Необыкновенные собеседники

Миндлин Эмилий Львович

Нет, господин Глазенап не работал ни в одном из советских представительств в Норвегии и вовсе не по командировке был за границей. Усаживаясь в лодке рядом с ее хозяином, он объяснил, что не является подданным Советской России. «К счастью»,— добавил он.

Он эмигрант. До революции был царским консулом в столице Норвегии, после революции остался здесь эмигрантом и возвращаться в Совдепию не намерен. Его пригласили участвовать в нашей прогулке по Осло-фиорду в качестве переводчика с условием, что никаких политических споров с нами вести он не будет, о чем он и доводит до нашего сведения!

Все

было ясно, точки над «и» поставлены, и никаких политических разговоров с господином Глазенапом во время нашей прогулки мы не вели. Но что это была за прогулка!

Казалось, стаи громаднокрылых белых чаек опустились на перламутровую воду фиорда, и каждая, подняв свои крылья парусом, стала покорной течению воздуха и воды. Мы проплывали сквозь слепительно белый лес стрельчатых скользивших по воде парусов.

Сотни белокрылых яхт скользили по стылой воде фиорда. Иногда раздвигался снежный лес парусов и между крыльями лодок открывались голубые и зеленые скалы крошечных островков — кусков малахита, всплывших на поверхность фиорда. На шхерах, на каменных островках треугольниками краснели, голубели, желтели палатки и блестели розовые тела полуголых людей.

Винт нашей моторки крошил перламутр воды. В одном месте хозяин лодки задержал ее бег. Он небрежно указал на небольшую желтую яхту. На носу яхты вертелся одетый в светлый костюм пожилой человек в мягкой, с опущенньши полями шляпе.

— Наш король. Хокон Седьмой!

Королевская яхта медленно пробиралась сквозь строй парусов, вовсе не расступавшихся перед ней. Никто в фиорде не уступал дорогу яхте его величества короля. Мы оставили ее позади. Наша моторная лодка обогнала желтую королевскую яхту и свернула в узкий рукав фиорда.

Вот глянул на берегу сквозь зеленую заросль белый дом, блеснули оконные стекла террасы, обвитой змейками дикого винограда. На скупом кусочке земли вскормлен был сад. Малинник спускался к самой воде.

Легчайший трепет пробежал вдруг по ожившему перламутру фиорда. Вода покрылась темно-серебряной чешуей. Невидимое дыхание тронуло и качнуло кусты малины. В воздух влилась неожиданная прохлада. Лодка поравнялась с белым домом, сверкавшим стеклами террасы из-за малинника на покатом куске земли.

Наш лодочник вдруг изменился в лице. Его серые холодные глаза вспыхнули, в глубине их зажегся огонь. Он остановил мотор, поднялся, снял с головы картуз, вытянул руки по щщи —- и замер.

И так же поступили еще сотни людей на лодках и яхтах, скользивших мимо стеклянной террасы в густом малиннике. Яхты останавливались, и стремительно падали их паруса. Люди обнажали головы, вытягивали на своих лодках руки по швам — и замирали.

Когда лодочник в благоговейном молчании снова опустился на сиденье и натянул картуз, опомнившись, я спросил:

— Это резиденция вашего короля?

— Нет,— отвечал норвежец,— это дом нашего Амундсена!

Вечером в посольстве я рассказал Коллонтай о сцене у дома Амундсена.

— Они не уступают дороги яхте своего короля и замирают перед домом Амундсена!

— Это и есть Норвегия,— улыбнулась Александра Михайловна.

Раз уж зашла речь о короле Норвегии, она спросила, известно ли мне, что по норвежской конституции только один король имеет право бесплатной езды в трамвае? Ни наследный принц, ни королева этого права не имеют! Правда, члены королевской фамилии никогда не ездят в трамвае.

Я вспомнил королеву, не имеющую права бесплатной езды в трамвае своей столицы. По пути из пансиона фру Хассле в посольство мы каждый день проходили мимо королевского дворца — шли через дворцовый парк — и не раз видели гулявшую с детьми и с какими-то дамами супругу короля Хокона VII. Ничего «королевского» в этой средних лет даме в соломенной шляпе с большими полями мы не видали. Разве только, что проходившие мимо мужчины при встрече с ней снимали шляпы, и королеве приходилось то и дело отвечать на поклоны прохожих. Но это была королева по имени Мод, та самая Мод, в честь которой назван исторический корабль Амундсена. Перебирая книги в книжных шкафах, я наталкиваюсь на голубую обложку: «Путешествия на корабле «Мод» Руала Амундсена» — и вспоминаю дворцовый парк в норвежской столице и прогуливающуюся по парку пожилую даму —тезку знаменитого корабля!

..Коллонтай стояла в первой приемной второго этажа посольства. Двери на лестничную площадку были открыты настежь. Ждали гостей, но съезд еще не начался. Были только свои: Самойлович, Федин, Покровский, Южин, Суханов, Шпа-нов, я да еще несколько прибывших из Москвы представителей советского Комитета помощи Нобиле.

Поджидая гостей, Коллонтай возвратилась к разговору о нравах и законах Норвегии. Знаю ли я, что норвежский крестьянин никогда не был крепостным? Нет, этого я тогда не знал. Вот как! Норвегия — единственная страна, никогда не знавшая рабства! Александра Михайловна сказала, что об этом нельзя забывать, когда судишь о норвежском национальном характере. Не помня об этом, невозможно понять норвежцев...

Наш разговор прервался. По лестнице, устланной ковровой дорожкой, уже поднимались первые гости. Я увидел доктора Хуля — очень торжественного, в черном костюме...

Прием удался. Это был самый большой прием в истории нашего посольства в Норвегии.

В зале профессор Самойлович, поминутно расправляя свои чернейшие понуро опущенные усы, сделал доклад о походе во льдах. Немецкий и английский язык профессора произвели хорошее впечатление на строгих гостей. Среди них было немало и тех, кого скорее огорчал, чем радовал триумф ледокола «Красин».

Самойловича наградили аплодисментами — корректно сдержанными, как принято на приемах. Александра Михайловна была очень довольна. Утром М. Н. Покровскому на конгрессе историков удалось отбить очередной антисоветский выпад, и наибольшая доля заслуги в этом, несомненно, принадлежала Александре Михайловне. Она подсказала растерявшемуся Покровскому, что ему говорить. Это ей, а не ему пришло в голову напомнить делегатам исторического конгресса, что экспедиция «Красина» — доказательство внимания советской власти к науке. Вы, мол, утверждаете, что науку мы подчиняем политике. Но позвольте напомнить, что экспедиция «Красина» была отправлена на поиски и спасение аэронавтов «Италии» — политических противников советского общества!