Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Ламия, а что?
– Да нет, ничего, просто спросил, – рассеянно откликнулся я, потерев лоб рукой, после чего велел себе не расслабляться и уточнил:
– Ты ещё говорила про какие-то скелеты в окнах, хотя я не наблюдаю ни того, ни другого.
– А! Это с торца. Там есть такое узкое окошко, ну, как в конце коридора, или ещё что. Между этажами, – опять объяснил Шэгги. – Мы со стремянки в него пытались заглянуть, а окно загорожено плакатом с изображением человеческого скелета. Ну типа, как на уроке биологии. Если хотите, можем показать. Это единственное низкое окно во всей этой части. Говорят, окна раньше и на первом и втором этажах были, но во время войны заросли.
– Да! А там над плакатом есть ма-асенькая щелочка, но до неё даже Шэг не дотянулся, а он самый высокий, – Тин-Тин недвусмысленно смерила меня взглядом от каблуков туфлей до макушки.
– Интересно же, что там внутри стало!
– Ладно, давайте сначала окно, а потом Задний двор, – резюмировал я, поскольку меня самого довольно-таки сильно заело от интереса.
Шурша по сухой траве и спотыкаясь об обломки кирпичей и пустые консервные банки, я вместе с детьми добрался до торца дома, где к стене была прислонена та самая стремянка.
А вернее, оторванная от неё половина с перекладинами-ступеньками. Порадовавшись тому, что я вешу в два раза меньше генерала Джерри ла Пьерра и, благодаря профессии, сохранил гибкость и шустрость, я взобрался до конца стремянки. Упёрся каблуками в последнюю перекладину, взялся за края оконной ниши и, поборов природную брезгливость, прижался носом к грязному стеклу.
За ним и впрямь торчал плакатик, где иллюстрировалось расположение костей в человеческом организме. Без особого интереса скользнув по плакату взглядом, я невольно вздрогнул – на длинном, лишённом плоти пальце нарисованного скелета темнело красновато-коричневое пятно, похожее на каплю засохшей крови. На безымянном пальце, на сгибе…
– Спокуха, Седар, – велел я себе, быстро закрыв глаза и покрепче вцепившись в холодные сырые кирпичи. – Ты не в Антинеле, ты не один…
Тем не менее, желание заглядывать в щель над нехорошим плакатом весьма очевидно скукожилось, атрофировалось и вообще тихенько сдохло в уголочке.
– Ой!! – неожиданно хором заорали дети внизу так громко и с такими паническими нотками, что я едва не сверзился с лестнички и машинально распахнул глаза. После чего едва не сверзился вторично: щель наверху окна теперь светилась! Столь неприятно знакомым, рассеянным, бледно-голубым холодноватым светом, напомнившим мне о тесной кабине лифта и лежащей на полу медной пуговице с манжеты пиджака. «Святой Са, помоги!» – подумал я почему-то, привстав на цыпочки, и посмотрел поверх плаката, заранее обмирая от страха…
Пустой, грязный общежитский коридор. Бесконечный, как тоннели подземки или собственные кошмары. Прямо возле окошка горит голубая галогеновая лампа. Чуть наискосок – закуток с металлическими дверями лифта. И криво выписанная рядом на грязной стене большая красная цифра 9. Так, у кого-то явные проблемы с головой, то ли у меня, то ли у нумератора этажей… Второе вернее, хотя сомнения всё же остаются…
Ещё немного повытирав длинным любопытным носом вековую грязь со стекла, я уже вознамерился спуститься на грешную землю, как кнопка вызова лифта неожиданно вспыхнула и засветилась ярко-красным. Будь на моем месте нормальный человек, он бы тут же шустро засучил руками-ногами и слез со стремянки, не дожидаясь никаких логических продолжений и прочих надписей to be continued. Но физики-нулевики – народец на редкость ненормальный, а я, похоже, занимаю в этой номинации вообще первое место. Потому как окаменел на месте и замер, не мигая…
Гудение едущей кабины, щелчок – и дверцы разъехались в разные стороны, причём сначала правая, а потом левая. Из лифта, пошатнувшись и с силой ухватившись за окантовку дверец, вышагнула невысокая девушка в белом платье – очень красивом, кружевном, но порванном наискосок от плеча до бедра и залитом ещё не засохшей кровью.
Лицо перекошено, щека и губы тоже в крови, длинные чёрные волосы спутаны и выглядят так, словно не знали гребня недели две. Девушка немного постояла, оглядываясь по сторонам, потом отпустила створку (дверцы тут же закрылись) и медленно пошла вглубь по коридору, припадая на правую ногу – острый каблучок-шпилька был сломан и мешал ей идти.
Я уж было собрался окликнуть эту несчастную, как из того конца коридора, куда она ушла, раздался полный боли и ужаса женский крик. Девушка, хватаясь за стены, спотыкаясь и сотрясаясь в рыданиях, пробежала из темноты обратно к лифту и в истерике заколотила ладонью по кнопке вызова. Вновь закричала, захлёбываясь в слезах:
– Да что же это! Пожалуйста, пусть это закончится!! Нет, нет, нет!
Не успел я толком вспомнить, где уже слышал этот голос, как галогеновая лампа раскалилась добела и разлетелась в пыль, ударив по глазам безумной вспышкой электричества…
И стало темно.
====== 3. Совсем нет ламп ======
…Очнулся я от того, что мне на голову щедро лили довольно-таки холодную воду. Открыл глаза – стало немного светлее; вверху обнаружилось хмурое мартовское небо и перепуганная, бледная Тин-Тин, поливающая на меня из большого облезлого чайника.
– Пожалуй, хватит меня орошать, – пробормотал я, кое-как сев и схватившись за виски ссаженными пальцами. Ощущение было такое, будто в районе затылка у меня лежит куча кирпичей тонн на семь.
– А мы думали, что вы совсем убились, господин Седар, – с некоторой претензией сказала стоявшая поодаль Анияка с зонтом.
– Нулевики умирают, но не сдаются, – ляпнул я, сгребая руки-ноги в кучу и поднимаясь из благодатной весенней грязьки вперемешку с жухлой травой и бренными останками стремянки.
– Идти сможете? – встревожено вытаращилась на меня Тин-Тин, облапив свой чайник и потряхивая вымокшими кучерявыми волосами.
– Смотря куда, если на Задний двор, то я сегодня в такие салки-пряталки однозначно не играю, – проскрипел я и, продолжая держаться за голову, погрёб в сторону входа в общагу. Шэгги и Анияка тут же подпёрли меня плечами с боков и накрыли сверху зонтиком – непонятно, правда, зачем, потому что после поливки из чайника у меня до сих пор с ушей текло. Тин-Тин семенила следом и слегка нервно озиралась.
– Долго я отдыхал? – я взглянул на совсем потемневшее небо и зажёгшиеся вдоль этой аллеи Прогресса древние фонари в жестяных абажурах. Видимо, до освещения прогресс тут у них так и не добрался.
– Прилично, минут двадцать точно, – отозвался Шэгги слева.
– Господин Седар, вы извините, что мы вас втянули в это дело…
– Я вас извиню, если вы меня покормите, – снисходительным тоном а-ля директор Антинеля проинформировал я этих шалопаев.
– Да, кстати о птичках, – мигом откликнулась Анияка, – а ну-ка, быстро колись, лохматый, что у нас на ужин?