Огонь войны и пламя любви
Шрифт:
— Надеюсь, ночью не шёл снег, и облачение моё не засыпало, — опасался он.
Однако истина оказалась намного ужаснее, чем он предполагал. Он решил обогнуть холм, надеясь найти там свои вещи, но совершив это действие, Саир застыл, созерцая жуткую картину. Перед ним лежал труп животного, растерзанного крупным хищником. Кровь была повсюду. Внутренности разбросаны по ледяной поверхности. Некоторых частей тела не было, и всё-таки Саир узнал животное. Это был его конь. Охотник прекрасно понимал, что в степи Отчаяния нет крупных зверей, способных растерзать лошадь. Гарпиги тоже не стали бы тратить на это время. Вывод напрашивался сам собой, тем более мужчина припомнил, что происходило накануне. Вспомнил он и то, как рвалась его кожа, а из-под неё вылезал густой мех. Вспомнил он и чудовищную боль, а самое главное- Саир знал, что ночью всходила полная луна. Вопль отчаяния вырвался из его груди, вполне оправдав название этой местности. Саир повалился на окровавленный снег и залился слезами.
— Я проклят! — орал он, не жалея ни глотки, ни лёгких. — Проклят! Лучше мне умереть, чем быть монстром!
Некоторое время охотник продолжал рыдать. Потом он резко вскочил и помчался к морю. Бежать долго не пришлось. Серебряное море, спокойное в это утро, поблескивало в солнечных лучах. Высокие утёсы устремлялись в высь прямо из воды и резко контрастировали со степью, усеянную невысокими холмами. Саир бежал к скалам, надеясь найти путь к одной из вершин. Желание прервать своё ужасное существование заставило мужчину обследовать побережье. Вскоре он обнаружил, что на один из утёсов можно вскарабкаться, используя многочисленные выступы на его поверхности. Движимый отчаянием, охотник забирался всё выше на скалу. Он заметил, что утёс порос мхом, здесь росли даже небольшие деревья, запуская свои корни в глубокие расщелины. Правда сейчас на них не было листьев, и они казались мёртвыми, как и всё вокруг. Саир, чувствуя в себе небывалую силу, дивясь ей и проклиная её одновременно, взобрался на плоскую вершину утёса. Лишь совсем немного каменистой поверхности отделяло его от смерти. Мужчина, дрожа, приблизился к обрыву. Внизу море ласкало камни. Один шаг, и больше никогда не увидит он этих волн, и это солнце, и небо над головою. Саир знал, что покинув этот мир таким способом, нечего ему надеяться на снисхождения Творца. Мужчине было известно, что станет с ним по ту сторону жизни за такой поступок. Он не получит прощения никогда. Но липкое уныние окутало его душу, лишало воли и подталкивало его всё ближе к краю, за которым ожидали вечные мучения. Саир почти не сопротивлялся. Он стоял на краю. Волосы чуть шевелились от несильного ветра. На глазах выступили слёзы. И вот в тот самый миг, когда Саир собирался поднять ногу, чтобы совершить роковой шаг, он вдруг услышал за спиной голос, такой звонкий и неземной, что какое-то время не мог пошевелиться.
— Стой! — скомандовал голос, в котором мужчина почувствовал и ласку, и власть, и нежность, и жёсткость.
Саир медленно обернулся, и глаза его округлились от изумления.
Глава 9
Сердечное пламя
— Милена! Срочно неси сюда отвар лакитуса! — взволнованно прокричала Рохана Хар, суетясь возле тяжелораненого обертлуга.
Девушка бросилась к стеллажам с целебными настойками и травами. Найдя необходимое лекарство, она поспешила к целительнице. Рохана выхватила из рук взволнованной помощницы чудодейственный напиток и попыталась влить его в рот умирающему воину. Обертлуг проглотил несколько капель, а потом вдруг задёргался, что-то прохрипел и замер. Глаза его остановились, уставившись в низкий деревянный потолок.
— Рахтир! Рахтир! — трясла его за плечо пожилая женщина, но воин не реагировал. Милена закрыла ладошками глаза и расплакалась.
— Ну что ж поделать? — вздохнула Рохана, похлопав по плечу помощницу. — Это война, а на войне умирают.
— Но мы же дали Рахтиру нужные лекарства, — всхлипывала Милена, — мы столько дней его выхаживали! Как же так?
— Не всех можно исцелить, — покачав головой, ответила Рохана, — этот парень получил слишком тяжёлую рану… не плачь же, ибо дух его вознёсся на небо, где и бед нет никаких. Это нас с тобой надо пожалеть… особенно тебя, юное дитя…я ведь своё уже отжила.
