О смысле жизни

Иванов-Разумник Р. в.

Бда пришла «тихими стопами». Мы находимъ сначала у . Сологуба легкое недоумніе, тихую грусть о смысл жизни:

Грустно грежу, скорбь лелю, Паутину жизни рву, И дознаться не умю, Для чего и чмъ живу…

Въ такомъ настроеніи духа поэтъ переносится «поперемнно отъ безнадежности къ желаньямъ», въ поискахъ за той истиной, которая, несмотря ни на что, остается для него скрытой; самъ онъ выражаетъ это, говоря про себя:

Блуждаетъ псня странная, Безумная моя. Есть тайна несказанная, Ее найду ли я?

Какой тайны жаждетъ поэтъ? это мы еще увидимъ; но во всякомъ случа поиски эти оставались тщетными, а больныя томленья поэта передъ бдою становились все боле и боле острыми. И если иногда онъ еще готовъ въ минуту примиренья оправдать свою жизнь («Благословляю, жизнь моя, твои печали»…), то отъ большинст-ва

стиховъ его первой книги все больше и больше начинаетъ вять холодомъ отчаянья. Смна явленій вншняго міра не даетъ ему отвта на его запросы, а приводитъ только къ полнйшей растерянности: «явленья меня обступили и взоръ мой лучи ослпили…» Куда уйти отъ этихъ «предметовъ предметнаго міра» (по позднйшему выраженію самого же . Сологуба), въ чемъ найти имъ смыслъ, цль, оправданіе въ ихъ неразрывной связи съ внутренней жизнью человка? Въ жизни . Сологубъ не находитъ отвта и ищетъ его въ смерти:

Мы устали преслдовать цли, На работу затрачивать силы,? Мы созрли Для могилы. Отдадимся могил безъ спора, Какъ малютки своей колыбели, Мы истлемъ въ ней скоро, И безъ цли…

Иными словами: жизнь безсмысленна настолько же, какъ и могильное тлнье; если же въ ней и есть какой-либо смыслъ, то мы безсильны его отыскать, мы устали преслдовать цли.

Къ такому взгляду отчаянья пришелъ . Сологубъ въ первой книг своихъ стиховъ? больныя томленья разршились бдою. Весь дальнйшій періодъ творчества . Сологуба отмченъ этимъ знакомъ отчаянья, сопровождаемаго страхомъ жизни, и въ то же время попытками уяснить себ суть жизни, смыслъ жизни: мы находимъ эти мотивы и въ томик разсказовъ и стиховъ, появившемся въ 1896 году подъ заглавіемъ «Тни», и въ вышедшемъ годомъ позже роман «Тяжелые сны», и въ стихахъ послдующаго сборника («Собраніе стиховъ», кн. III и IV), и въ роман «Мелкій Бсъ», писавшемся съ 1892 года, хотя вышедшемъ въ свтъ пятнадцатью годами позже… То мы слышимъ, что наша жизнь есть діаволовъ водевиль, что

Вся жизнь, весь міръ? игра безъ цли: Не надо жить;

то передъ нами уже не категорическое ршеніе, а снова рядъ тоскливыхъ вопросовъ:

Бьютъ, звенятъ ручьи, Тучи воду пьютъ,? Какъ же дни мои, Для чего цвтутъ? Я возникъ изъ почвы дикой, Я расцвлъ въ недобрый часъ. Для кого пылалъ костеръ великій, Для чего угасъ?

И любопытно отмтить, что поэта одинаково не удовлетворяетъ ни субъективное оправданіе жизни, ни вра въ ея объективную цлесообразность. Съ одной стороны ему хочется найти общій смыслъ и въ жизни міра и въ жизни человка, одно субъективное оправданіе жизни его не удовлетворяетъ; устами Нюты Ермолиной, героини романа «Тяжелые сны», онъ груститъ о томъ, что природа равнодушна къ человку: «…все къ намъ безучастно и не для насъ: и втеръ, и зври, и птицы, которые для чего-то развиваютъ всю эту страшную энергію. Ненужныя струи, покорныя вчнымъ законамъ, стремятся безцльно? и на берегахъ вчно-движущейся силы, безсильные, какъ дти, тоскуютъ люди»… Съ другой стороны . Сологубъ не устаетъ высмивать вру въ тотъ антропоцентризмъ, который отразился и въ словахъ Нюты Ермолиной («ненужныя струи» рки…); онъ ядовито иллюстрируетъ эту точку зрнія въ своихъ прелестныхъ сказкахъ и сказочкахъ. «Шелъ человкъ и плюнулъ трижды. Онъ ушелъ, плевки остались. И сказалъ одинъ плевокъ:? Мы здсь, а человка нтъ. И другой сказалъ:? Онъ ушелъ. И третій:? Онъ только затмъ и приходилъ, чтобы насъ посадить здсь. Мы? цль жизни человка. Онъ ушелъ, а мы остались» («Три плевка»: ср. со сказкой «Путешественникъ камень»). И въ то же время у . Сологуба нтъ вры въ объективную цлесообразность жизни, для него «безнадежностью великой безпощадный ветъ свтъ»; подобно Герцену, онъ не вритъ въ цль прогресса, въ того Молоха, который «по мр приближенія къ нему тружениковъ вмсто награды пятится назадъ»:

