Одиночество Мередит

Александер Клэр

— Первым человеком, кому я рассказал, была моя девушка, с которой я тогда встречался. Она пыталась меня поддержать, но на самом деле ничего не понимала.

— Я рассказала Сэди. Она обиделась. Злилась, что я не сказала ей раньше.

— Думаешь, она имела право злиться?

Я пожала плечами:

— У злости всегда есть скрытые причины, правда? Чувство, что тебя отвергли, страх, сожаление. Думаю, она все это испытывала. Приняла на свой счет, что я не попросила ее о помощи. Испугалась, потому что толком не поняла, что все это значит. И расстроилась, ведь я уже

не была для нее прежней. В смысле я была, я есть, но мы же все мыслим стереотипами, вешаем на людей ярлыки. Тот-то и тот-то такой-то и такой-то …

— На самом деле люди гораздо сложнее.

— Ну да. Если позволяют себе быть такими.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, некоторые просто не хотят ни о чем задумываться, переживать. Слишком сложно. Мать и сестра считают, что депрессия — это моя отмазка на все случаи жизни.

— Ты давно принимаешь антидепрессанты?

— Двадцать лет. Не постоянно, конечно.

— Большой срок. А еще как справляешься с депрессией?

Я сказала ему правду:

— Сижу дома.

1997

— Чем я могу вам помочь? — спросил доктор Фрост, пододвигая ко мне через стол коробку с салфетками.

Это был жилистый старик, очень деловитый. Я знала, что у нас мало времени, но не могла перестать плакать, и именно в тот день немного доброты мне бы не помешало.

Это был мой первый визит к врачу за многие годы. Мама врачам не доверяла, считая, что сама прекрасно разбирается в вопросах нашего здоровья. Но мне было восемнадцать, так что я могла обойтись и без нее. Я уже неделю не ходила на работу, мямлила что-то про болезненные месячные и лежала, свернувшись калачиком под одеялом.

— Кажется, у меня депрессия, — сказала я доктору Фросту дрожащим голосом.

Он протянул мне анкету и ручку.

— Старайтесь отвечать честно.

У вас нет сил и желания что-либо делать?

Вы подавлены или испытываете чувство безысходности?

Вам трудно заснуть или вы слишком много спите?

Вы считаете себя неудачником, или разочарованы в себе, или считаете, что подвели свою семью?

И так далее.

Я прошлась по списку. «Да», «да», «да» — для всех вопросов. Но вариант «да» мне не предлагался. Пришлось выбирать между:

Нет, никогда.

Иногда.

Значительную часть времени.

Почти каждый день.

Я зависла на последнем вопросе.

Вас посещают мысли о том, что вам лучше было бы умереть, или о том, чтобы причинить себе вред?

Фи и Сэди всегда звали меня Мер, но однажды я смотрела сериал, в котором героиню по имени Мередит прозвали сМЕРть. Мне не раз приходило в голову, что это более подходящий вариант. Я собиралась выбрать между «значительную часть времени» и «почти каждый день», но решила соврать. Какая, в сущности, разница? Я набрала достаточно баллов на предыдущих восьми вопросах.

Я протянула анкету доктору Фросту и подождала, пока он ее прочитает.

— Ну как, я сдала?

— Здесь нет правильных

или неправильных ответов, — сказал он, глядя на меня поверх очков.

— Ладно. — Я почувствовала себя школьницей в кабинете директора.

— Мисс Мэггс, результаты говорят о том, что у вас депрессия.

— Хорошо. — Пожалуй, это была наименее удивительная новость за всю мою жизнь. — И что теперь?

— Теперь я выпишу вам рецепт. — Доктор Фрост что-то нацарапал в блокноте. — По одной таблетке в день, на прием ко мне придете через шесть недель. Лекарство подействует не сразу, так что не волнуйтесь.

— Я все время волнуюсь. — Я выдавила из себя неубедительный смешок.

Он посмотрел на часы, потом снова на меня. Мои семь минут истекли.

— Попробуйте таблетки, мисс Мэггс. А там посмотрим.

— Хорошо, — повторила я. Буду принимать таблетки. Делать все, что положено. Буду надеяться на лучшее и стараться не заслужить прозвище «сМЕРть».

*

— Где ты была?

Когда я вошла в дом, мама стояла в коридоре в пальто и с сумочкой в руках. Я не поняла, вернулась она откуда-то или собирается уходить, и понадеялась на последнее. Но она прошла за мной на кухню и увидела, как я кладу на стол белый бумажный пакет из аптеки.

— Что у тебя там?

Я вздохнула. Лгать не было смысла. Если она хотела что-то узнать, ей всегда это удавалось.

— Лекарство. — Я взяла пакет и сунула его в карман джинсовой куртки.

Она сверкнула глазами и протянула руку ладонью вверх.

— Дай маме посмотреть, ты же хорошая девочка. В семье не должно быть секретов.

— Это не секрет, мам. Я же сказала, это лекарство.

— Что за лекарство? Ты вроде не выглядишь больной.

Она подошла ближе, не опуская протянутую руку. Я взглянула на ее ладонь, испещренную глубокими линиями.

— Антидепрессанты.

— Мередит, говори внятно, ты же не ребенок.

— Антидепрессанты, — громко произнесла я.

Мать усмехнулась:

— С чего тебе впадать в депрессию?

Я пристально на нее посмотрела.

— Это сложно.

— Мередит, ну какие у тебя могут быть сложности? Ты так пытаешься стать интереснее?

Теперь она стояла прямо передо мной, достаточно близко, чтобы пощекотать длинным ногтем нежную кожу у меня под подбородком.

— Тебе не нужны таблетки счастья, нужно просто жить нормальной жизнью. Отдай их мне.

— Нет.

— Нет? — Она снова сверкнула глазами.

— Это мои таблетки.

Она наконец опустила руку и наклонилась прямо к моему лицу. Я почувствовала запах сигаретного дыма и заметила слой тонального крема, осевшего в тонких морщинках вокруг ее рта.

— Покажи.

— Не покажу.

Я чувствовала прилив адреналина. Пыталась сосредоточиться на том, чтобы твердо стоять на ногах, и лихорадочно соображала, когда вернется из салона Фиона. Мне бы не помешало, чтобы она сейчас появилась на кухне, громко жалуясь на засор в раковине и на старушек с жиденькими волосами.