Ноша избранности

Мизина Тамара

– Вот такие дела, старуха.
– Прислушался, вздохнул разочарованно, наклонился, подбирая женскую одежду с полу.
– Пойду-ка я на двор. Похоже, эта дура никак угомониться не может. Эй! Гастас!
– повысил он голос.
– Ты тоже на двор выходи. Сегодня нам больше не спать.

Действительно, во дворе продолжался скандал. Обретя в лице Ани сочувствующего зрителя, Алевтина колотилась о запертые ворота, во весь голос умоляя выпустить её на волю. Тадарик пресёк этот спектакль просто и эффектно, запустив в голую спину рабыни её смятой

в ком рубахой:

– Оденься, дура.

А когда Алевтина замолкла, осёкшись на полуслове, спросил негромко:

– И куда ты собираешься идти?

– Я не рабыня!
– только и сумела выдавить из себя Тина, натягивая рубаху.

Тадарик сел на ступеньку веранды, ответил серьёзно:

– Рабыня.
– И пояснил.
– Госпожа Анна может обращаться с тобой, как ей заблагорассудится. Хоть как с госпожой. Это её право. Всё равно в глазах людей ты останешься рабыней, потому что тебя купили и этому есть уйма свидетелей.

Смириться с такой реальностью Алевтина не захотела, но и орать уже не осмелилась. Боялась, если честно сказать

– А они?
– сварливо просипела она, мотнув головой в сторону одного из воинов, выкупленной четвёрки.
– Их тоже купили. И свидетели этому есть!

– Их выкупили, - резонно уточнил её собеседник.
– Есть обычай выкупать родичей и товарищей по оружию. Но ты-то не воин не родич, не товарищ. Тебя и Иришку отдали в придачу, как вещь, как товар, как ... тех же баранов. Баранов-то никто не выкупал. Их просто взяли в придачу, на мясо. И куда ты собралась идти?

– Я уйду! Я убегу! Я ...

– О! Гастас! Ну ты и соня!
– Тадарик встал, приветствуя гостя.

– Я думал, что это ты с городской девкой развлекаешься, - равнодушно отозвался юноша.
– Не хотел мешать.

– А чего тогда встал?

– Подумал, что ты - добрый хозяин, и не станешь ни свет, ни заря гостей беспокоить. Значит, что-то случилось.

– Случилось, - согласился Тадарик насмешливо и врастяжку.
– Твоя вчерашняя покупка хочет вернуться к собачникам.

– Я не хочу к собачникам, я ...

– Если ты сейчас выйдешь из города, то именно у них ты и окажешься, - сухо оборвал её хозяин дома и опять перенёс своё внимание на Гастаса.
– Слушай, будь другом, уведи Анну в сад, а то при ней эта дура не перестанет блажить. А я попробую твою покупку уговорить. Сейчас, по крайней мере, она меня слышит.

– Госпожа Анна, пойдёмте в сад, - обратился к девушке Гастас.

– Госпожа Анна, - подошла с другой стороны хозяйка.

– Госпожа Анна, - ломано заговорила Ириша.

Тадарик терпеливо наблюдал за процедурой уговоров. Трое против одного. У девушки не было ни единого шанса устоять. Дождавшись, когда компания скроется в доме, он опять обратился к Алевтине:

– Ну, и куда ты собралась?

– Я ...буду жить в городе!

– Рабыня, да ещё и без гроша будет жить в городе?
– Тадарик поднялся, подошёл к девушке почти вплотную.
– Первый же патруль стражников

задержит тебя на улице и, как беглую, отправит в "Дом хлеба", где тебя прикуют к жернову и заставят тереть зерно. А если ты попробуешь упрямиться или опять попытаешься сбежать - тебя искалечат: отрубят ступни или выжгут глаза. То и другое, рабу при зернотёрке, не нужно.

Мужчина подходил всё ближе и ближе, оттесняя пятящуюся в ужасе девушку от ворот к стойлам конюшни.

– И, самое непонятное: зачем тебе нужны все эти ужасы? Тебе ведь достаточно только попросить госпожу Анну, и она объявит тебя свободной. В свидетели охотно пойдут хоть все мои гости сразу.

Неожиданно простое решение ошеломило Алевтину настолько, что она замерла на месте забыв про свой страх:

– Я сейчас иду к Ане и...

– Не спеши, - осадил её Тадарик.
– есть препятствие. Документы стоят денег. Ни у Гастаса, ни, тем более, у Анны денег нет. Зато ...
– мужчина выдержал паузу, заодно ещё сократив расстояние между собой и девушкой.
– Деньги есть у меня.

Авлевтина смотрела на хозяина постоялого двора, как кролик на удава, будучи не в силах даже шевельнуться:

– Ты их мне дашь?

Тадарик облизнул губы, измерил девушку таким многозначительным взглядом, что у Тины дрожь прошла по коже.

– Если ты будешь хорошо себя вести.

– Как хорошо?

Вместо ответа, рука мужчины обняла её, подтолкнула к пустому стойлу.

– Я закричу, - шёпотом предупредила Алевтина.

– Кричи, - разрешил Тадарик, усаживая девушку на высокую кучу соломы в тёмном углу.
– Парни за тебя не вступятся, а Анна - в саду. Она не услышит.

– Я ...

Вместо ответа, Тадарик опрокинул красотку на шуршащее ложе...

Стук в ворота обрывает наваждение. Тина открывает глаза, приподнимается, ища любовника взглядом, но рядом его уже нет. Он стоит посреди стойла и спешно оправляет одежду.

– Тадарик ...

Он оборачивается, подмигивает заговорщически:

– Вечером приходи сюда.

– Ты ...

– За мной не пропадёт, - отмахивается мужчина и выходит. Алевтина вскакивает, бросается следом и замирает: в распахнувшиеся ворота входят вооружённые воины. Толпой. И также, толпой столбенеют ошарашенно.

А поглядеть есть на что. У конюшни выложены четыре трупа: три воина в костяных доспехах и огромный пёс в медной броне. Рядом, на привязи, сидят два пленника-собачника. Сам хозяин, расхристанный, с соломой в волосах сыто щурится на пришельцев, а из пустого стойла выглядывает раскрасневшаяся, тоже в соломе, молодая девка

– С добрым утречком, братие, - мурчит Тадарик.
– Как ночь прошла? А мы тут, как видите, не скучали.

Да уж, не скучали. Точнее не скажешь. Ну, трупы, ну пленные - ладно. Дело, как говориться, житейское. А вот здоровенный кобель в кольчуге, да ещё и с выпущенными кишками, - это слишком. Воины робко подходят к собаке. Мёртвой. Окоченелой. А всё равно страшно.