Въ путяхъ томительной печали Стремится вчно родъ людской Въ недосягаемыя дали Къ какой-то цли роковой. И создаетъ неутомимо Судьба преграды передъ нимъ, И все далекъ отъ пилигрима Его святой Ерусалимъ.

А между тмъ безъ «святого Ерусалима» . Сологубъ обойтись не можетъ; и вотъ почему онъ одно время, подобно Чехову, приходитъ къ своеобразной «вр въ прогрессъ», утшается шигалевщиной, утверждаетъ, что цль? въ будущемъ. Въ этой вр онъ искалъ прибжища отъ того холоднаго отчаянья, которое сказалось въ первомъ сборник его стиховъ и продиктовало ему лучшій разсказъ его второй книги? «Тни». Двнадцатилтній мальчикъ Володя увлекается дтской игрой? складывая разными способами руки, онъ получаетъ на освщенной стн силуэты, изображающіе разныя фигуры; но забава эта скоро становится трагической.«…Не изъ однихъ же пальцевъ можно складывать тни,? приходитъ ему въ голову:? изъ всего можно, только надо приноровиться»… Это становится его id^ee fixe, а тни получаютъ какое-то самостоятельное, реальное значеніе… Везд тни, повсюду тни. Чтобы отвлечь Володю отъ царства тней и царства стнъ, мать идетъ съ нимъ на улицу,

но«…и на улиц были повсюду тни, вечернія, таинственныя, неуловимыя»… Уйти отъ нихъ, скрыться? некуда; вся наша жизнь окружена стнами. (Мы еще увидимъ, какъ эту же тему развиваетъ Л. Андреевъ въ разсказ «Стна» и въ другихъ своихъ произведеніяхъ). И на угрозу карцеромъ, которымъ хотятъ излчить его болзнь, Володя угрюмо отвчаетъ: «и тамъ есть стна… везд стна»… Стна и тнь? вотъ и вся человческая жизнь; боле того? вотъ и вся жизнь человчества. Этой идеи не выдерживаетъ и мать Володи.«…Она повряетъ свою душу, вспоминаетъ свою жизнь? и видитъ ея пустоту, ненужность, безцльность… Одно только безсмысленное мельканіе тней, сливающихся въ густющихъ сумеркахъ. „Зачмъ я жила?? спрашиваетъ она себя:? для сына? Но для чего? Чтобы и онъ сталъ добычею тней, маніакомъ съ узкимъ горизонтомъ, прикованный къ иллюзіямъ, къ безсмысленнымъ отраженіямъ на безжизненной стн? И онъ тоже войдетъ въ жизнь и дастъ жизнь ряду существованій, призрачныхъ и ненужныхъ, какъ сонъ“„…И бжать отъ этихъ тней жизни и отъ этой жизни тней? некуда, такъ какъ „и тамъ будетъ стна… везд стна“… Трагедія кончена: жизнь тней побдила тни жизни. „Въ Володиной комнат на полу горитъ лампа. За нею у стны на полу сидятъ мама и Володя. Они смотрятъ на стну и длаютъ руками странныя движенія… По стн бгутъ и зыблются тни. Володя и мама понимаютъ ихъ. Они улыбаются грустно и говорятъ другъ другу что-то томительное и невозможное. Лица ихъ мирны и грезы ихъ ясны? ихъ радость безнадежно печальна и дикорадостна ихъ печаль. Въ глазахъ яхъ свтится безуміе, блаженное безуміе“… Это? выходъ. Блаженное безуміе? это лучше и выше жизни, состоящей изъ безсмысленнаго мельканія тней и безсмысленнаго отраженія ихъ на безжизненной стн. Почти одновременно съ . Сологубомъ этой же тем посвятилъ одинъ изъ лучшихъ своихъ разсказовъ и Чеховъ („Черный Монахъ“); апологія „блаженнаго безумія“ характерна въ устахъ людей, ищущихъ и не находяшихъ смысла жизни. Жизнь, это? зловонный звринецъ, а мы? навки заключенные въ его стнахъ зври, говоритъ намъ поэтъ даже въ послдней книг своихъ стиховъ („Пламенный Кругъ“):

