Неправильная пчела
Шрифт:
Все приятели и многочисленные знакомые воспринимали Глину, как предмет интерьера. Невыразительная, тихая и спокойная девушка в мешковатых одеждах. Никто не узнавал в ней телезвезду Рейни, что ее вполне устраивало. Никто не воспринимал ее, как спутницу Тима. Оржицкий сам переставал ее замечать, когда его окружали другие люди, но мучительно в ней нуждался, оставаясь один. Ей хотелось бы это изменить, но она не знала, как.
Один раз, проснувшись ночью в его квартире, она пробралась на кухню за стаканом воды, ступая только на светлые ступеньки луны на полу, словно от этого зависело что-то важное. Жадно глотая воду,
Наутро она набралась смелости и спросила.
– Может, я перееду к тебе насовсем, зачем таскаться туда-сюда?
– Угу, – ответил Тим, глядя в монитор, – можно и переехать.
– Ты боишься жить с кем-то, боишься постоянных отношений? – Глина явно нарывалась на скандал, ревнуя Тима к его работе.
– В общем, нет… Хотя опыт предыдущих отношений был скажем так… Печальным.
– Может, настала пора мне об этом рассказать? – спросила Глина.
Тим оторвал взгляд от экрана монитора, посмотрел на Глину и пересел к ней на диван, обняв за плечи.
– Ну, что тут рассказать… Я любил женщину, я думал, что она любила меня. Мы поженились, хотели завести ребенка. Потом Софья ушла к другому.
– Это было давно? – спросила Глина.
– Какая теперь разница, – ответил Тим, – всё в прошлом.
– Но ты ее любишь? – настаивала Глина, задавая прямые неумолимые вопросы.
Тим вздохнул и ответил то, чего она больше всего боялась услышать.
– Наверное, уже нет.
– То-то и оно, – с неожиданной слезой в голосе сказала Глина, – я думала, что я тебе нравлюсь…
– Ну, конечно, нравишься, не сомневайся, – ответил растерянно Тим и даже от досады подергал себя за вихры, но Глина не оценила его шуточного жеста, отстранилась и пошла к двери.
Тим догнал ее и обнял, поцеловал в затылок, но она не вернулась, а проглотила появившийся в горле комок слёз и сказала:
– Да ладно, не парься.
Глине расхотелось оставаться с ним в комнате, сидеть на диване, слушать его нелепые объяснения о том, что ценнее дружбы ничего нет, и она просто супер, у него давно уже отношения с той закончены… И вообще: можно же водки выпить, или сварить глинтвейн, можно даже обнимашки всякие… В койку завалиться. Глина ушла в свою квартиру, прошлепав по грязному подъезду три метра, дверь за собой замкнула. Хорошо, что Тим её не остановил.
«Нет уз, святее товарищества, блядь», – сказала она, усмехнувшись своему отражению в зеркале.
Она выпила стакан минералки, это всегда помогало, если хотелось плакать. Нет, из-за мужиков она раньше не плакала, так что не стоит и начинать. Посидев недолго, размазав несколько скупых слезинок, Глина достала кожаную куртку из шкафа, протерла вазелином швы, обула кроссовки с вышитыми дракончиками и решила
Прохладный летний день был идеальным для прогулок. Глина вышла на Московский проспект и зашагала, куда глаза глядят. Если бы ей попался на глаза сам Пасечник, она бы голову ему оторвала запросто, одной только силой злющего взгляда.
Ноги несли ее к станции метро, но до Парка Победы она не дошла, свернув на тихий зов во двор высотного дома со шпилем. Чем дом был так уж примечателен, Глина определить пока не могла.
На первом этаже была пирожковая, которая отпраздновала в этом году почти шестьдесят лет. Пирожки там были вкуснейшие, как у мам из детских книжек. Глина любила яйцо, запеченное в тесте целиком, и в другое время она бы с удовольствием его сжевала, но ноги несли ее дальше. Она прокручивала в голове случившийся с Тимом разговор, и ей хотелось, чтобы этого разговора просто не было. Надо было как-то пережить этот момент, как кинопленку промотать его вперед…
Глина завернула во двор сталинской высотки. Она не могла вдохнуть, словно в грудь воткнули раскалённый прут, а в ключицу отдавало пульсирующей болью. Глина слышала тонкий и неотчетливый зов, и упорно шла к парадной в углу. Во дворе было сыро и пасмурно. На бетонной чаше для цветов сидел бомж с сигаретой в грязных пальцах. Он исподлобья посмотрел на Глину и судорожно затянулся.
– Витька Цой в башне жил, под самым шпилем, – прохрипел он и закашлялся.
Глина не поверила, но переспрашивать не стала, лишь задрала голову вверх.
– За пятихатку могу внутрь провести, – предложил бомж, и девушка с интересом посмотрела на него. Разумеется, со стенами сталинки говорить ей не стоило, она просто могла не выдержать такой перегрузки, но внутри дома была вещь, которая хотела отдать ей свою память.
Она вытащила купюру и протянула ее бомжу, а тот, кряхтя, поднялся с бетонной чаши, набрал код на двери и впустил Глину в темное нутро высотки.
***
Очнулась Глина, лежа на широком подоконнике в парадной.
Незнакомое лицо участливо склонилось над ней, бомжа рядом не было.
– Приход словила? – спросила девчонка с розовыми дреддами.
– Сама не поняла, – Глина села и помотала головой. В руках у нее был розовый шарик неправильной формы, величиной с крупную сливу. Шарик такого размера она не скатывала никогда.
– Чем затарилась? – снова спросила незнакомка.
– Да ничем вроде, – Глина помотала головой.
– Это чо у тебя? – девчонка ткнула пальцем в шарик
– Ты его видишь? – удивилась Глина.
– Этот пластилин? – уточнила незнакомка, – вижу. На фиг ты его сюда приволокла? Это курят или нюхают?
– Я его не приволокла, я его отсюда взяла, – честно сказала Глина.
– Не было такой фигни тут, точно, – уверенно помотала дреддами девчонка, – может, Саныч тебе дал?
Глина тупо уставилась на розовую сливу, восстанавливая в памяти события. Вот она поднялась на последний этаж, стараясь не касаться руками перил, вот она стоит перед дверью в квартиру. Еще за тысячонку ее впускают внутрь. Квартира отремонтирована, в ней живут чужие, временные… Кажется, что здесь нет ни одной вещи, которая могла бы ее позвать.