Общая и прикладная этнопсихология
Шрифт:
Развитие обрядовой практики связано с выявлением новых факторов неудач в соответствующей хозяйственной деятельности. Системы обрядовых действий создавались и детализировались за счет разработки практических приемов соответствующих сфер хозяйствования. После того как фактор неудач не сразу, но пропадал, постепенно исчезала и «программирующая» функция обряда, что приводило к утрате единства практического и обрядового плана.
С другой стороны, обряд выступает и как развернутая, экстериоризированая форма психической деятельности. Обрядовые действия преимущественно «обрамляют» деятельность, т. е. выполняются в её начале и конце, играя ключевую роль в ее «запуске» и завершении. Это не случайно, во-первых, так как, обретая черты психической деятельности, обряд начинает осуществлять ее главные функции – ориентации и контроля. В контексте данного анализа нас интересует, прежде всего, первая из них.
Действительно, обряд представляет собой форму ориентировочной деятельности, дает возможность предвидеть определенные будущие события и подготовиться к ним путем построения соответствующей предварительной основы действий. Обряд способен выполнить подобную функцию, поскольку в нем содержится одновременно и желаемая цель деятельности («объективация цели») и в той или иной степени развернутая программа действий индивида по ее достижению, как это прекрасно показано Щепанской на примере обряда первого весеннего выгона скота [14].
Во-вторых, обрамление деятельности обрядами, т. е. функционирование в роли специфических «операторов коллективной умственной деятельности» придавало ей свойство обратимости, существенного, по Пиаже, атрибута психической деятельности.
Культурно-историческое развитие процесса целеполагания не ограничивается этапом обрядового поведения. В дальнейшем, с развитием культуры, все большую роль начинают играть речевые формы. Выражение в словесной форме ранее развернутых в обряде предметных действий вначале ведет к сосуществованию этих двух типов деятельности, а затем – к постепенному вытеснению ритуально-обрядового поведения, замещению его разнообразными фольклорными коррелятами, например, заговорами и заклинаниями. (Данная гипотеза была сформулирована еще в начале XX века Н. Познанским, 1917). При этом по аналогии с онтогенезом, чем «зрелее» (взрослее) будет этнос, тем реже будут встречаться среди форм его жизнедеятельности развернутые переходные формы. С другой стороны, в случае разных «сбоев» в жизни народа, любых кризисных ситуаций в самых разнообразных сферах будет «запускаться» обратный процесс – экстериоризация, и, соответственно, будут восстанавливаться и перерабатываться более простые, казалось бы, уже отжившие свое, развернутые формы деятельности.
Дополнительные свидетельства в пользу высказанного предположения о рассмотрении обрядов и заговоров как определенных этапов в истории становления процесса целеполагания можно найти в работах этнографов. Характерным в этом смысле является труд украинского исследователя Д. Щербаковского «Страница из украинской демонологии (верования о холере)» [15]. В ней ученый обращается к практике народных профилактических защитных и лечебных мероприятий, связанных с бушевавшими ранее инфекционными заболеваниями, в частности, с холерой.
Реконструкция истории появления приемов, описанных Щербаковским и другими авторами, приемов, которые употреблялись в народе с целью защиты себя и близких от такого страшного заболевания, может быть схематично описана следующим образом. Антропоморфные представления о холере, бытовавшие в народе, вначале вызывали создание реальных оборонительных заборов, преград, заграждений, которые реально должны были защитить от носителей болезни.
Со временем эти действия, сохраняя внешнюю предметно-действенную форму, обретали типичные обрядовые черты, а реальные защитные заграждения становились все более и более символическими (например, обряд постройки частокола из рыбьих костей у гуцулов, обряд обвязывания церкви полотенцами и т. д.). Масса подобных обрядов в своей остаточной форме предполагает создание в какой-либо форме охранительных кругов вокруг защищаемого объекта (например, обряд опахивания села в случае эпидемии; обряд обхода вокруг собственного дома; рисование окружности вокруг себя и т. п.).
Со временем развивается процесс все большей утраты внешних действенно-предметных форм и замещение их чисто вербальными, в частности, заговорными или заклинательными, вариантами. В заговорных формулах в вербальной форме обязательно представлена некая желанная цель (например, чтобы зуб не болел; чтобы парень полюбил; чтоб ребенок спокойно спал и т. п.), определенные характеристики которой заданы, как правило, с помощью сравнений и метафор (например: «как эти берега не встречаются, так чтоб рожденный молитвенный Иван не встречался с хмельным вином»). Современные этнографы полагают, что в древнейшие времена заговоры были распространены исключительно широко, более того, они предваряли практически все виды деятельности. По мере развития цивилизации заговоры – один из наиболее архаичных видов фольклора – постепенно уходят в прошлое, оставаясь функционировать только в тех сферах, в которых и сегодня отсутствуют четкие алгоритмы достижения цели. Одновременно все большее развитие получают процессы внутреннего целеобразования, программирования, планирования.
Возвращаясь к работе Д. Щербаковского, отметим, что исследователь показывает: конечным вариантом профилактических защитных мероприятий от холеры и многих других страшных заболеваний является мысленное проведение магического защитного круга. Тем не менее, между этапом чисто вербальным и этапом внутренним, психическим, существовал и переходной этап. На переходном этапе считалось, что мысленный круг будет реально помогать только в том случае, когда его создание сопровождается произнесением определенных заговорных формул, например, такой:
«Около нашего двора каменная гора, осиновый кол, огненная вода;
что лихое идет на гору, это убьет, в реке сгорит.
Обойдет та сказочка вокруг нашего дворика
И сядет себе на воротах, в красных сапожках с огненным мечом.
Все доброе – пускает, лихое – убивает». (Пер. авт.)
Как видим, в подобных заговорных формулах «воссоздавались» реальные или символические препятствия для той или иной болезни и формулировалась идеальная цель – защитить себя и близких от всего «лихого».
Приведенные выше примеры свидетельствуют о том, что предположение о возможности применения для анализа историко-культурного развития психических процессов схем и понятий, разработанных в рамках теории поэтапного формирования умственных действий, не лишено оснований. В рамках описанного подхода культура начинает восприниматься не как хаотичное смешение и нагромождение различных видов деятельности, а как упорядоченная система, в которой все виды традиционной деятельности выступают в качестве этапов создания целостной культурно-специфичной иерархии умственных процессов, в роли своеобразных «ступенек» в «лестнице перехода» (интериоризации) от внешних практических к внутренним психическим формам деятельности.
Литература
1. Бердяев Н. 1990. Судьба России. М. 346 с.
2. Выготский Л.С., Лурия А.Р. 1993. Этюды по истории поведения: Обезьяна. Примитив. Ребенок. М.: Педагогика-Пресс.
3. Гальперин П.Я. 1976. Введение в психологию. М.
4. Гримич М. 1991. Два вимiри нацiонального характеру // Наука i суспiльство. № 8. С.27–31.
5. Данилевский Н.Я. 1991. Россия и Европа. М. 574 с.
6. Коул М., Скрибнер С. 1977. Культура и мышление. М.: Прогресс.
7. Кульчицький О. 1949. Риси характерологii українського народу // ЕУ. Т.1. Мюнхен-Нью-Йорк. С.708–718