Мы? плненные зври, Голосимъ, какъ умемъ. Глухо заперты двери, Мы открыть ихъ не смемъ…

И если это удивительное по сил чувства стихотвореніе (трудно было удержаться отъ искушенія переписать его цликомъ) дйствительно рисуетъ намъ человческую жизнь, если міръ только зловонный звринецъ, а мы? запертые въ клткахъ зври, то какъ же не пожелать себ и всмъ „блаженнаго безумія“, спасающаго насъ отъ этой звриной жизни? Но этотъ порожденный отчаяніемъ отвтъ на вопросъ о смысл жизни? не выходъ, а тупикъ, тоже своего рода „стна“; недаромъ и Чеховъ посл „Чернаго Монаха“ такъ настойчиво искалъ другого выхода и, какъ казалось ему, нашелъ его въ своей вр въ земной рай черезъ двсти-триста лтъ. И . Сологубъ ищетъ выхода, ищетъ свой „святой Ерусалимъ“ на земл или на неб; отсюда его временная шигалевщина, его попытка утвержденія цли въ будущемъ.

III

Рядъ подобныхъ мотивовъ мы находимъ во второй книг стиховъ . Сологуба, помщенной непосредственно вслдъ за разсказомъ «Тни», а также и въ III и IV кн. стиховъ. На неб или на земл ждетъ этого будущаго . Сологубъ, Іерусалимъ духовный или тлесный привлекаетъ его къ себ? это для насъ пока безразлично; но во всякомъ случа очевидно, что не въ Zukunftstaat вруетъ нашъ авторъ. Земная жизнь для него? какой-то вншній эпизодъ, какое-то нелпое недоразумніе; онъ покоряется ей, какъ чему-то неизбжному: «бытія моего не хочу, житія моего не прерву»…; жизнью занятъ онъ «минутно, равнодушно и попутно»… Его мечты и надежды? въ будущемъ:

И промечтаю до конца, И мирно улыбаясь жизни, Уйду къ невдомой отчизн, Въ чертоги мудраго отца…

И поздне онъ повторяетъ почти тми же словами:

Въ твоей таинственной отчизн, Въ краю святомъ, Гд ты покоился до жизни Господнимъ сномъ, Гд умираютъ злые шумы Земныхъ тревогъ,? Исполнивъ творческія думы, Почіетъ Богъ. И ты взойдешь, какъ дымъ кадильный, Въ его покой, Оставивъ тлть въ земл могильной Твой прахъ земной.

Это періодъ вры въ божественныя предначертанія, попытка уврить себя, что«…знаю, что въ иномъ еще живу»; это попытка уврить себя въ трансцендентномъ смысл нашей жизни, утшить себя мыслью объ иллюзорности нашихъ земныхъ страданій; это? искусственное взбадриваніе себя, это? самоутшеніе:

…до конца пребуду терпливымъ: Что было прахомъ и страданьемъ лживымъ, Что сквозь мои томленія пройдетъ,? Во мн святын вчной пріобщится, И въ ликованьи нжно истончится, Божественной природой оживетъ.

Вра эта принимала у . Сологуба и боле конкретныя формы, особенно ярко выраженныя въ цикл стихотвореній «Звзда Маиръ». Въ звздныхъ пространст-вахъ есть далекое солнце Маиръ, освщающее своими лучами землю Ойле? вотъ Zukunftstaat едора Сологуба! «На Ойле далекой и прекрасной вся любовь и вся душа моя»? заявляетъ поэтъ и видитъ на Ойле «вчный міръ блаженства и покоя, вчный міръ свершившейся мечты»… Это «блаженный край вчной красоты», въ которомъ осуществлено все то, «чего намъ здсь недоставало, все, о чемъ тужила гршная земля»… Въ этотъ Zukunftstaat современемъ прійдетъ и . Сологубъ: