Нечто из Рютте
Шрифт:
– Гнида! – крикнул кто-то из мужиков.
Бухгалтер перестал читать. Волков чуть склонился над столом, ища взглядом того, кто крикнул, погрозил мужикам пальцем и громко сказал:
– Выгоню! – И потом добавил: – Продолжайте, господин бухгалтер.
– А еще требовал с мужиков… – снова начал тот.
«Господи, невыносимо нудный человек, – думал солдат, – наверное, все бухгалтеры такие».
Прошло уже много времени и много листов, прежде чем с делами старосты было покончено, и бухгалтер наконец перешел к тому, что интересовало солдата, – к
И тут все пошло по-другому. Эммануэль Соллон не собирался сидеть сложа руки, как староста, понурив голову. Он то и дело перебивал бухгалтера и вступал с ним в пререкания. Каждую новую фразу о себе он встречал репликой: «Врете! Не было такого! Выдумки! Вздор!» Сержант одергивал его, шептал ему что-то на ухо. Управляющий успокаивался, но ненадолго.
– А с крестьянина Ёгана Швайнефельда взял шестьдесят крейцеров, якобы пеню с долга в шесть с половиной крейцеров, что тот задолжал два года назад за пользование господской лошадью, что он брал для вспахивания трех десятин под озимые.
– Лай собаки! Вы, что, поверите этому пьянице?!
Бухгалтер посмотрел на Соллона и ответил:
– Сей крестьянин готов поклясться в том перед Господом и перед сеньором.
– Так пусть выйдет и поклянется! – настаивал Соллон.
– Пытаетесь затянуть слушание? – спросил магистр Кранц раздраженно. – Не выйдет. Потому что мы вас не судим – мы аудиторы. А в списке тех, кто на вас показал, шестьдесят три имени, и это только те, кто не испугался.
– Это все лживые свиньи! – крикнул бывший управляющий. – Они ненавидят меня за то, что я им не давал воровать и лениться!
– Господин барон, – произнес магистр, – прикажите привести тех мужиков, чтобы они свидетельствовали.
– Мужиков? А сколько их? – встрепенулся барон.
– Шестьдесят три.
– О! К дьяволу. Не думаю, что они все врут. – Конечно, барон не собирался сидеть тут целый день.
– Абсолютно справедливо, – согласился магистр. – Бухгалтер, продолжайте.
– Это не суд! – заорал Соллон и попытался вскочить.
Волков дал знак сержанту, и тот все понял. Без разговоров он врезал управляющему под ребра, тот скривился и сел. Этот удар вызвал бурю ликования среди стоящих у входа мужиков. Селянам нравилось, что кровопийцу управляющего бьют, как простого мужика, а бухгалтер тем временем продолжал читать:
– Аудиторы пересчитали свиней, коз, гусей, овец, кур и уток…
Казалось, всему этому не будет конца. Волков то и дело косился на барона, дабы убедиться, не заснул ли тот, но барон сидел, насупившись, не спал и слушал. А солдат сам начал тереть глаза, когда нудный бухгалтер дошел до мельниц, и он удивился, услышав:
– …подведя баланс всего вышеперечисленного, комиссия постановила, что в добрый год имения все хозяйство в совокупности может и должно давать доход от ста семидесяти до двухсот талеров, а в худой год от ста двадцати до ста шестидесяти. Комиссия считает, что управляющий Соллон Эммануэль и его дружки ежегодно уворовывали у своего сеньора от сорока до семидесяти талеров.
Бухгалтер Виллим хотел сесть, но не успел.
– Ложь! – заорал Соллон, опять вскакивая. – Все ложь! Ложь! Ложь! Ложь!
– Зачем же ложь? Вот вам все цифры и все подписи. – Бухгалтер показал Соллону пачку бумаг. – А вот бухгалтерские подсчеты и обоснования. – Он показал другую пачку бумаг. – А вот показания мужиков. – Он потряс в воздухе третьей пачкой. – Никакой лжи тут нет, господин Соллон. Все комиссионеры считают, что вы вор.
– Лжецы! – заорал Соллон. – Все придумано! Все ваши расчеты ложны, а показания – подделка. Вы все куплены!
– И кем же мы куплены? – искренне удивился магистр Кранц.
– А вон им! – Бывший управляющий указал на коннетабля. – Им! Он уже и управляющего из вашей шайки назначил!
– Смиритесь, Соллон, вы пойманы и разоблачены. Ваш сеньор вам не доверяет, а мужики вас ненавидят. Вы вор, господин Соллон, и ваш сеньор сейчас вынесет вам приговор.
– Нет-нет! – снова заорал бывший управляющий. – Я требую настоящего суда, а не этого балагана!
– Что вы себе позволяете?! – вдруг крикнул барон и вскочил. – Мой суд вы считаете балаганом?! Вы мерзавец и вор!
– Я требую суда ландфогта! Пусть меня судит ландфогт!
– Это не обязательно, – спокойно заметил нотариус Деркшнайдер. – Согласно эдикту принца Карла, курфюрста славной земли Ребенрее, да продлит Господь его дни, добрый барон фон Рютте рукой своей давал хлеб вам, а значит, был вам сеньором, то есть и судить он вас может сам, не отдавая вас под суд доброго графа и ландфогта местного, Леопольда вон Шлоссера.
Сказано это было негромко и спокойно, но это тихое спокойствие убило Соллона, он устало опустился на лавку и, сгорбившись, уставился в пол под ноги. Он проиграл.
– Итак, господин барон, – продолжал магистр Кранц, – принимаете ли вы нашу работу и будете ли вы выносить вердикт по поводу своих людишек, что обворовывали вас? Если да, то ваше решение мы оформим юридически как решение судебное. Прямо сейчас.
Волков встал и зашел с правой стороны от кресла барона, стоял за его спиной, ждал.
– Ну? – спросил барон у него тихо. – Что с ним делать?
Волков произнес только одно слово:
– Виселица.
– Помилосердствуйте, я с ним за одним столом столько лет просидел.
– Вы сидели за одним столом с крысой. В одной из рот, в которой я служил, такую же крысу, которая обворовывала своих друзей, резали на куски, причем резали так, чтобы не сдох сразу.
– Может, обойдемся кнутом и клеймом?
– Ну, ежели желаете, чтобы следующий управляющий вас обворовывал точно так же, можете быть милосердным.
– И все-таки…
– Не забывайте: он еще хотел отравить меня, а отравил мальчишку.
– Я понял, понял. – Барон встал нехотя, глянул на Волкова, который неотрывно смотрел на него, и произнес: – Соллон, вы сидели за моим столом, и брали на руки моего сына, и называли меня другом, а сами воровали у меня.