Нечто из Рютте
Шрифт:
– Я его копьем не убил, а вы его хотите из арбалета подстрелить, – усмехнулся барон, опять отпивая портвейн.
– Сейчас посмотрим, – сказал Волков. – Ёган, болт с серебряным наконечником давай.
– Ага, – ответил тот и уложил на ложе болт с серебром, прижал его зажимом и отдал оружие Волкову.
А упырь медленно шел в глубь болота. Грязь и тина доходили ему уже до пояса, а он могучими руками разбрасывал тину перед собой и все отдалялся.
Солдат поднял арбалет. В такую цель и с такого расстояния он промахнуться не
– Что ж, посмотрим, не врет ли книга, – прошептал он и нажал на спуск.
Болт вошел упырю прямо между лопаток, а тот даже не вздрогнул, как будто и не заметил. Как шел, так и шел. Но это были только первые мгновения. А потом чудовище остановилось, повело плечами, словно что-то чесалось меж лопаток. Затем он полез за спину лапищей, да дотянуться до того места не мог. Он стал приплясывать в воде, а на берегу все собравшиеся с любопытством глядели на него. И тут Ёган сказал:
– Ишь ты, как хребтина чешется, аж затанцевал.
Все засмеялись, и громче всех засмеялся пьяный барон, а упырь все-таки изловчился и дотянулся до болта, отломил половину с оперением, но не более того. Наконечник остался меж лопаток, и уж тут его затрясло. Он заметался, стал молотить руками по воде, зачем-то подгребать тину к себе и выть трубно и нудно. Кони словно ждали этого, запрыгали, заскакали, начали брыкаться, пытались разбежаться. Стражники ловили их, держали крепко. А упырь завалился в воду набок, забился, поднимая серую муть, как будто плыл куда-то, но плавал недолго и вдруг замер, затих так, что из воды торчало только плечо и ухо, и пар от него шел.
– Все, натанцевался урод, устал маленько, – резюмировал Ёган, и все опять засмеялись.
А барон дал Ёгану флягу, предварительно отпив. Слуга с поклоном взял флягу и сделал аккуратно глоток, так чтобы не мусолить горловину.
– Сержант, – сказал Волков. – Вроде сдох, достать его нужно.
– Да, господин, – ответил сержант.
Стражники кинули жребий. Проигравшие полезли в болото, привязали тушу, а оставшиеся на берегу выволокли ее, с трудом подняли и под ржание лошадей закинули в телегу.
Повезли в Рютте. По дороге барон еще больше напился: пел песни, орал и хвастался. А ближе к деревне уже чуть ли не падал из седла. Сержанту и Ёгану пришлось его поддерживать и увезти в замок, а Волков с остальными поехал на площадь вешать упыря. Стражники уже хотели взять упыря, но солдат остановил их. Чуть свисая с коня, заглянул в телегу и стал рассматривать рану. В спине упыря чернела дыра с обугленными краями размером в кулак. Внутри все тоже было черным, словно выгорело.
– Что ж, не врет книга, – сказал солдат и добавил: – Вешайте.
Стражники подогнали телегу и прямо из нее вздернули людоеда. По деревне понеслись крики мальчишек:
– Коннетабль нового людоеда убил!
И на площадь снова шли люди. И смотрели не только на упыря, смотрели и на коннетабля, кланялись ему, а одна румяная бабенка, не старая, глазастая и озорная, крикнула:
–
Солдат величественно отвечал на поклоны и даже милостиво улыбался сельчанам. А зеваки сходились на площадь, бабы с нового рынка даже оставляли товар, чтобы взглянуть на очередного упыря, и из трактира вывалили все, кто не был на работах в монастыре. И тут появилась она. Как всегда, со своей чертовой служанкой. Были они верхом, и, бесцеремонно расталкивая зевак лошадьми, женщины добрались почти до самой виселицы. Постояв там, красавица скривилась от отвращения и, подъехав к Волкову так близко, что их колени почти соприкоснулись, сказала, вложив все свое пренебрежение в слова:
– Что, поймал несчастного уродца и теперь горд собой?
– Поймал и горд, – ответил солдат с вызовом.
– И теперь наслаждаешься почитанием черни.
– Наслаждаюсь, и дальше буду ловить, и дальше буду наслаждаться, пока всех не переловлю. Мне нравится, что люди славят меня, – говорил он тоном, который госпоже Хедвиге явно не нравился.
– Ты ничтожен, – скривила губы красавица.
– Тогда мне остается вас только пожалеть, – с улыбкой сказал Волков.
– С чего бы тебе меня жалеть?
– Потому что скоро я получу рыцарский статус и вам придется стать женой ничтожества.
– Ни-ко-гда, – выговорила она заносчиво, с презрением уставившись на него.
– Представляю, как тяжко вам будет делить со мной супружеское ложе, – с притворным сочувствием говорил солдат, – возможно, вас придется привязывать к кровати.
– Лучше сдохнуть, – зло сказала красавица, – лучше я поднимусь на башню и спрыгну.
– Только после свадьбы, – вдруг холодно заявил Волков, – если вы мне не понравитесь после брачной ночи, я вас сам туда отволоку.
Он поглядел на эту взбалмошную женщину так, что у нее не осталось сомнений в правдивости его слов. И первый раз солдат заметил в ее глазах неуверенность или даже признаки испуга. Он продолжил:
– Кстати, вашу служанку я велю пороть, а потом отправлю работать в коровник, где ей и место. И запрещу ей входить в дом.
Хедвига смотрела на него с ненавистью, а он улыбался в ответ и, не отводя глаз, говорил:
– Привыкайте, госпожа, вскоре вы будете есть у меня с руки. Вы будете кроткой и ласковой, а иначе я посажу вас на цепь. Как медведя. Или отволоку на башню.
Ненависти в глазах молодой женщины сразу поубавилось, появилась тревога.
Бойкая на язык, сейчас она даже не знала, что сказать.
– Молчите? – Он читал ее как книгу. – Продолжаете ненавидеть меня, но не понимаете, как победить? – Он улыбнулся и чуть склонился к ней. – Вы знаете, мне кажется, что это вы наняли миньонов герцога, чтобы убить меня. Ну, сознайтесь. Сколько вы им заплатили? Или золото здесь ни при чем?
Она не созналась, ударила коня плетью и, чуть не сбивая зевак, ускакала.