— Не говорите так, Рохана! — горячо возразила Милена. — Без вас что будут делать обертлуги? А что буду делать я? Вы же, можно сказать, спасли меня от княжеского меча, от его смертоносной руки.
— Какие красивые слова, — горько усмехнулась Рохана, — но думаю в том, что ты жива, заслуга моя не велика. Ранарт Рахт убил бы тебя, если бы захотел, не стал бы он слушать старуху, пусть даже и свою дорогую наставницу. Нет. Ранарт сам обуздал свой гнев, я лишь вовремя внушила ему нужные мысли. Он же мог с ними и не согласиться. Поверь, вулквонский князь чрезвычайно упрям. Делает то, что считает нужным. Такой несгибаемый правитель нужен в столь грозные времена.
Милена вздохнула и с сожалением посмотрела на почившего молодого воина. Его чёрная густая шевелюра слиплась от крови, глаза, утратив желтизну, поблекли. Рохана их закрыла, проведя морщинистой рукой по векам.
— Покойся с миром, верный сын Вулквонса, — прошептала она. — Милена, смой кровь с его волос, мы приготовим героя к погребению.
Милена принялась выполнять это скорбное поручение. Уже несколько дней боролись они за жизнь этого юноши. Ночами спали по очереди, особенно тяжела стала минувшая ночь, когда умирающий испытывал предсмертные муки. У Милены сердце разрывалось, глядя на его страдания. Теперь же душою её овладела такая скорбь, что находится в Покоях для раненых она не могла. Выполнив задание, девушка поспешила выйти на свежий воздух. Там, забившись между хозяйственными постройками, она дала волю чувствам. Слёзы ручьём текли по её белоснежной коже, застывая на морозе. Уж как она надеялась, что парень выживет. А теперь, когда случилось непоправимое, нервное напряжение последних дней вырвалось из её души наружу.
Ранарт Рахт явился в Палаты для раненых и, увидев, почившего воина, замер. Рохана возилась с телом, обмывая его благоуханиями.
— С чем пожаловал, князь? — спросила она, стоя к вошедшему спиной, но учуяв его запах.
— Царапину мою посмотри, — почему-то с некоторым смущением ответил князь.
Старушка повернулась к нему и с недоумением посмотрела на оголённую по локоть княжескую руку. Тоненькая засохшая струйка крови виднелась на коже, покрытой редкими, но длинными чёрными волосами. Некоторое время она стояла, уставившись на грозного воителя, а потом медленно произнесла:
— Не дури меня, Ранарт! Или ты думаешь, у меня дел мало? Ты прекрасно знаешь, что мы тут не плюшки жуём, а приходишь с такой ерундой? Царапину ему осмотреть! Да разве это царапина? Это такая мелочь, что ты едва ли обратил на неё внимание не только в бою, но и после. Погоди-ка…сдаётся мне, что не ради такого пустяка ты явился сюда, и жалкая струйка крови лишь предлог… что тебе надо, князь?
— Где Милена? — тихо, но грозно прорычал Ранарт.
— Ах вон оно что…Милена… Она вышла, не выдержав явление смерти. Бедняжка, как она заботилась об этом обертлуге, ночи не досыпала. По правде сказать, мы надеялись, что юноша выживет. А теперь, когда наши надежды не оправдались, очень тяжело смириться с его кончиной. Вот Милена и выбежала отсюда заплаканная.
— Неужто она так переживает за обертлугов? — сомневаясь спросил Ранарт.
— Переживает, — уверила его Рохана, — это очень добрая девушка.
— Да неужели! — с каким-то возмущением крикнул князь. — Прям душка она, верно?
— Послушай, Ранарт, если ты намерен отвлекать меня от работы, то я тебе это не позволю. Иди-ка ты в свой княжеский терем и отдыхай после трудов ратных.
— Не забывайся, Рохана! — глаза обертлуга гневного вспыхнули.
— Вот опять началось, — чуть слышно проворчала старушка.
Ранарт, разозлённый поведением женщины и раздосадованный отсутствием пленницы, быстрыми шагами направился к выходу. Он яростно дёрнул ручку двери, и та стремительно распахнулась. На пороге князь успел заметить падающую Милену, которая, не ожидая, что дверь так резко откроется, потеряла равновесие. Обертлуг тут же подхватил её, предотвратив падение. Девушка ошарашенно смотрела на него заплаканными глазами. Ранарт вгляделся в её лицо и только сейчас увидел, что оно весьма милое и добродушное. Не похоже на лицо злодейки. Князь взглянул в большие зелёные глаза и какое-то время пристально смотрел в них, словно силясь прочесть мысли, рождающиеся в этой светлокудрой голове. Выражение его лица, как показалось Милене, даже немного смягчилось. Он расцепил свои крепкие объятия и протиснулся между девушкой и дверным косяком.