Обреченность
Шрифт:
Генерал на секунду задумался.
— Решение по данному вопросу буду принимать не я. Но вы ведь помните как предатели убили Вириата и пришли к римлянам за обещанными деньгами. Сенат ответил им: «Рим предателям не платит». Я думаю, что из нашего сената будет точно такой же ответ.
Казаки были обречены на гибель и этой трагедии уже было не предотвратить.
* * *
Примерно в это же время, завершая долгий и утомительный марш со стороны Италии входила в Австрию колонна казачьего Стана Тимофея Доманова.
Под расквартирование была отведена северная часть города Лиенца.
Этот австрийский городок ничем не отличался от немецких городов. Вдалеке белели снежные вершины Альп, те же шпили ратуши, каменная брусчатка. Добропорядочные вежливые бюргеры, неторопливое журчание речки, ярко зеленая трава постриженных газонов. Когда то давным давно его основали древние римляне. В IX столетии город попал под власть германских племен, а затем перешел под власть графов Герц, потом к императору Максимилиану I.
Замок Брюк — резиденция графов Герц, и приходская церковь Cанкт-Андра, где погребен последний правитель династии сохранились.
Когда то, еще учась в гимназии Муренцов запоем читал книги о короле Майнхарде II, основавшем династию графскую династию Герц. Но никогда не думал, что придется ступить на эту землю.
Около 35 тысяч человек, включая женщин и детей, встали лагерем в широкой долине около Лиенца.
Уже который день не слышалось никакой стрельбы, не было атак и смертей. Потихоньку все привыкали жить без войны.
Каждое утро на небо выкатывалось теплое ласковое солнышко
И в этой благодати, среди цветов и жужжания пчел — хотелось делать что-то радостное - ходить по траве босиком, петь. Или ладить что-нибудь по хозяйству, настраивать плуг, готовить к севу семена.
Огромный палаточный лагерь никак не напоминал военный лагерь. Мужчины гарцевали на лошадях, женщины развешивали белье, в траве играли дети.
Близ города расположились Казачье юнкерское училище, войсковая учебная команда, четыре сотни атаманского конного конвойного полка. Все казачьи строевые части, ведомства, управления и мастерские были размещены рядом с Лиенцем в направлении города Обер-Драубург.
В городском отеле «Золотая рыбка» разместили генерала Доманова и начальника его штаба генерала Соломахина с женами.
Прибыл Андрей Григорьевич Шкуро. Восхищенные казаки встретили его с ликованием. Генерал Шкуро был кавалером британского ордена Бани и казаки надеялись, что он сможет повлиять на англичан.
* * *
Рядом с казаками 15 корпуса разбили лагерь около 5 тысяч кавказцев, входивших в состав Кавказского соединения войск СС.
Чеченцы, ингуши, дагестанцы, вооруженные немецкими автоматами, у каждого пистолет, нож, ленточки наград на мундирах. Горцы. Все как один дерзкие, дикие, отчаянно храбрые, бросающиеся в драку, не заботясь о последствиях. Прошедшие огонь, воду и стреляющие развалины Варшавы. Из чабанов превратившиеся в беспощадных волков.
Среди них не было ни одного русского, но зато у них были лучшие кони и самые красивые женщины.
Поздними вечерами горцы жгли костры, пели свои печальные песни или танцевали лезгинку.
Муренцов приехал в расположение кавказского полка попросить овса для коней эскадрона. Навстречу попалась группа немецких солдат. На них была свежая, без пятнышек, словно на смотр, форма с эмблемами зенитчиков.
Муренцов спросил по немецки долговязого горбоносого офицера с погонами лейтенанта.
— Где найти полкового командира?
Тот махнул рукой в сторону, ответил гортанным голосом, почему то по русски:
— Там... Канцелярия ходы!
Канцелярией служила обшарпанная, насквозь прокуренная комната в кирпичном, темном от времени сарае, отгороженная от коридора только досками. В комнате стояли - стол, два стула и койка. В углу лежало кавалерийское седло.
Невысокий, темноволосый офицер, копался в в бумагах.
На его серой черкеске, туго перетянутой в талии, матово блестели газыри, у пояса висел кинжал. Его рукоять была в серебре и убрана дорогими камнями.
Офицер бормотал:
— Где же этот проклятый список, чорт бы его побрал?
Мурецов покашлял в кулак.
— Разрешите, господин полковник?
Офицер стремительно поднял голову. Это был Арсен Борсоев.
Старые знакомые обнялись.
— Здравствуй, Барс. Ну как ты? Что собираешься делать?
— Помнишь! Помнишь, меня Серожа! Как видишь жив. Но возвращаться в Россию мне нэлзя. Мою семью выслали в Казахстан. Я честно воевал, рэзал. Наша не бэрет. Пойду к тем, чья берет. К амэриканцам! К англичанам!
Вспомнив встретившуюся ему группу немцев. Муренцов спросил, что у него делают немецкие зенитчики.
Борсоев махнул рукой, засмеялся.
— А-аааа! Это мои башибузуки-осетины разграбили немецкий склад, и переоделись в немецкое обмундирование.
Борсоев был по настоящему кавказский человек. Отчаянно храбрый. Веселый. Щедрый. Пел замечательно. Пристал к Муренцову.
— Серожа, что тебе подарить? Проси что хочешь, кроме жены и коня. Таков закон гор, против него не попрешь. Хочешь кинжал?
Муренцов махнул рукой и закурил сигарету.
— Спасибо Арсен. Вот когда все благополучно закончится и мы снова встретимся споешь мне свою песню.
При этих словах Борсоев молитвенно сложил руки.
— Аллах свидетель Серожа, спою. Обязательно спою!
* * *
Дни становились все жарче и жарче. Зеленели полоски садов на южных склонах гор. Мелко курчавилась зелень деревянной изгороди.
15й казачий кавалерийский корпус генерала фон Паннвица — около двадцати тысяч солдат и офицеров разместился в районе Фельдкирхен-Альтхофен.