Огонь и сталь
Шрифт:
— И не найдут, — горестно вздохнул Вилкас. Жаль было девушку, красивую, юную, которая теперь возлежит на каменном ложе в холодном зале Аркея. Кто ж мог так жестоко, так безжалостно убить ее? Юноша мрачно покосился на двух редгардов, отирающихся близ «Пьяного охотника». Чужие, приезжие, шастают по городу и все зыркают своими черными алик’рскими глазами-бусинами. Соратник смерил их недобрым взглядом. Нет причин подозревать их в убийстве Изольды, но доверять редгардам он не собирался.
— Я заметил, у вас с Тинтур все хорошо, — добродушно улыбнулся Фаркас, хлопнув близнеца по плечу, — уж сколько ты за ней бегал! Да и у босмерки глаза наконец-то открылись.
— Я не думал пока о браке, — смущенно начал воин, но брат его резко перебил.
— Только попробуй ее обидеть! А то ведь не посмотрю, что родственник, схлопочешь у меня в рыло!
Северянин только расхохотался над словами Фаркаса. Обижать Тинтур?! И в мыслях не было! Только дурак свою женщину бить или унижать будет, истовый северянин всегда знает, как ее в узде удержать. А о свадьбе думать пока рано. Нужно исполнить волю Кодлака да и Соратникам без Предвестника обходиться негоже. Вот только… Скьор погиб, Фаркас слишком прост, а Эйла больше зверь, нежели воин.
— Соратники! Эй, Соратники! — оклик заставил братьев обернуться. К ним спешил гонец, данмер, размахивающий руками. Эльф придерживал холщовую сумку, набитую посланиями, алые глаза лихорадочно блестели. Никак уже меда в таверне глотнуть успел. — Соратники, тут одному из ваших письмо. Так, секунду… — из нутра мешка появился чуть продолговатый конверт, — посмотрим… да, вот! Тинтур Белое Крыло из ваших?
— Да, — Вилкас ответил слишком поспешно, вызвав ухмылку у брата и недоуменный взгляд гонца. Нерешительно, темный эльф протянул пергамент ему.
— Так передадите ей, а то мне еще в Данстар с посылками, — не дожидаясь ответа норда, гонец поправил суму и резво направился в сторону таверны. Юноша несколько мгновений, показавшихся ему годами, молча смотрел на письмо в своей руке. Ни подписи, ни адресата, ничего. Поджав губы, воин решительно вскрыл конверт.
— Братец, ты чего, это же письмо Тинтур! Она не обрадуется, узнав, что ты его прочитал.
Соратник не ответил брату. Северянин сжимал в руках хрупкий, податливый лист бумаги, украшенный черным отпечатком ладони. Чуть ниже всего два слова. «Мы знаем».
========== HeyV BROM (Честь Севера) ==========
Дхан’ларасс не привыкла видеть брата таким молчаливым и сдержанным. Камо’ри никогда не мог усидеть на месте. Когда отец отправлял его колоть дрова, каджит, тогда еще котенок, успевал и набрать цветов для Шамси, поиграть с младшей сестрой, даже сбегать посмотреть на тренировки солдат. Правда, если Асэт’ар не заставал отпрыска на месте, то никакие одежды не могли скрыть распухший хвост Камо’ри. Но сейчас причина мрачной задумчивости брата была не ясна воровке. Это раздражало, недовольство каджитки разжигала так же ноющая боль в спине и грудях. Придвинув к себе миску с медовыми сотами, она подозрительно нахмурилась. Льдисто–голубые глаза впились в пирата.
— Ты что-то сам не свой, братец, — промурлыкала Ларасс, слизывая тягучие золотистые капли меда с пальцев, — что тебя беспокоит?
Камо’ри не ответил, лишь дернул острыми ушами, и золотые кольца тоненько звякнули, будто соглашаясь с молчанием каджита. Воровка насторожилась, встревожилась не на шутку, ее аппетит разгорелся еще сильнее, а котята беспокойно заворочались. Кряхтя, сутай–рат неловко поерзала на стуле, устраиваясь по-удобнее. В последнее время стало совсем уж тяжело, невыносимо просто, однако Ларасс не желала шибко скорого приближения родов. Страшно, волнительно,
Боль пронзила ее тупым раскаленным клинком, сутай–рат стиснула зубы, выронила чашу. Она покатилась по каменному полу, расплескивая воду с яблочным вареньем. Камо’ри вздрогнул, вынырнул из омута своих невеселых дум, обеспокоенно воззрился на сестру. При виде ее исказившегося лица, он привстал, но воровка махнула ему рукой.
— Сиди, сейчас пройдет, — она улыбнулась сквозь тающую пелену боли и глубоко вздохнула. Ладони легли на живот, ласково погладили. Вдруг котята испугались, вдруг им тоже больно. Но очередной укол боли, еще более сильный, еще более острый, заставил ее глухо вскрикнуть.
— Время пришло? — обеспокоенно нахмурился Камо’ри. Воровка не ответила, лишь зашипела сквозь сжатые клыки, страдальчески зажмурившись. Пепельно-серая шерсть на загривке встала дыбом, она прижала уши, не отнимая ладоней от живота. Пират вскочил, опрокинув стул, бросился на колени перед Ларасс. — Сестрица?
— Я рожаю, — испуганно мявкнула Соловей, — Камо’ри, я рожаю! — последнюю фразу она практически кричала. Хвост исступленно хлестал каджитку по бокам, в бледно-лазурных глазах пышным цветком распустился ужас. Она вцепилась в запястья брата, задыхаясь от душной волны паники, накрывшей ее с головой. Но ведь еще рано! Еще как минимум неделя до срока! Боль, только отступившая, вновь запустила в воровку свои клыки.
— Не раскисать, Ларасс! — строго рыкнул Камо’ри. Он подхватил младшую сестру на руки, чувствуя, как она дрожит. — Мать и отец на тебя смотрят. Не смей вредить детям своим страхом.
Прижимая ее к груди, каджит аккуратно, бережно, с безграничной нежностью уложил гильдмастера на стол, попутно сметая на пол стоящую на нем посуду и книги. Сутай-рат тут же запустила когти в деревянную столешницу, выгибая спину. Пламя, разгорающееся в низу ее живота, уже достигло груди и лизало острыми языками сердце, бьющееся через раз. Все мысли покинули голову Дхан’ларасс, рассудок заволокло плотным черным туманом, и каждая схватка распарывала плотную пелену кроваво-алым всполохом. Брат бесцеремонно задрал подол ее разношенного платья, с силой развел плотно сжатые колени. Протестующе пискнув, сутай-рат попыталась прикрыться, но очередной укол родовой схватки вырвал из ее груди хриплый крик.
— По милости Азуры и Мары мои племянники скоро войдут в этот мир, — глухо произнес каджит, мягко массируя живот Ларасс. — Не лежи же как хоркер, Обливион тебя дери, хвостатая, твои дети жить хотят!
— Детка, я слышал крики! — в комнату с обнаженным кинжалом ворвался бледный Бриньольф. Узрев каджитк, свесившую розовый язычок, распластанную на столе и жадно глотающую воздух, ее братца, нагло шарящего у нее между ног, мужчина опешил. Ему словно под дых врезали, вор едва не выронил клинок. Во рту резко пересохло, сердце ухнуло вниз, проломило пол и полетело в планы даэдра. Норд сглотнул колючий ком, вопросы жгли ему губы, но тут пират обратил мрачно-встревоженное лицо к Соловью.