Необыкновенные собеседники
Шрифт:
Через несколько дней Калмыкову доложили, что старик этот умер неподалеку от Нальчика в колхозе Кенжи, превращаемом в агрогород. Его знали как одного из многих очень старых людей Кабардцно-Балкарии. Детство его протекало в сороковых годах прошлого века.
II
На небольшом, заросшем зеленой травой стадионе «Динамо», Бетал Калмыков собрал матерей города Нальчика.
Мне не удалось сохранить запись его обращения к матерям кабардинских детей. Но главная его мысль, по счастью, осталась записанной:
«При социализме каждая мать должна чувствовать себя матерью каждого ребенка и каждый отец чувствовать
Бетал Калмыков повторил эти слова несколько раз. Сначала он произнес их у микрофона в центре зеленого стадиона. Потом пошел по кругу, каждые пять — десять шагов останавливался возле трибун и снова говорил о каждой матери, чувствующей себя матерью каждого ребенка в стране. Он всматривался в
лица, переспрашивал: понимают ли матери то, что он хочет сказать им?
. Он говорил с ними не только о детях:
«Мы собрались, чтобы побеседовать относительно заботы о живом человеке. Мы хотим рассказать вам, что нами проделано и что намечено. Мы хотим выслушать вас и договориться с вами, как лучше и быстрее начать строить новую жизнь, культурную и здоровую. Победа колхозного строя и достижения всего народного хозяйства нашей области дают нам возможность по-большевистски проявить заботу о живом человеке, матери, ребенке!»
Говорил ли Калмыков с врачами, педагогами или с партработниками, он неизменно внушал им: равнодушие к живому человеку — это препятствие на пути к социализму.
В беседе с врачами он бросил фразу:
«Коммунизм — это тончайшее чувство к человеку».
«Чувство коммунистического отношения к человеку восстает во мне, когда я вижу, как среди бела дня в столице нашей богатой области множество людей проходит равнодушно мимо оборванного ребенка на улице. Я видел, как это было, и этот случай побудил меня созвать вас и поговорить о таких вещах, как «тончайшее чувство к человеку». Мы говорим об этом именно сейчас, когда перед нами задача использовать для наилучшего переустройства жизни наши возможности».
Коммунизм был для него прежде всего системой нравственных отношений.
Летом 1935 года мы с женой жили в Нальчике, в гостинице, выстроенной Калмыковым на месте разрушенной им тюрьмы. Позднее Калмыков с необычайным гостеприимством устроил нас вблизи Нальчика в живописном поместье «Затишье». Как-то мы решили отправиться на машине в прославленное своей красотой Ваксанское ущелье. По пути к подножью Эльбруса нас догнала легковая машина Бетала. Он ехал с семьей отдыхать в Адыл-Су — долину на берегу шумливой горной реки Бак-сан в глубине ущелья. Наши машины остановились, мы вышли, некоторое время постояли возле бившего из расселины ключа. Калмыков уговорил нас попробовать эту ключевую воду, по его словам — куда более целебную, чем знаменитый кисловод-ский нарзан. Он называл ее кабардинским нарзаном, мечтал о времени, когда в Баксанском ущелье появятся комфортабельные курорты. Воздав по заслугам целебной воде, полюбовавшись опаловыми струями Баксана, мы снова уселись в машины и поехали — Калмыковы к себе в Адыл-Су, мы с женой чуть подальше, в расположенную в Тегенекли гостиницу альпинистов. Однако не успели мы принять заказанные в гостинице ванны, как к подъезду подкатила уже пустая машина Калмыкова и ее шофер передал нам приглашение в Адыл-Су, где для нас приготовлена комната.
Много и о многом пришлось беседовать с Калмыковым в те семь или восемь дней, что прожили с ним в Адыл-Су. Я рассказал ему о вышедших недавно и всех поразивших книгах Джемса Джинса «Вселенная вокруг нас» и «Движение миров». Калмыков о них еще не слыхал — книги Джинса до Нальчика тогда не дршли.
Сильнее всего взволновало его в моих рассказах о Джинсе утверждение английского философа-астронома, что человечество живет только в начале времен. Если положить почтовую марку у подножия башни, то толщина марки может быть сравнена со временем, которое уже существует человек на Земле, а высота башни — со временем, которое он еще будет существовать.
Мы сидели вдвоем в соломенных креслах на открытой террасе. Нас окружали уже затуманенные горы, неистово сверкал на кусочке бледно-зеленого неба снег горной вершины, внизу между камнями гремела река Баксан. Калмыков долго и сосредоточенно смотрел вверх на этот обрамленный вершинами гор кусочек неба, потом попросил меня повторить слова Джемса Джинса о нашей жизни в начале времен и снова долго молчал.
Наконец, словно обдумав мысль Джинса, сказал:
— Очень хорошо, что живем в начале времен. Рассвет — самое приятное время суток.
Казалось, он благодарен судьбе за то, что так рано родился.
В мае в Кабарде погибал урожай. Земля покрывалась многогранниками глубоких трещин. Сухая, обезвоженная, пепельно-серая, она зловеще звенела под ногами. Небо было бледнолимонного цвета, казалось, сплошь залитое неумолимым солнцем.
В печати много писалось, как Бетал Калмыков повел за собой народ области на спасение урожая.
Старики, женщины, молодые поливали поля вручную день и ночь. Страну покрывали каналами, меняли русла горных речушек, направляли воду с гор на засушливые поля. Селение Кизбурун прорыло оросительную сеть в двенадцать километров.
Река Баксан, текущая от ледников Эльбруса, двинулась на сухие, обезвоженные поля кизбурунцев.
Поход продолжался три недели. В три недели изменилась топография большой области. В селении Псыгансу семидесятилетняя Балкизова соревновалась с семидесятипятилетним Ма-коевым, восьмидесятидвухлетняя Сабанова с восьмидесятишестилетним Зезнодуковым. То были эпические дни Кабарды, показавшие людям, как много они могут, какие дела им под силу, когда они объединены в общем порыве.
Все три недели борьбы Бетал Калмыков не расставался с лопатой. В песне поется, что по ночам, когда он спал, лопата лежала возле него. В дневные часы, когда он присаживался поесть, лопата, воткнутая в землю, стояла перед ним, дожидаясь, когда он поест и снова возьмет ее в руки.
Урожай поднялся наперекор природе, вопреки силам стихий.
Плоды победы оказались неожиданными даже для победителей. В колхозе Псыгансу сняли в тот год по 22 пуда пшеницы с гектара. Это — средняя цифра урожая пшеницы по Кабардино-Балкарской области. В ту пору еще небывалая!
Вместе с богатством родилась проблема разумнейшего использования богатства.
Поначалу Калмыков озадачил разбогатевших колхозников. Он стал разъезжать по кабардинским колхозам и старательно разъяснял, что богатство — не самоцель.