Одиночество Мередит
Шрифт:
Я покраснела и пробормотала «спасибо», сознавая, что его оценка дорогого стоит.
— Тебе надо поступить в университет. Или пройти курс журналистики в колледже.
— Я бы с удовольствием. Но не могу себе этого позволить.
— Все ты можешь. Переезжай обратно к матери. Подай заявку на грант или получи студенческий кредит. Продолжай работать тут, когда не будет лекций. Полно людей с доходами меньше, чем у тебя, но они получают высшее образование.
— Спасибо, но меня пока все устраивает.
На
— Это что такое?
— Посмотреть не повредит, как считаешь? — сказал он не оборачиваясь.
— Наверное.
Я положила буклеты на пол и даже не взглянула на них, но все же забрала домой.
Я прочитала их все, от корки до корки. Смотрела на фотографии здоровых, улыбающихся юношей и девушек с чистой кожей и белыми зубами. Никто из них не выглядел грустным, усталым или бедным. Я старалась представить себе, каково это — каждый день сидеть в огромной аудитории и слушать лекции о том, что тебе интересно.
Утром, до работы, я выкинула все буклеты в мусорный ящик. Все, кроме одного. Время от времени я листала его, воображая, что смотрю на готическую колокольню Университета Глазго как студентка, а не как посторонний. Занимаюсь в круглом читальном зале, гуляю по галереям со своими друзьями, как ребята с девятнадцатой страницы. Потом я убирала буклет обратно под кровать.
Документы я так никуда и не подала. Продолжала работать на Билла, но однажды утром по дороге в офис у него случился сердечный приступ и он упал замертво на Сошихолл-стрит. Я устроилась в очередной колл-центр и теперь выясняла у людей, довольны ли они своей энергоснабжающей компанией.
День 1269
Вторник, 8 января 2019
Я поняла, что с Селестой что-то не так, еще до того, как она заговорила. Я услышала ее тяжелое дыхание.
— Кажется, я только что его видела, — произнесла она и снова жадно глотнула воздух. — В супермаркете.
— Что? Кого?
— Того, кто на меня напал. Скорее всего. Я не знаю. Почти уверена, что это был он. Он смотрел на меня, Мередит.
— Ох, Селеста. — Я опустилась на диван. — Это, наверное, ужасно.
Она громко шмыгнула носом.
— Я понимаю, что, наверное, это не он. Но в ту секунду мне показалось, что именно он. И… Господи, неужели так теперь будет всегда? И я буду бросать тележку каждый раз, поймав взгляд высокого мужика с темными волосами?
— Нет, — сказала я. — Прошло совсем немного времени, так что это вполне объяснимо. Что у тебя было в тележке?
— Что?
— Скажи, что у тебя было в тележке.
— Я не помню… батат… брокколи… ананасовый
— Хорошо. А что еще ты собиралась купить?
— Гм… сыр. Яйца. Молоко. Хлеб. Хлопья. Йогурты. Это большой магазин.
— Мой терапевт советует, когда я чувствую беспокойство, составлять какой-нибудь список, — объяснила я. — Например, содержимого моего гардероба или последних десяти книг, которые я прочла. Пяти продуктов, начинающихся на букву «а». Думаю, это помогает.
— Мне помогает просто разговор с тобой. Спасибо тебе, Мередит. Ты всегда знаешь, что сказать.
— Правда? Мне кажется, в большинстве случаев от меня нет никакого толка.
— Вовсе нет. Тебе надо быть психотерапевтом.
Я засмеялась:
— Очень жаль, что тебе пришлось бросить тележку с покупками.
— А мне-то как жаль, — сокрушалась она. — У меня абсолютно пустой холодильник.
Когда она позвонила, я как раз собиралась готовить суп. На второе — салат из яблока и пастернака и хлеб с хрустящей корочкой. Селеста, похоже, не отказалась бы от супа. После некоторых колебаний я решилась:
— Может, заедешь? Пообедаем.
— Мер, спасибо огромное. Но мне просто не хочется никуда выходить.
— Я понимаю.
— Мне легче, когда я с тобой разговариваю.
— Я бы хотела еще как-то помочь, — искренне сказала я, подозревая, что, как только одна из нас повесит трубку, Селеста снова начнет плакать.
— В июне мне исполняется тридцать. Мама считает, что я должна устроить вечеринку. Я как-то не настроена праздновать, но, думаю, придется. Мама берется все организовать, нужно просто прийти.
— Сэди устроила мне вечеринку-сюрприз в местном пабе в честь моего тридцатилетия. — Я не упомянула, что до этого вообще ни разу не праздновала свой день рождения. — Я думала, что просто иду выпить с ней и с сестрой.
— Как здорово.
— Да, было до определенного момента. Потом явилась мать и закатила сцену. Знаешь… Без нее как-то легче расслабляться.
Тот вечер все же не был полностью испорчен. После паба мы с Фионой вернулись домой к матери, а когда она легла спать, устроили себе вечеринку на кухне. Ели печеную картошку с расплавленным сыром, пили водку и танцевали под музыку из радиоприемника.
— Так мило, что твоя мама хочет устроить для тебя праздник.
— Да, она замечательная. Просто слишком обо мне беспокоится.
Наступила короткая пауза, и я попыталась представить себе, каково это — иметь такую мать, как у Селесты, устраивающую вечеринки ко дню рождения и рыдающую при мысли о том, что ее дочь подверглась насилию.
— Уверена, на твоей вечеринке будет очень весело.
— Если я на нее решусь, прислать тебе приглашение?
Я помедлила.
— Давай. Я люблю получать что-нибудь по почте.