госпожа, только по кольцу и признал, – сказал солдат, указывая на кольцо, что он ей дарил.
– Забыли меня, а я ж вам ногу шила, – напомнила девушка.
– Да не забыл я тебя, не признал. Вон ты какая красивая стала, говорят, мужики по тебе сохнут.
– Этот, что ли, – Брунхильда взглянула на Сыча, – да ничто, пусть сохнет, может, хоть мыться научится.
Сыч смотрел на девушку печально.
– А ты что же это, в девки подалась? – поинтересовался Ёган.
– А ты чего спрашиваешь? Что ли жениться по второму разу надумал, как от старой жены сбежал?
– Да просто интересно же, – отвечал Ёган, заметно конфузясь.
– А раз интересно, так копи деньгу да приходи, – с вызовом подбоченилась Брунхильда, – я тебе за ночь все расскажу, что захочешь.
– Да я просто спросил, – как-то съежился Ёган, – так, для разговора.
– Ну, раз просто для разговора, то пошла в кабак я, потому что папаша мой замуж хотел выдать за слюнявого. Да не согласилась я, уж лучше тут на спине работать, чем о коровьи дойки всю жизнь руки ломать.
– А батька-то не прибьет тебя? – спросил Ёган.
– С чего же прибивать, когда он у меня на новый чан для пива деньгу просит.
– Вона как оно! – искренне удивлялся слуга коннетабля.
– Придешь ко мне в замок сегодня вечером? – спросил солдат, любуясь красавицей. – У меня и перина, и простыня есть.
– Так приду, чего же не прийти к красивому мужчине, раз у него перина имеется, – отвечала Брунхильда кокетливо и добавила уже по-деловому: – Только вы деньгу приготовьте.
– Деньгу? – усмехнулся Волков. – А по любви не придешь?
– А по любви нехай вам благородные дают, – нагло отвечала девица, – слыхала я, они вас бесплатно привечают, а я так за десять крейцеров приду.
– Десять крейцеров! – возмутился солдат. – И даже скидку как старому знакомцу не сделаешь?
– Может, кому другому и сделала бы, да не вам уж точно.
– А что, не мил тебе я?
– Так, может, и поболе других мил, да люди говорят, что у вас одних коней на сто талеров, а вы скидку у бедной девки просите.
– Ладно, – улыбнулся Волков, – приходи перед ночью, будет тебе десять крейцеров. Спросишь у стражников, где меня искать.
– Да уж найду,
Слабость то отпускала его, то снова накатывала. Долго в трактире солдат не просидел, вернулся в замок, с ним поехал и управляющий.
– Не было случая сказать, – начал Крутец, – но я очень рад видеть вас в добром здравии.
– Не такое уж оно и доброе, – отвечал Волков, чувствуя головокружение, – ну да ничего, окрепну со временем. Вы разберитесь с трактиром: раз в день заезжать, чтобы забрать выручку, это не дело.
– Знаю, поэтому хотел попросить вашего монаха, он добрый верующий, воровать не будет. Да и считает хорошо, и вести бумаги сможет.
– Прекрасно вы придумали, – съязвил солдат, – молодому монаху в кабаке, где под вечер девки на столах пляшут голыми, самое место.
А Крутец продолжал, не замечая иронии:
– Комиссия закончила опросы, сейчас господа аудиторы пишут отчет, через два дня все будет готово.
– Господин управляющий, – влез в разговор Ёган, чего раньше не бывало, – господину коннетаблю нездоровится, в седле сидит качается, весь белый, может, потом донимать его будете?
– Ах, ну да, ну да. – Крутец поклонился и отстал.
По ступенькам Ёган и Сыч Волкова почти тащили. Сам он не мог опираться на левую ногу. Ёган руководил и упрекал солдата, Сыч кряхтел да молчал. Насилу справились.
Волков рухнул лицом в перину, а Ёган стал тянуть с него сапоги, да так, чтобы нога не сильно болела, и пока стягивал, коннетабль Рютте уже заснул.
Глава двадцатая
Утром он чувствовал себя уже лучше: нога, конечно, болела, но к этому он, кажется, уже начал привыкать. А вот немощь, именно немощь, а не боль, время от времени приводила его в ярость. Он валялся на перине, ощущая легкий утренний голод, когда в дверь постучали настойчиво и сильно.
– Кто там, входите! – крикнул солдат.
И в покои вошел барон. Волков думал было встать, но барон не дал, придержал его рукой:
– Лежите, друг мой, лежите, я зашел спросить о здоровье, видел, вчера вас под руки вели.
– Жив, барон, – ответил солдат.
– Вот и хорошо. А что за грязный тип был с вами? Он ходит по моему замку, распоряжается здесь.
– Вы о новом управляющем?
– Да нет, этого юношу я узнаю, я про другого, мрачный тип, что распоряжается моими стражниками.
– А, вот вы о ком, так это Сыч!
– Да, кажется, его так и кличут, а что он делает в моем замке?
– То же, что и все, он работает на вас. Причем работает отлично.
– Уж больно опасный на вид, разбойник или душегуб, не меньше.
– Да, вида он разбойничьего, но дело свое он знает. Уж поверьте.
– Вам он нужен?
– И мне, и вам, барон, вурдалак-то еще не пойман. Нам нужно его поймать, – говорил солдат, – сегодня отправлю Сыча поспрашивать, не пропадал ли кто в деревнях, пока меня не было.