Non Cursum Perficio
Шрифт:
В этот момент дверь с той стороны весьма ощутимо дёрнули.
– Занято, скоро выйду! – каркнул я не своим голосом, торопливо вымывая местную грязьку из шевелюры. Молчание. Тишина. Цок, цок, цок… Вдалеке щёлкнул выключатель, и шаги стихли.
Переводя дыхание и ругая себя на все корки, я быстренько вытерся. Полотенце накрутил на голову, сам завернулся в простыню, криво засунул ноги в туфли с расстёгнутыми пряжками и потихоньку пошлёпал на выход, сунув одежду подмышку.
Открывшаяся дверь принесла мне пренеприятный сюрприз: неведомая сволочь, шоркавшаяся под дверью, погасила свет на лестнице и в тамбуре! Сейчас просторная площадка освещалась лишь клином света из заброшенной кухни, где жгли воздух яркие, белые ртутные лампы, и где раздражённо шипел на электроплите закипающий чайник.
«Странно, – рассеянно подумал я, – в крыле у Тин-Тин сотоварищи газовые плиты... – взгляд скользил по стенам, не находя выключателя. – Тоже мне, уходя, гасите всех… поймал бы этого гада, что тут экономит электроэнергию, он бы у меня по всей лестнице свои зубы собирал… Ладно, и так дойду, в принципе, вижу я в темноте хорошо, да и недалеко тут…». Ещё раз зыркнув по сторонам, я двинулся наискосок через тёмный тамбур вслед за собственной тенью.
Цок… – щёлкнул чей-то острый каблук по гранитным ступенькам.
«Ну, я щас ему устрою, млять, электрификацию всей страны!» – зло обрадовался я – и вдруг вспомнил предостережение Тин-Тин. По спине опять прошёл холодный озноб, и я, стиснув зубы, пошёл быстрее. Цок-цок-цок… Звук шагов стал глуше, мягче – тот, кто бродил по лестнице, свернул за мной в холл с деревянным полом и теперь молча шёл следом – только чуть шелестела одежда и постукивали каблуки. Не оборачиваясь, я сквозь зубы бросил:
– Чего привязался, сволочь? Иди спать, не шляйся по чужому этажу…
Сзади очень знакомо усмехнулись и тихо прошептали:
– Как всегда, Сао Седар, ни здрасьте, ни досвиданья…
Стук, стук, цок, цок, – шаги отдалились, стихли и затерялись в вышине тёмных лестничных пролётов. А я, весь в испарине, едва ли не лбом открыл синюю дверь с № 238 и не своим, кривым и надломанным голосом позвал Тин-Тин.
– Всё нормально, господин Седар? – девочка успела подхватить вывалившуюся из моих рук одежду и с тревогой в тёмных глазах уставилась на меня снизу вверх. Я откашлялся, немного поразмыслил, в полной мере ощутил, что мне холодно, и потребовал постель и горячего чая.
– Я, конечно, понимаю, что это наглость, – добавил я извиняющимся тоном, забравшись под одеяло на диване в большой комнате, – но у меня был стресс…
– Ой, да без проблем! – махнула Тин-Тин рукой, протягивая мне чашку с каркадэ. – Я так и подумала, что вам ещё захочется, и принесла чая сразу на двоих. А что, произошло что-то?
– Там кто-то шлялся, – информировал я кратко, решив не делать акцентов на том, что этот «кто-то» до мурашиков голосом и манерой изъясняться походил на моего бывшего директора Норда, который исчез больше полугода назад в неизвестном направлении и даже «до свидания» не зашёл сказать…
– Анияка говорит, – проверив крепость замков на двери и понизив голос до шёпота, произнесла Тин-Тин, – что туда, на ту лестничную площадку, иногда заходят жильцы из второго подъезда. Но только ночью… Лестница-то, я ж вам говорила, аккурат между двух корпусов расположена.
– Аффигеть, как весело!! – я в нервах заглотал полчашки каркадэ и поплотнее закулёмался в одеяло. – У вас всегда так весело, или только по праздникам, в честь приезда Антинельских нулевиков?..
– Это ещё семечки, – «успокоила» меня милая девчушка от двери, гася в комнате свет.
– Вот скоро зима кончится, и начнутся всякие сезонные непонятности…
И вышла, аккуратно притворив за собой дверь. Я повозился в чистых, пахнущих крахмалом простынях, устраиваясь поудобнее. На потолке лежали зыбкие пятна света от далёких фонарей за окном. Мобильник в ворохе одежды тихо хрюкнул и засветился. Протянув руку, я выудил вредную Nokia из комка брюк и прочёл ещё одну sms: «Prijatnyh snov Sao pomni ob koshke i Silve i dveri eshe uvidimsja v Nomonhane Nord».
– Мммдя… – откомментировал я это загадочное сообщение, отключил телефон и потихоньку уснул, без тревог и страхов.
…Я распахнул глаза и вынырнул из сна на поверхность темноты очень внезапно, словно меня кто-то окликнул. По высокому потолку плавали пятна светотени – сильный ветер гнул деревья за окном. Было очень холодно и очень одиноко, как в интернатском детстве. «Надо срочно выпить горячего каркадэ и слопать парочку мандаринов, – подумал я, стряхивая дрёму и вылезая из-под одеяла в большой недружелюбный мир. – Главное, ничего не уронить по дороге, не то разбужу Тин-Тин».
Всё в том же наряде римского патриция я выкрался в коридор и нервно принюхался: посвистывавший в воздуховодах ветер пах мокрым железом и озоном, словно недавно была гроза. В углу, у чьей-то весёленькой голубой двери, тускло светила лампочка, остальной коридор тонул во мраке и не вызывал у меня никакого доверия.
«Эврика! – я радостно прищёлкнул пальцами, найдя альтернативный путь к чаю. – Пойду в другую сторону – на кухне напротив душевой гарантированно есть чайник! Я его там видел. Сопру чайник сюда, ни у кого не убудет. А потом утречком тихо верну на родину. Кому нужен этот чайник в шесть часов утра?». Похоже, умонастроения Тин-Тин были заразны.
Позёвывая, я свернул в холл, где всё так же поскрипывали рассохшиеся доски пола и безжизненно освещали лестницу голубые лампы – видимо, какой-то более удачливый блуждалец уже после моего возвращения из душа нашёл в темноте выключатель. Очутился на белой кафельной кухне. На подземных уровнях нашего корпуса тоже были такие кухни – без окон, с двумя электроплитами и убогой попыткой создания уюта: здохлой традесканцией в горшочке. Поставив греться чайник, я присел на край ободранного стола, качая ногой в полуснятой туфле.
Кап – стукнула в душевой сорвавшаяся с подтекающей «лейки» капелька. Чайник на плите полупридушенно шипел. Я в полудрёме рассматривал сквозь опущенные ресницы медную пряжку-ящерку на туфле. Где-то вдалеке настойчиво звонил телефон.
На каком-то по счёту из сигналов вызова я очнулся и моментально покрылся холодными мурашками. Сорванная ночью ранка на сгибе безымянного пальца опять налилась пунцовой и блестящей, как ягода калины, капелькой крови. Телефонные звонки ввинчивались в мои виски, словно их туда загоняли шуруповёртом Рейнборновские дознаватели.