Нечто из Рютте
Шрифт:
Он замолчал, обернулся на солдата, надеясь, что тот смягчится, но солдат тихо прошептал:
– Виселица.
Барон повернулся к Соллону и произнес:
– Я приговариваю вас к повешению.
– Что?! – заорал Соллон. – Да как вы смеете?! Я для вас делал все что мог! Я делал для вас все!
А мужики в проходе одобрительно загалдели, а вот аудиторы были удивлены приговору.
– Вы уверены, барон? – спросил магистр, уставившись на барона.
– Барон уверен, – твердо сказал солдат, склоняясь к магистру и заглядывая ему в лицо. –
– Ты просто хочешь меня убить! – заорал Соллон. – Чертов наемник! Просто убить.
Волков предполагал, что до этого дойдет, и он был к этому готов. Он подал знак, и в зал, расталкивая мужиков и баб, что толпились возле входа, двое стражников ввели, а вернее, втащили калеку Стефана. Кривобокий сын ведьмы почти не мог идти.
Стражники бросили его на холодный каменный пол перед сапогами Соллона.
– Господин барон, господа аудиторы и вы, добрые люди Рютте, я, ваш коннетабль, заявляю, что бывший управляющий Соллон пытался меня отравить. Отравить при помощи яда, что сделала ведьма, и при помощи ее сына, который принес отравленную еду в замок. Но как вы все знаете, отравился не я, а поваренок с кухни, который выпил вино, предназначавшееся мне. Господин нотариус Деркшнайдер, скажите, что грозит отравителю в доброй земле Ребенрее?
Нотариус Деркшнайдер, знаток законов, встал и четко произнес:
– Коли отравителем является жена – то сожжение, а коли отравителем является муж – то на усмотрение судьи: закапывание в землю живым или четвертование.
– Ну, так что вы выбираете, Соллон? Петлю, могилу или топор?
Соллон ничего не ответил, он сидел и смотрел на Волкова с ужасом.
– Ясно, – сказал Волков. – Господин барон, как ваш коннетабль я прошу приговорить к повешению соучастника отравления, сапожника Стефана, сына ведьмы.
Барон буркнул без всякого желания, лишь бы быстрее закончить все это:
– Приговариваю.
– Стефан, – продолжал Волков. – Твой сеньор был милостив к тебе, и тебя всего-навсего повесят за твои преступления.
Люди у прохода одобрительно загудели, они полностью поддерживали коннетабля.
А со старостой из Малой Рютте решили быстро: так как он раскаялся и отдал часть денег, по его согласию его обратили в крепостного, хотя все дети его остались свободными. Староста, насмотревшись приговоров о повешении, был несказанно рад, что остался жив. Пообнимавшись с семьей, тут же ушел.
– Добрые жители Рютте, – громогласно объявил Волков, – вор и убийца Соллон и сапожник Стефан будут повешены на площади после обедни.
Мужики снова одобрительно гудели, и даже славили коннетабля, и выходили из зала, а стражники уводили приговоренных. Барон, довольный, что все закончилось, встал и сказал:
– Я рад, господа аудиторы, что вы приехали и навели порядок у меня в доме.
Все господа аудиторы встали и поклонились народу, а магистр Кранц произнес:
– Мы рады, господин барон, помочь вам, но это не только наша заслуга. Мы просто приехали и посчитали, а порядок
– Да-да, – закивал барон, – тут вы правы, тут вы правы.
– О вашем добром коннетабле молва идет по всей округе, – добавил Деркшнайдер.
– Да, вы все не лыком шиты, – сказал барон, – поэтому я приглашаю вас и коннетабля на прощальный обед.
– Мы польщены, господин барон, – улыбнулся магистр.
Так и начался добрый обед, перешедший в ужин.
К вечеру, когда вино и веселье лилось рекой, а Волков был уже не совсем трезв, к нему подошел старый слуга барона Ёган и сказал на ухо:
– Господин коннетабль, вас там девица дожидается.
– Девица? – спросил солдат. – Девица – это кстати.
Он извинился и вылез из-за стола, несмотря на протесты барона и аудиторов. Пришлось пообещать вернуться.
Во дворе замка его ждала Брунхильда.
– Деньги вы-то мне не отдали, – не здороваясь, с раздражением начала она.
– Деньги? Какие еще деньги?
Волков улыбнулся, попытался ее обнять и схватить за грудь.
– Да не придуривайтесь, я ушла утром, а деньги не взяла. Десять крейцеров гоните! – Она не давала себя ни обнять, ни хватать. Ловкая.
– А-а, ты про деньги. – Он все-таки пытался ее обнять, но девушка была непреклонна.
– А ну-ка, куда вы! – Девушка вырвалась из его рук. – Не лезьте ко мне, я за деньгами пришла.
– Да ладно тебе, – не отставал солдат.
– О-о, а вы, оказывается, бельма залили. А я чувствую, винищем несет, – злилась девица. – Сказала «нет», значит, нет.
– Ишь ты, «нет» она сказала.
– Вижу, пьяный вы. Ладно, завтра приду. – Она собралась уходить.
– Стой! – Волков полез в кошель, стал отсчитывать монеты. – Вот, держи. Только расскажи, что в шаре видела.
– Ой, отстаньте вы, чтоб вам пусто было. – Девица уже разозлилась не на шутку и пошла прочь.
– Стой! Возьми деньги! – Волков догнал ее. – Бери, пятнадцать крейцеров даю.
Девушка быстро, как кошка лапой, забрала деньги, тут же закинула их в лиф платья, развернулась и пошла, не прощаясь.
– Да стой ты! – догнал ее Волков. – Расскажи, что в шаре видела, мне нужно знать, чтобы поймать вурдалака. В умной книге написано, что женщины в шаре могут что-то увидеть. Я-то ничего толком, кроме глаза ведьмы, там не видал.
Брунхильда остановилась, посмотрела на него исподлобья и сказала:
– Я видела, как людоед моего брата убивал.
– Да иди ты?! – не поверил солдат.
– Да, – злобно сказала девушка. – Видела я, как он ему ногой на поясницу наступил и за ногу его дернул, а поясница хрустнула, а упырь моего брата закинул на плечо. – Девушка всхлипнула. – А он еще жив был, а кричать не мог и на меня смотрел, а людоед шел себе…
– А где ж это было? – спросил Волков.
– Ой, да отвяжешься ты от меня?! – заорала девица на весь двор. – Зачем пытаешь?! Через кусты он шел, – она зарыдала, – по болоту.